Демон истории

№ 2011 / 7, 23.02.2015

То, что Граж­дан­ская вой­на бы­ла ве­ли­чай­шей тра­ге­ди­ей для Рос­сии, сей­час, ка­жет­ся, при­зна­ют все – и «пра­вые», и «ле­вые», и «ли­бе­ра­лы», и «па­т­ри­о­ты». Обыч­но в этой свя­зи го­во­рят о мно­го­мил­ли­он­ных жерт­вах, го­ло­де, раз­ру­хе и т.п.

То, что Гражданская война была величайшей трагедией для России, сейчас, кажется, признают все – и «правые», и «левые», и «либералы», и «патриоты». Обычно в этой связи говорят о многомиллионных жертвах, голоде, разрухе и т.п. Гораздо меньше – о личных драмах тех участников Гражданской войны, которые осознали (успели осознать), что продекларированная цель их борьбы совсем не соответствовала её сути. Между тем, это – часть старой (если не вечной) историософской проблемы, касающейся расхождений между теорией и практикой социальных движений. Кратко её можно сформулировать так: «Идеи и лозунги политической борьбы и их реальное воплощение».






Худ. А.П. АПСИТ. 1918 г.
Худ. А.П. АПСИТ. 1918 г.

Хорошо известно, какие лозунги в годы революции и Гражданской войны были «написаны на знамёнах» большевиков, чем руководствовались в своей борьбе Ленин и его соратники. Принципиальной основой их мировоззрения являлись идеи воинствующего интернационализма, восходящие к мнению классиков марксизма о том, что «пролетариат не имеет отечества». Конечной целью борьбы большевики провозглашали «мировую революцию», т.е. победу социализма во всём мире, и не случайно идея создания «Земшарной республики» стала одной из самых популярных среди коммунистической молодёжи. Как там у Павла Когана? «Но мы ещё дойдём до Ганга,/ Но мы ещё умрём в боях,/ Чтоб от Японии до Англии/ Сияла Родина моя». И герой Михаила Светлова – «мечтатель-хохол» – пошёл воевать в Гражданскую, «чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать»…


Отсюда и национальный нигилизм большевиков, и их курс на поражение «царизма» в мировой войне, и отношение к России как к «охапке хвороста для костра мировой революции», в чём не устают их обличать современные критики и публицисты патриотической ориентации, находя идейных предшественников большевизма ещё в 30-х годах XIX века в лице тех представителей либеральной, западнически настроенной интеллигенции, которые, подобно В.С. Печерину, признавались: «Как сладостно отчизну ненавидеть/ И жадно ждать её уничтоженья…».


Это, конечно, несколько упрощённая трактовка идеологии большевизма. В реальности всё было посложнее. Далеко не все большевики, особенно рядовые, руководствовались принципами «вульгарного интернационализма». В декабре 1914 году вышла статья Ленина «О национальной гордости великороссов», где признавалось право на это чувство (национальную гордость), правда, лишь когда речь шла о революционных движениях и революционерах. Но не эта статья, допускавшая патриотизм, пусть и в куцых пределах, отражала идеологию большевизма в то время. Многие товарищи Ленина по партии открыто выражали своё несогласие с его статьёй, и, судя по всему, именно они тогда «делали погоду» у большевиков в подходе к «русскому вопросу». Да и сам Ленин был здесь не слишком последователен. Хорошо известно его высказывание 1922 года о русской нации как великой лишь «своими насилиями, великой так, как велик держиморда».


Примечательно, что слово «патриот» нередко становилось в большевистской среде синонимом понятий «контрреволюционер», «враг». Поражают и программные заявления видных деятелей большевистской партии. Нарком просвещения А.Луначарский в 1918 году в своей лекции перед школьными учителями заявил: «Преподавание истории в направлении создания народной гордости, национального чувства и т.д. должно быть отброшено…». И уже после Гражданской войны, в январе 1925 года он же, Луначарский, на Всесоюзном учительском съезде высказался ещё хлеще: «Конечно, идея патриотизма – идея насквозь лживая»…


А чего стоит заявление Л.Троцкого, что русская («дворянская») культура «не внесла ничего существенного в сокровищницу человечества», или откровения Н.Бухарина, включая его знаменитые «Злые заметки» (1927 г.) с их прямо-таки зоологической русофобией!


«Под стать» им были и стихи «комсомольского поэта» Джека Алтаузена, опубликованные в 1929 году и призывавшие расплавить памятник Минину и Пожарскому: «Случайно им/ Мы не свернули шею./ Я знаю, это было бы под стать./ Подумаешь,/ Они спасли Рассею!/ А может, лучше было б не спасать?»


Лишь к середине 1930-х годов после расправ с троцкистами и прочими радикалами у большевиков наступает какое-то отрезвление, понимание того, что без воспитания любви к своему народу и отечеству, без патриотизма не обойтись. И ведь поначалу эти «новые веяния» были тоже встречены в штыки многими партийными активистами. Даже после того, как Сталин 7 ноября 1941 года с трибуны Мавзолея призвал вдохновляться примерами «наших великих предков», некоторые партийцы искренне полагали, что всё это не по-настоящему, что это что-то вроде тактического отступления на «идеологическом фронте», подобно НЭПу. И продолжали разбрасывать на пути наступавших немецких войск листовки с призывами: «Стой! Здесь страна рабочих и крестьян!» Национал-нигилистические настроения оказались крайне живучими в коммунистической среде и многие годы спустя после войны – вплоть до самого последнего времени. Так, популярная журналистка Елена Лосото в 1987 году в «Комсомольской правде» (от 22.05) на полном серьёзе, ссылаясь на Ленина, уверяла читателей, что отечество для нас, советских людей, везде, где социализм…


* * *


Белое движение, напротив, с самого своего начала создавалось и развивалось как движение сугубо патриотическое, как реакция на большевистский интернационализм. Естественное возмущение значительной части русского общества вызывали и «недемократический» путь прихода большевиков к власти, и проявление ими вопиющей безграмотности в области экономики (включая «красногвардейскую атаку на капитал»), и демонстративное глумление над религиозными чувствами народа, и неслыханные по жестокости меры и способы борьбы с политическими противниками (вроде массового захвата и расстрела заложников из числа «буржуазии»). Но главной побудительной причиной борьбы с большевиками было всё же оскорбление патриотических чувств – особенно после заключения в марте 1918 года позорного Брестского мира с Германией и её союзниками. В настоящее время практически все историки признают, что мощное антибольшевистское движение развернулось весной 1918 года лишь тогда, когда поруганный после разгона Учредительного собрания демократизм дополнился оскорблённым патриотизмом огромного числа русских людей. Если уж сами большевики называли Брестский мир «похабным», то нетрудно представить, какие чувства он вызывал у людей, далёких от идей интернационализма.


Из серьёзных учёных ныне вряд ли кто возьмётся утверждать, что против Советской власти выступали прежде всего те, кто лишился своих поместий, фабрик, заводов, магазинов и лавок. Как заметил известный историк Валерий Соловей, «костяк Белой гвардии составляли не капиталисты и помещики, а разночинцы, у которых в общем-то ничего не было. Они воевали за идеалы». В самом деле. Какие поместья и фабрики имелись у Л.Корнилова, А.Деникина, А.Колчака и других лидеров белого движения? Вот слова обращения Корнилова к «русским людям»: «Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России… И предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама Русской земли». А вот что высказал в сердцах в декабре 1917 года полковник (будущий белый генерал) М.Дроздовский: «Как счастливы те люди, которые не знают патриотизма, которые никогда не знали ни национальной гордости, ни национальной чести» (невольно вспоминаются строки уже нашего современника – писателя и поэта Леонида Бородина, навеянные недавней российской «смутой»: «Любовью к Родине наказан я хитроумною судьбой…»).


Но с такими взглядами, с идеей бескорыстного служения России белые были, конечно же, обречены на поражение. У простого народа, т.е. у абсолютного большинства населения России, патриотические идеи и лозунги к 1917 году уже не находили такого отклика, как в начале Мировой войны. Народ устал от войны и разрухи, озлобился. Его одолевали прозаические заботы о пропитании и выживании, и большевики с их обещаниями быстрого построения «рая на земле» были простым людям ближе и понятней. «Народ не с нами. Народ против нас» – вот лейтмотив рассуждений русских патриотов о Гражданской войне, нашедший отражение и в «Белой гвардии» («Днях Турбиных») М.Булгакова. Одни, правда, признавали это с недоумением и горечью, другие – с возмущением и озлоблением против этого самого «народа». Генерал Деникин в своих «Очерках Русской Смуты», написанных уже в эмиграции, был беспристрастнее, но и он главной причиной поражения белого движения прямо называл недостаток патриотизма у русского народа. И по большому счёту был прав…


Однако при всей своей обречённости белое движение сыграло очень важную роль в нашей истории. Оно спасло честь русской нации, честь России, ибо «хороши» были бы русские люди в глазах потомков, если бы безропотно смирились с тем глумлением над своими национальными и религиозными чувствами, которое допускали в ходе своей революции большевики. Права Зинаида Гиппиус: «Если бы Добровольческой войны не было, вечный стыд лёг бы на Россию, сразу нужно было бы оставить надежду на её воскресение».


С течением времени становится всё более очевидным, что в результате разгрома белого движения страна лишилась цвета нации – множества образованных, культурных, высоконравственных, преданных России людей, и это ещё долго будет сказываться на нашем генофонде и менталитете. И перед участниками белого движения нам оставалось бы только снять шляпу, если бы не одно «но», о котором хорошо сказал не кто-нибудь, а один из видных его представителей и идеологов – Василий Шульгин: «Белое движение начали почти святые, а закончили почти преступники…». И в подобных оценках Шульгин был не одинок…


Причин к разочарованию в «белом деле» было много, и они не только и даже не столько в том, что в ходе Гражданской войны белые всё чаще допускали и мародёрство, и жестокие расправы над пленными. Всё это наблюдалось с обеих сторон и было неизбежным в условиях столь жёсткого их противостояния, а красные в проявлениях жестокости «преуспели» гораздо больше (одну директиву Свердлова о расказачивании достаточно вспомнить). Трагедия белых была в другом: оказалось, что на самом деле они боролись не за Россию, а против неё. Пронизанное идеями патриотизма, белое движение в конечном итоге оказалось глубоко антипатриотичным. Такие вот злые шутки порой преподносит история.


Белые армии, будучи оторванными от промышленных центров страны, никак не могли обойтись без поддержки так называемых союзников – иностранных государств, снабжавших белогвардейцев (пусть и плохо) оружием, боеприпасами и обмундированием. И сейчас нет особой нужды доказывать, что помощь эта была отнюдь не бескорыстной, что в России «союзники» имели свой интерес, как правило, не совпадавший с интересами нашей страны и нашего народа. Страны Антанты спешно признавали «независимость» новых государств, одно за другим отделявшихся от России. Войска интервентов творили бесчинства на Русском Севере, в Сибири и на Дальнем Востоке. Стоит вспомнить и унизительную «ноту пяти держав» Колчаку от 26 мая 1919 года (об условиях оказания помощи), и планы отдельных лидеров белого движения (в том числе из окружения того же Колчака) передать часть российских земель иностранцам (от японцев до финнов) в обмен на помощь, а также безоговорочное признание белыми всех иностранных долгов России, грозившее ей полным закабалением… Разве можно считать подлинными патриотами политиков, делающих ставку на помощь интервентов, особо не скрывающих своекорыстных планов в отношении страны, которой «помогают»?


Понимали ли участники белого движения всю двусмысленность положения, в котором оказались? Кто-то понимал. Колчак, например, признавался, что ощущает себя «в положении, близком кондотьеру». Но большинство – вряд ли. Многие, наверное, тешили себя иллюзиями, что как только разгромят «интернационал», то и «союзничков» смогут вокруг пальца обвести…


* * *


Историки и философы нередко употребляют выражение «крот истории». Но применительно к нашей Гражданской войне будет уместнее говорить о «демоне истории», ибо он в те годы «резвился» как никогда, сыграв злую шутку не только с белыми, но и с красными.


Большевики явились главными виновниками Гражданской войны, хотя, конечно, причины социальных катаклизмов 1917 года имеют глубокие корни и их нельзя сводить к чьей-то злой воле – здесь как раз поработал «крот истории». Вместе с тем большевики оказались в России единственной партией с созидательной программой, единственной силой, которая могла покончить с тем разгулом уголовщины и анархии, с тем хаосом, который в значительной мере сама и вызвала. А главное, несмотря на весь свой интернационализм и антипатриотизм, красные, в отличие от прекраснодушных говорунов-либералов, смогли прекратить процесс развала России на «суверенные» куски и отстоять её независимость, изгнав вместе с белогвардейцами и интервентов. То есть объективно большевики-интернационалисты оказались патриотами своей страны. Ещё один исторический казус…


Над ним размышляли и размышляют многие. Ещё философ Николай Бердяев, высланный в 1922 году по распоряжению Ленина из России, отметил «организующую силу» коммунистов, позволившую предотвратить в стране «куда больший народный хаос». В 2005 году известный историк А.И. Уткин назвал большевиков идеалистами, оказавшимися впоследствии «суровыми практиками». Тогда же другой видный наш историк (ныне тоже, к сожалению, покойный) – П.Н. Зырянов при весьма критическом отношении к большевикам и коммунистической идеологии в целом счёл тем не менее необходимым отметить в своей книге о Колчаке одну несомненную заслугу большевиков перед Россией. По его мнению, они положили конец «атаманщине», т.е. скатыванию общества к первичным, догосударственным формам социальной организации. «Придя к власти, – отмечал Зырянов, – большевики сразу стали самыми жёсткими государственниками». Из этого он делает вывод, что белые и красные «не были абсолютными антиподами».


«Я наконец-то понял, почему большевики победили в Гражданской войне, – пишет кинорежиссёр Карен Шахназаров. – Потому, что основная масса российского народа пошла за ними, почувствовав их идейную и, если угодно, духовную силу. Без этого страна рассыпалась бы ещё в 1917 году. Вдохнув в империю новую идеологию, новый смысл, большевики её сохранили и укрепили. К сожалению, достойных преемников через 6-7 десятков лет у них не нашлось».


Роль большевиков в наведении порядка в разваливающейся стране и сохранении российской государственности была замечена и верно оценена многими русскими патриотами задолго до окончания Гражданской войны. Немало «царских» офицеров совершенно добровольно вступали в ряды Красной армии. И не только из числа младшего командного состава – таких, как Н.Крыленко, Н.Щорс или будущий маршал Советского Союза М.Тухачевский. На сторону «пролетарской власти» перешли генералы А.А. Брусилов, А.М. Зайончковский, Ф.В. Костяев, М.Д. Бонч-Бруевич, П.П. Лебедев, полковники Б.М. Шапошников и С.С. Каменев… Всего в 1918–1920 годах в Красной армии находилось более 73 тысяч бывших офицеров императорской армии – около 30% её офицерского корпуса.


Среди большевиков было немало толковых людей. Они хоть и выставляли в пропагандистских целях своих противников защитниками интересов помещиков и капиталистов, но всё же отдавали себе отчёт в том, что на самом деле и прежде всего движет белогвардейцами, а потому (видимо, руководствуясь принципом «цель оправдывает средства») порой были не прочь разыграть и патриотическую карту. Понимая, как сильно компрометирует белых помощь интервентов, большевики, например, вовсю «раскручивали» известную песенку о Колчаке («Погон российский,/ Мундир английский,/ Сапог японский,/ Правитель омский…»). А Ленин в 1920 году позволил себе признаться: «Патриотизм человека, который лучше будет три года голодать, чем отдаст Россию иностранцам, – это настоящий патриотизм, без которого мы три года не продержались бы».


…Последняя революция в нашей стране завершается на наших глазах. Её продекларированные цели и лозунги тоже сплошь и рядом оказываются далёкими от практического воплощения. И вот одни борцы с «тоталитаризмом» сокрушаются, что «целились в коммунизм, а попали в Россию», другие с обидой заявляют, что выходили на баррикады не для того, чтобы Абрамович покупал футбольные клубы… «Крот истории» продолжает свою незримую работу. Но вряд ли дремлет и «демон истории». Что-то он нам ещё преподнесёт?

Николай НИКИТИН,
кандидат исторических наук,
ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.