Упрямства дух нам всем подгадил

№ 2010 / 39, 23.02.2015

За­гад­ка за­клю­ча­лась в са­мом до­ме. До­ме, ко­то­рый ис­чез, и как дав­но, ни­кто не знал. Буль­до­зер­ный вал де­вя­но­с­тых-ну­ле­вых в не­ук­ро­ти­мом стрем­ле­нии но­во­яв­лен­ных де­неж­ных меш­ков к вил­лам, кот­те­д­жам, пент­ха­у­зам не ос­та­вил ни­ка­ких на­дежд да­же ар­хе­о­ло­гам.

Загадка заключалась в самом доме. Доме, который исчез, и как давно, никто не знал. Бульдозерный вал девяностых-нулевых в неукротимом стремлении новоявленных денежных мешков к виллам, коттеджам, пентхаузам не оставил никаких надежд даже археологам. Москва – не Великий Новгород: в ней ни места, ни времени на настоящие раскопки никогда не хватало. А тут вообще Московский бывший уезд, да ещё никогда не появлявшееся на слуху Сколково.





Впрочем, рождению спора это не мешало. Главный свидетель – подробнейшая канцелярская опись строения XVIII века. Что-что, а делопроизводство в Московском государстве со времён Ивана Грозного отличалось редкой скрупулёзностью. Серьёзный оппонент – именно археолог, доктор исторических наук Вадим Егоров, один из руководителей Государственного Исторического музея: он отказывался признать, что в ранние петровские годы могли существовать такие огромные и роскошные по отделке то ли палаты, то ли настоящий дворец. И ещё очевидец – знаменитый путешественник, кстати и живописец, рубежа XVII–XVIII столетий, награждённый в Европе прозвищами «Летучий голландец» – слишком много ездил и описал в своих книгах – и «Прекрасный Адонис» – слишком хорош был собой.






Нина МОЛЕВА
Нина МОЛЕВА

Оказавшийся в Москве в 1700 году по приглашению самого ПетраКорнелис де Брюин встретился с русским царём в Лондоне, в мастерской модного портретиста, который писал портреты их обоих, – «Летучий голландец» увидел русскую столицу совсем иными глазами, чем большинство его предшественников. Его поразило, что Пётр был лучшим синхронным переводчиком с голландского, чем все штатные «толмачи», что многим придворным был знаком и итальянский язык, что в домах придворных было множество европейских музыкальных инструментов, мебели, зеркал, а обои соответствовали модным западным образцам. Всего его этого богатства хватило и на 120 покоев дворца любимой сестры царя Натальи Алексеевны на Воробьёвых горах, откуда он нарисует одну из лучших панорам Москвы.


Единственное, чего не заметил (не захотел заметить?) «Летучий голландец», было исключительное отношение к нему царевны. Наталья Алексеевна брала художника с собой в поездки по Москве и её окрестностям, открыла доступ во все дома, предлагала остаться в штате её придворным живописцем. В то время Корнелис де Брюин, может быть, дороже ценил свою свободу, но под старость признался одной из коронованных немецких собеседниц, что сожалеет о своём решении. Среди мест поездок царевны и художника оказалось и Сколково: удивительнейший дворец даже с точки зрения «Летучего голландца». Имя владельца его не заинтересовало, зато об архитекторе он заметил, что тот близок ко двору и строит в самом Кремле.


Главный покой, или центральный зал, отличался и в самом деле необычно большими для тех лет размерами: он имел девять окон. Вход в него был с парадного, «красного», крыльца, рядом с которым – по русскому обычаю – располагался погреб, а под лестницей – хозяйская баня.


С обеих сторон к главному покою примыкало по шести меньших – каждый на три окна. Эти крылья имели самостоятельные нарядные крыльца, и дороги к ним вели отдельные – прямо от въездных ворот. По отдельным замечаниям можно представить себе и особенности внутренней отделки. Дощатые полы «прикрывались» модным зелёным сукном, потолки, тоже дощатые, «подмазывались» и расписывались. На всех окнах были «тёплые ставни» из плотного красного войлока. Стены украшались китайской шёлковой тканью с разводами – камкой, которой изобиловал с незапамятных времён московский торг. Из мебели ко времени составления описи сохранялось много больших, скорее всего, голландских, шкафов и дубовые раздвижные столы.


Судя по отдельным упоминаниям, в Сколковском дворце бывали иноземцы, происходили какие-то встречи, но всё это до 1720-х годов. В 1727 году Сколково со всеми его строениями и «удобьями» перешло в Дворцовое ведомство. Тем самым остаются две главных загадки: кому оно принадлежало, кто отстраивал и пользовался дворцом и нельзя ли узнать имени строителя.






Пётр I в 1709 году. Рисунок XIX века
Пётр I в 1709 году. Рисунок XIX века

А началось всё, оказывается, с «ухватистого» дьяка Фёдорова Второго Григория. При Иване Грозном описывал он, ещё в качестве подьячего, Орешек, сумел стать дьяком во Пскове, а после кончины страшного царя «показаться» Борису Годунову. Фактический руководитель Московского государства после вступления на престол Фёдора Иоанновича, Годунов, скорее всего, торопился повсюду сменить старых чиновников на от него одного зависящих. Так Фёдоров Второй становится дьяком в Великом Новгороде и быстро начинает «прикупать» повсюду поместья, стараясь приблизиться к Москве. Из числа «гocyдаревых порозжих земель» ему достаётся и Сколково. Выстроив здесь деревянную Рождественскую церковь, он превращает деревеньку в село, а чтобы придать значение своему роду, вносит в московский кремлёвский Успенский собор на вечное поминовение «по себе и по своих родителях» 30 рублей. О детях умерший в 1596 году дьяк не упоминал. Прямых наследников у него не оказалось, так что Сколково пришлось завещать многочисленным племянникам. В селе числилось три вотчинниковых двора с «деловыми людьми» – дворовыми, крестьян же всего семь человек в четырёх крестьянских и трёх бобыльских домах. Зато среди владельцев оказались и знатные люди, вроде князя Петра Мосальского, и влиятельные при дворе, вроде Петра Алексеевича Третьякова.


Вся жизнь Петра Третьякова говорит о том, как мало мы знаем о Смутном времени и какие неверные выводы делаем о боярстве и его отношении к русскому престолу. Достаточно появиться Лжедмитрию I (стоит вспомнить, что на его воззвание первыми откликнулись жители Красного Села, выступили с ним к Кремлю и до конца пришельца поддерживали), как Пётр Третьяков становится дьяком Посольского, а затем Разрядного приказа. За новгородский поход Лжедмитрий жалует ставшего уже думным дьяка вотчиной в Ростове и должностью в Поместном приказе. Состоялось это назначение «у Вора» в январе 1610 года, а уже в ноябре он целует крест королевичу Владиславу и «приносит ему вину». Сохраняя высокую должность в Поместном приказе, он через несколько месяцев оказывается в стане князя Трубецкого и атамана Заруцкого, «державших руку» Марины Мнишек и её малолетнего сына Ивашки. В январе 1612-го он вместе с боярами скрепляет грамоту увещевательную в Кострому и Ярославль подчиниться королевичу Владиславу, а в ноябре того же года оказывается в качестве дьяка Посольского приказа в ополчении Трубецкого и Пожарского под Москвой. После избрания Михаила Романова Пётр Третьяков опять получает думное дьячество и управляет Посольским приказом (иначе говоря, всеми иностранными делами) вплоть до своей смерти в 1617 году. Весь его род оказывается записанным в Синодик Троице-Сергиева монастыря.


Между тем не забывал дьяк-дипломат и о своей недвижимости, постоянно пополняя земельные владения. Хозяйство в Сколкове крепло, число крестьян росло, а в середине XVII века оно перешло во владение не менее влиятельных при дворе бояр Пушкиных, предков великого поэта. Это о владельцах Сколкова напишет поэт со школьных лет памятные всем строки «Моей родословной»:






Упрямства дух нам всем


подгадил:


В родню свою неукротим,


С Петром мой пращур не поладил


И был за то повешен им.


Его пример будь нам наукой:


Не любит споров властелин…


Под гербовой моей печатью


Я кипу грамот сохранил,


Я не якшаюсь с новой знатью


И крови спесь укоротил.


Я грамотей и стихотворец,


Я Пушкин просто, не Мусин,


Я не богач, не царедворец,


Я сам большой: я мещанин.



Первым владельцем Сколкова из Пушкиных стал Григорий Гаврилович, женатый на внучке знаменитого опричника Григория Грязного. Григорий Гаврилович служил воеводой в Пронске, ведал один за другим Оружейным и Ствольным приказами, Золотой и Серебряной палатами, а там и Рейтарским приказом. Иначе говоря, пользовался особым доверием царя Алексея Михайловича.


Из-за отсутствия прямых наследников Сколково оказалось в руках племянников первого хозяина, и в их числе Матвея Степановича Пушкина, видного государственного деятеля времён правления царя Фёдора Алексеевича. К партии Нарышкиных он относился враждебно, а его сын Фёдор Матвеевич вошёл в заговор Цыклера и Соковнина, брата погибшей в земляной тюрьме боярыни Морозовой, чтобы свергнуть находившегося в поездке по Европе – Великом посольстве – Петра.


Заговор не удался. Матвей Пушкин был лишён боярского сана, всех вотчин и сослан в Енисейск, Фёдор Матвеевич повешен. Тем не менее Пётр почему-то решил оставить именно Сколково в роду Пушкиных. В 1699 году село передали Якову Никитичу Пушкину, но тот поспешил избавиться от «сомнительного» владения, продав его А.Д. Меншикову. В Сколкове числилось к тому времени 25 крестьянских дворов, 90 душ мужского пола и большой вотчинников двор с домом. Тот самый, который сохранила канцелярская опись? Или иначе – был ли этот дом построен «Алексашкой» или Пушкиными? Есть и третий, наиболее вероятный вариант.


Меншиков, не имевший ещё семьи и ни на шаг не отступавший от Петра, вскоре решившего перенести столицу на берега Невы, мог переделать или достроить пушкинский дом и сразу же предложить его государю для пользования, в том числе, как свидетельствуют современники, для размещения одной из задуманных царём школ. Туда же попали и некоторые собиравшиеся Петром для будущего музея экспонаты – «раритеты», увиденные «Летучим голландцем». Но главное – он не стал бы строить дом в старомосковской манере, безусловно, неугодной царю. И пусть это пока ещё только предположение, близкий к Алексею Михайловичу Пушкин скорее бы обратился к любимцу царя – основателю живописной команды при Оруженой палате, автору Алмазного трона и строителю кремлёвского Арсенала Ивану Богдановичу Салтанову, специально приглашённому из Новой Джульфы.






Художник Борис ЗВОРЫКИН
Художник Борис ЗВОРЫКИН

Меншиков строил для себя быстро и много, но всё для него кончилось в 1727 году. Дальше была ссылка в Берёзов и смерть. Сколково перешло в Дворцовое ведомство, пока Екатерина II не решила наградить им одного из участников переворота в свою пользу Петра Богдановича Пассека. К Сколкову были прибавлены деревни Немчиново и Мамоново.


Но хозяйствовать Пётр Пассек не умел. «Бояроватый вельможа в неоплатных долгах», по выражению современников, он не радел и о государственной службе. Его постоянное продвижение по ней – четырнадцать лет он состоял генерал-губернатором Белоруссии – зависело целиком от расположения императрицы, которая скорее любовалась внешним видом Петра Богдановича: огромным ростом, осанкой, глубокомысленным видом, превосходно сидевшей одеждой. Все знали, что Пассек каждое утро тратил по два часа на то, чтобы надеть уже приготовленный и старательно завитый парикмахером парик. Назначенный президентом Вольного экономического общества, он за всё время пребывания в этой должности посетил лишь одно заседание. Не справившись с управлением своими подмосковными, он в 1773 году продал их графу Ивану Григорьевичу Чернышеву. Но это уже страницы «светской истории» Сколкова, гораздо важнее те, что остались недописанными в петровские годы.


Вывод Петра по возвращении из Великого Посольства был однозначным: чтобы сделать настоящий рывок вперёд, России нужны инженеры и… основы изобразительной грамоты. В Москве одна за другой открываются «математическая», «навигацкая», военные, медицинская школы. Принципиальным отличием от Запада было включение во все программы изобразительного искусства. Если перевести на язык наших дней соображения современников Петра, человек должен подчинить себе окружающую среду путём материальных – инженерных изобретений, ощущая себя и своё место в этой среде с помощью живописи и рисунка. Именно из этих составляющих складывается «устроение человека в мире», к которому побуждают его силы, заложенные натурой в каждом из нас.


Пётр спешит с реализацией всех своих замыслов. Ещё до первой заграничной поездки закладываются «заводы» и Пушечный двор на огромном Красном пруду, о котором сегодня говорят только названия улиц и переулков. Именно там рубятся (с участием голландских мастеров) первые корабли, на которых Пётр и совершает первые свои плавания. По берегам вырастает целая слобода дворов придворных, в том числе царевны Натальи, Фёдора Ромодановского, Меншикова, самого Петра. У Преображенского, которое принято считать местом первых опытов царя, была иная роль – военная. Там ведал генеральным штабом «потешных» дед А.В. СувороваИван Григорьевич и были сказаны в 1697 году знаменательные петровские слова: «А робяты нам нужны, всем надобностям обученные, СВОИ, потому что каждому от роду положено на своей земле жить и за неё стоять».


Идея петровских современников о двух векторах, составляющих цельность восприятия мира, – материальном и связанном с человеческими чувствами эмоциональном, находит своё яркое проявление при жизни Петра. Пётр тратится на приобретение музея анатомических препаратов доктора Рюйша и одновременно добивается получения для России алтаря кисти Ганса Мемлинга «Страшный суд» ценой отказа от огромных репараций с города Данцига, которому алтарь принадлежал.


И интереснейший путь некогда затронувших Сколковские места идей. «Действенные силы натуры» в представлении современников Петра получают в столь неприемлемой для принципов марксизма-ленинизма теории немецкого мыслителя Гегеля определение «сущностных сил», которые одни принципиально отличают человека ото всего окружающего живого мира.


Сущность человека в действии, создании нового, а не в физическом бытии как таковом. Но поскольку обстоятельства жизни постоянно подавляют это творческое начало, препятствуют его полной и свободной реализации, дело общества (в идеальном варианте – государства) искать средств раскрепощения «сущностных сил».


Через сто лет теоретик искусства и живописец Элий Белютин в своей Теории Всеобщей Контактности предлагает именно изобразительное искусство в качестве подобного средства, общение с которым вызывает наиболее активный и непосредственный импульс творческой энергии, каким бы видом деятельности ни занимался человек. Это утверждение находит своё доказательство в жизнеутверждающем и коммуникативном творчестве его учеников и последователей, мастеров «Новой реальности», самого массового в истории искусства направления профессиональных художников, объединившего более 3000 живописцев, скульпторов, дизайнеров, архитекторов. Сегодня историки многих стран утверждают, что именно выступление «Новой реальности» на выставке в Манеже в 1962 году стало началом преодоления всей советской системы и соцреализма. Именно там, по выражению Виктора Астафьева, стало очевидным, что молодые работники искусств, особенно вчерашние фронтовики, «в пропотелое ярмо душевного рабства не пойдут».


И своеобразный символический круг истории. Пётр предпочёл Сколкову привычные места у Красного пруда, где со временем образовался центр русской инженерной мысли – МГТУ имени Н.Э. Баумана, с начала нового столетия постоянно сотрудничающий с «Новой реальностью». Но МГТУ становится научно-производственной базой Сколкова и предлагает проект «города-мечты» для инженеров и учёных, точно вписав архитектурный ансамбль в границы пушкинской родовой вотчины.


Центр ансамбля – несколько превышающее по высоте остальные здание администрации, увенчанное знаменитой и для многих остающейся неразрешимой «Лентой Мёбиуса». Научные, лабораторные, производственные корпуса, компьютерный центр, коттеджи для учёных, гостиница для приезжающих научных работников, общежитие (точнее – гостиница) для студентов, лицей, на верхнем этаже которого, под стеклянной крышей размещён бассейн, медицинский корпус, дискотека, стадион, ресторан, поля для гольфа и едва ли не главная «изюминка» – музей с подлинными произведениями западноевропейских мастеров XVI–XVII веков, организованный как место размышлений, релаксации и… работы учёных. Для этого все залы имеют специально оборудованные места со столами, компьютерами. Что же касается имён представленных художников, им может позавидовать любой европейский музей: Рубенс, Рембрандт, Эль Греко, Веласкес, Иорданс, Доссо Досси, Тициан, Микеланджело и на верхнем этаже – «Мадонна с книгой» Леонардо да Винчи, одна из самых ранних работ великого итальянца.


Проект «Нового Сколкова» – результат работы большой группы «СВОИХ робят», о которых мечтал ещё Пётр, и, соответственно, без оффшорных расчётов и банковских сложнейших операций. Ректор МГТУ – профессор, доктор технических наук А.Н. Александров, автор архитектурной идеи – профессор, доктор наук, кавалер многочисленных международных наград, член Итальянской Академии современного искусства, кавалер Ордена Почёта РФ и высшей военной награды Польши – Золотого офицерского креста почёта (его имели только три советских маршала – Жуков, Конев и Рокоссовский) Э.М. Белютин, автор научно-методической идеи – профессор, доктор технических наук, лауреат государственных премий, заведующий кафедрой и декан МГТУ В.А. Матвеев.


И если чего-то сегодня в проекте на двадцать объектов не хватает, то это, пожалуй, памятного знака у въезда в мир инженерии и науки: «Родовое гнездо великого русского поэта А.С. Пушкина».

Нина МОЛЕВА

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.