К началу другого акта

№ 2010 / 38, 23.02.2015

Читая стихи современных поэтов, часто испытываешь чувство растерянности: кажется, что тексты следуют в глухое небытие, в пустоту. И если некоторые из них, безусловно, заслуживают забвения

Читая стихи современных поэтов, часто испытываешь чувство растерянности: кажется, что тексты следуют в глухое небытие, в пустоту. И если некоторые из них, безусловно, заслуживают забвения, то правильно ли будет равнять их с другими, достойными живого душевного отклика? Ведь только отзываясь на поэзию, анализируя сосредоточенное в лаконичных стихах масштабное содержание, мы, читатели, оказываемся в состоянии правильно воспринять и по достоинству оценить её. Стихи Максима Лаврентьева, по-моему, заслуживают не только прочтения, но и отдельного разговора.

На мой взгляд, в творчестве этого автора присутствует чёткая граница между предшествующим периодом нашей истории (не политическим, а эстетико-духовным), в который прошло его детство и по которому он испытывает жгучую и нескрываемую ностальгию, и современностью, где он наблюдает яростную пропаганду бездуховности, оторванность от культуры, причём не только нашей – отечественной или европейской в целом, – но и вообще какой бы то ни было, и, что страшнее – постоянное добивание остатков того, что по инерции всё ещё называют у нас «культурой».

Современные идолы – это «рейтинговые боги» и «поп-арт», современный идеал жизни – «хождение в офис». Но этот глянцевый мир ненастоящий, он зомбирует человека, стремительно расползаясь по стране:

Поедем-ка на Северный Кавказ, И где-нибудь в окрестностях Майкопа По миру иллюзорному хоть раз Ударим из реального окопа.

Лейтмотив бедности современной жизни, вызванной катастрофическим упадком культуры, проходит через многие стихотворения Лаврентьева, сталкиваясь с грустью поэта об уходящем и ушедшем, что когда-то наполняло русскую жизнь и, придавая ей осмысленность и полноту, делало нас живыми.

Бедные рыцари вечного поиска, Что мы искали тогда, подскажите? Есть ощущенье ушедшего поезда В каждом отставшем его пассажире.

Душевную пустоту современника заполняют воспоминания о прошлом; не имея собственной культуры обновлённой России, мы пытаемся ухватиться за давно минувшее, в котором для нас существовал смысл, несовместимый с нынешними реалиями.

К давности стали зорки. Снов составляем опись. О пионерской зорьке Грезим, шагая в офис.

Причиной этой пустоты автор видит страшное преступление – убийство национальной культуры:

А между тем дебилы Пламя добыли треньем, Родину-мать добили Аж в девяносто третьем.

Уничтожая, сметая собственную традиционную культуру, заполняя пустоту существования преходящими ложными идеалами, соотечественники в массе своей всё ещё продолжают остро ощущать духовную бедность и искать культурного обогащения в знаках прошлого.

Менеджеры из фирмы По распродаже раши, Старые смотрим фильмы, Те, что смотрели раньше.

Вообще лейтмотив «убийства» современностью традиционной культуры можно последовательно проследить не только в стихах Лаврентьева, но и в его статьях в «Литературной России». В частности, в развёрнутой рецензии «Убийство Кэрролла» из № 11 (2010 г.) поэт пишет о том, как, по его мнению, попирается классика в недавней экранизации знаменитого произведения английского писателя: «Голливудскими умельцами сделано весьма спецэффектное обрезание – персонажи начисто лишены внутреннего мира, абсолютно кукольны, всюду устранены малейшие намёки на психологизм, присутствует только абсурд, но отнюдь не в привычном смысле мудрого кэрролловского иносказания. Создатели фильма (было бы правильнее называть их не создателями, а уничтожителями), видимо, на полном серьёзе почитают абсурдом всякую глупость. Именно глупостью, нарочитой нескладностью заполнен этот выхолощенный и напудренный, затратный по бюджету, но поразительно бедный по содержанию фильм».

Таким образом, автор отмечает не только общее бездействие современников, поглощённых миром «рейтинговых богов» и не желающих создавать новую культуру в новой стране, но и действие – постоянное уничтожение старой культуры, за которую ещё цепляются люди, попытка заменить её суррогатом, жвачкой, заполняющей пустое пространство, но не заключающей в себе ничего эстетически ценного.

Сложно противостоять такому глобальному отуплению; в человеческой природе заложена боязнь выделиться, оказаться вне толпы, так что даже приверженцы старой культуры зачастую поддаются всеобщему экзистенциальному страху:

Уйдём, покуда в нас не опознали Последних романтических придурков.

При этом они склонны оправдывать себя хотя бы в собственных глазах, ведь они ясно осознают, что совершают сделку, выменивая бесконечно большое (духовность, культура) на ничтожно малое (спокойствие и «мир» с современным миром):

Давай-ка, брат, помолимся поп-арту. Никто ведь не мешает нам продаться. Всегда возможно, побродив по парку, Повеситься – и как бы оправдаться.

«Повеситься» здесь – значит сбежать от агрессивной реальности, как бы заявив: «Я не могу жить в этом мире, я другой, и единственный выход для меня – уйти (в себя, в небытие)». Однако это не оправдывает человеческого бездействия. Реальность не исчезнет сама по себе, если отгородиться от неё иллюзиями, какими бы стройными и красивыми они ни были.

Но возможен ли мостик между старой культурой и современностью? Всё-таки ещё возможен, предполагает автор, и подсказывает нам:

…остаётся Эрмитаж, Кунсткамера, стеклянный шар над Невским.

Или:

В парках гуляли, ходили по булочным, Были с эпохой единым и целым. Всё нам казалось привычным и будничным, А оказалось особенно ценным.

Этот мостик – артефакты культуры – города, здания, книги, всё то, что мы привыкли видеть каждый день и что видели поколения до нас, творения людей, которые нас окружают, свидетели определённой эпохи – это и есть материальное воплощение культуры, к которому следует обращаться, чтобы не пропасть, чтобы уцелеть в бездуховном мире. Будничное, обыденное только тогда и становится «особенно ценным», равно как и всякий миг человеческой жизни, когда посредством творческого перевоплощения реализуется в высоких художественных образах.

Воспользуемся ли мы этим мостиком? Сможем ли мы не потерять окончательно нашу культуру и, отринув соблазны глянцевого «поп-арта», построить нечто новое, ценное? Вслед за поэтом очень хочется верить, что да.

…И мне побожился Автор, Что вовремя мы поспеем К началу другого акта.

Ведь обязательно же должен начаться этот новый акт, новый виток, и он будет продолжением старого, ибо любая культура основана на преемственности, но в нём будет и нечто новое, отражение эпохи, в которой он родился, отражение людей, которые его творили. Это будет наш с вами общий прекрасный акт культуры.

Александра ЛАТЫШЕВА