Приставленный к Твардовскому комиссар

№ 2011 / 27, 23.02.2015

Ког­да се­го­дня вспо­ми­на­ют «Но­вый мир» вре­мён Алек­сан­д­ра Твар­дов­ско­го, то от­ме­ча­ют по­че­му-то толь­ко ли­бе­раль­ную ли­нию жур­на­ла, на­и­бо­лее по­сле­до­ва­тель­ны­ми про­вод­ни­ка­ми ко­то­рой вы­сту­па­ли Вла­ди­мир Лак­шин, Игорь Ви­но­гра­дов

Когда сегодня вспоминают «Новый мир» времён Александра Твардовского, то отмечают почему-то только либеральную линию журнала, наиболее последовательными проводниками которой выступали Владимир Лакшин, Игорь Виноградов, Юрий Буртин и некоторые другие сотрудники этого издания. Но не всё было так просто. Ортодоксальное крыло в «Новом мире» тоже не дремало. Влияние верного марксиста Александра Дементьева на Твардовского в некоторые периоды было не меньшим, чем Лакшина. Сколько он подсовывал своему шефу дребедени, не сосчитать. Этот догматик полжизни отдал на то, чтобы попытаться подогнать Твардовского под свой уровень. Другое дело, поэт не всегда поддавался давлению, но и гнать от себя проверенного революционера не спешил.

Александр ДЕМЕНТЬЕВ

Александр Григорьевич Дементьев родился 4 (по новому стилю 19) апреля 1904 года в Нижегородской губернии в селе Большое-Мурашкино Кляшнинского уезда. По советской классификации его родители были кулаками, за что ещё в середине двадцатых годов они были лишены избирательных прав (в официальных документах говорилось: «за эксплуатацию наёмного труда до революции»).

В 1925 году Дементьев окончил общественно-экономический факультет Нижегородского пединститута и попал учителем истории и литературы в одну из школ города Туапсе. Но юг ему не приглянулся. Спустя три года он перебрался в Ленинград и какое-то время учительствовал в школе № 70 и техникуме при заводе «Электросила».

В чём-то поворотным в судьбе Дементьева стал 1932 год: он поступил в аспирантуру Ленинградского института философии, литературы и истории и стал кандидатом в члены ВКП(б). Сразу после аспирантуры ему предложили место преподавателя в Ленинградском университете. И тут неожиданно вскрылось тёмное прошлое его отца. Партком университета немедленно Дементьева вывел из кандидатов в члены партии. Молодой филолог попробовал сопротивляться. Он подал кассацию.

Пока жалоба ходила по инстанциям, Дементьев успел получить звание кандидата наук. Но на партийную карьеру критика это обстоятельство никак не повлияло. Лишь в 1939 году большие начальники ему намекнули: вступай в партию по-новому, с чистого листа. Так что партийный стаж учёного надо исчислять с весны сорок первого года.

Когда началась война, Дементьева призвали в армию и направили рядовым красноармейцем в 21-ю дивизию. Но в строевой части он надолго не задержался. Вскоре его перевели в редакцию газеты 42-й армии «Удар по врагу». Потом ему предложили повышение и назначили лектором Ленинградского дома Красной армии. Так что все бои прошли без его участия.

После демобилизации Дементьев вернулся в университет и возглавил кафедру советской литературы. Одновременно ему предложили нештатную работу в секторе печати горкома партии. Более того, в 1948 году его избрали кандидатом в члены горкома ВКП(б). Но за большие должности надо было платить. Дементьев добровольно согласился принять участие в гонениях на профессоров-космополитов. Попутно он по требованию начальства взялся за развенчание знаменитой одесской литературной школы. Он, в частности, утверждал, что одесская группа до сих пор «благодаря стараниям ряда критиков и литераторов окружена в глазах отдельных писателей и читателей неким поэтическим ореолом. А между тем, очевидно, что одесская группа литераторов – в их числе и Багрицкий – находилась на декадентских позициях и как никакая другая группа в литературе была заражена низкопоклонством перед иностранщиной» («Звезда», 1949, № 3).

В 1951 году Дементьев, не прекращая борьбы с инакомыслящими, быстро склепал книжку «Очерки по истории русской журналистики. 1840–1860 гг.», которую угодливые литфункционеры тут же выдвинули на соискание Сталинской премии. Подписывая ходатайство, ответственный секретарь Ленинградской писательской организации Анатолий Чивилихин отметил: «Ценность книги А.Г. Дементьева заключается в том, что она направлена против разнообразных идеалистических концепций, теории «искусства для искусства» и т.д.». Однако, к удивлению партаппарата, окружение Сталина кандидатуру прислужника ленинградских погромщиков отклонило.

После смерти Сталина Дементьев понял, что в Ленинграде ему гонения на учёных никогда не простят и рано или поздно отомстят. Выход был найден осенью 1953 года, когда учёного назначили заместителем главного редактора журнала «Новый мир». Однако кто тогда навязал Твардовскому эту фигуру, до сих пор точно неизвестно. Точно установлено другое: вернувшийся в 1954 году в журнал Симонов Дементьева не потерпел и по-тихому выдавил его в Институт мировой литературы им. А.М. Горького.

Новый взлёт карьеры Дементьева случился в конце 1956 года. По решению ЦК КПСС его вдруг поставили на теоретический журнал «Вопросы литературы». Но в кресле главного редактора он просидел чуть больше двух лет, после чего вновь в прежнем качестве заместителя вернулся к Твардовскому в «Новый мир». Подробности тех перестановок до сих пор неизвестны. По одной из версий, Дементьева «подсидел» другой преданный марксист Виталий Озеров, который давно очень хотел получить самостоятельный влиятельный пост, и поэтому его вынуждены были срочно куда-то передвинуть. По другой версии, Озеров никого не подсиживал. Всё якобы решило ближайшее окружение Хрущёва и, в частности, его первый помощник Владимир Лебедев. Вернув Твардовского под нажимом Хрущёва в «Новый мир», партаппарат, озабоченный усилением влияния поэта, в очередной раз обратился к испытанному методу сдержек и противовесов и приставил к несдержанному редактору своего комиссара – Дементьева. На этой гипотезе одно время настаивал, в частности, Солженицын.

Исследовательница Нелли Биуль-Зедгинидзе, защитившая в 1999 году в Женеве диссертацию об отделе критики «Нового мира» в 1959–1970-е годы, заметила, что Дементьев выполнял в журнале роль «ортодоксального проводника идеологии и эстетики марксизма», хотя и вынужден был считаться с неприятием Твардовским некоторых фигур из писательского начальства. Она писала: «Так, уже в одиннадцатом номере «Нового мира» за 1958 год, то есть через четыре месяца после формирования новой редакции «Нового мира» под руководством Твардовского, А.Дементьев первым от лица журнала выступает со статьёй «Заметки критика», в которой даёт бой казённой идеологии одновременно по трём линиям. А именно: выносит резкую оценку роману В.Кочетова «Братья Ершовы», который был задуман как идейный отпор роману В.Дудинцева «Не хлебом единым»; вступает в теоретический спор с консерваторами по вопросам эстетики, критически отзываясь о сборнике «Вопросы эстетики», выпущенном в 1958 году Институтом истории искусств АН СССР; полемизирует с основными положениями книги статей «Очерки о художественном мастерстве писателей» М.Шкерина и тем самым наносит удар по методологии нормативной критики. В статьях «По поводу «реплики критику» Шкерина» (1958, 12) и «По поводу статьи Степана Злобина» (1959, 7) Дементьев продолжает своё активное наступление на литературу и критику консервативного лагеря. В последней статье Дементьев вступается за роман А.Калинина «Суровое поле» (в котором автор поднимал тему несправедливого осуждения Сталиным советских военнопленных), раскритикованный С.Злобиным, и защищает лозунги 20-го съезда партии, провозглашающие «социалистический гуманизм» и «доверие» к людям».

Однако уже в начале 60-х годов Дементьев от всех полемик по современному литпроцессу отошёл, вернувшись к пережёвыванию ленинских статей. В журнале его глупые рассуждения о революционных демократах выглядели как инородное тело. Почему Твардовский с ними мирился, неясно. Не исключено, что так ему под прикрытием демагогических материалов своего заместителя легче было печатать других авторов, несогласных с официозом.

К концу хрущёвского правления выяснилось, что комиссар из Дементьева получился плохенький. Он не оправдал надежд партаппарата и не отговорил Твардовского от публикации не отвечавших партийным установкам писателей.

Новый звоночек для Дементьева прозвенел весной 1964 года. В связи с приближавшимся его 60-летием секретарь Союза писателей России Сергей Сартаков направил в Московский горком партии ходатайство о награждении критика орденом «Знак Почёта». Но власть это прошение проигнорировала, дав тем не менее учёному последний шанс выслужиться. Дементьев сделал вид, что намёк не понял, и шефа не сдал.

Говорили, что поведение критика сильно разозлило главного партийного идеолога Михаила Суслова. Всесильный член политбюро ЦК КПСС дал указание непослушного критика за неподчинение партийной линии примерно наказать. Партаппаратчики предложили Дементьеву, а также ответственному секретарю редакции «Нового мира» Борису Заксу написать заявления об отставке. Те сначала отказались, понадеявшись на заступничество Твардовского. Поэт действительно, когда узнал о давлении на своих сотрудников, встал в позу. Он ещё думал, что его слово наверху что-то да значило. Но Суслов, уклонившись от личной встречи с впавшим в немилость редактором, по телефону пообещал строптивцу пряник: мол, если не будет бузить и согласится с отставками Дементьева и Закса, ему сделают некоторые послабления. И Твардовский на эти посулы купился. Во всяком случае за Дементьева он с пеной у рта больше уже не боролся, хотя и сильно отдалять его от себя тоже не стал.

Похоже, Твардовский знал истинную цену талантам своего бывшего заместителя. Не случайно в своих дневниках он его частенько поругивал. Так, в 1961 году поэт не мог простить ему «проколы» сразу в двух – пятом и шестом номерах. Дементьев в порыве угодничества перед своими покровителями из ЦК партии подписал в печать слащавый очерк во славу хрущёвской любимой кукурузы Б.Рахманова, а также пропустил тенденциозную статью А.Штейна, в которой содержалось осуждение наследия В.Мейерхольда. Потом, 2 апреля 1964 года Твардовской раздражённо заметил, что в Дементьеве «порой просыпаются его прежние инстинкты (о «протесте» и «борьбе» против «беззаконий на местах», т.е. лагере). Позже, 27 июня 1968 года поэт выразил недоумение: зачем Дементьев «по свойственной ему природе изворотливости умягчительной» подсовывает всякую ерунду. Но особенно Твардовского возмутила реакция критика на слухи о засилье в журнале евреев. 5 сентября 1968 года он, услышав хохот Дементьева, тут же его оборвал: «Что же ты смеёшься? – заметил поэт верному марксисту. – Это не смешно, мне по крайней мере». Примолк, как он умеет молчать, когда его лично не касается, и не поймёшь, как он относится к твоим словам. Хитрость, школа житейской мудрости («Я ничего не говорю, не знаю, может быть, совсем иначе думаю, чем ты говоришь, но и тебе не возражаю»)».

Но если Твардовский изначально понимал, кто к нему попал в заместители, он исходил из того, что получил зло меньшее, чем мог бы. Узнав все (или почте все) тёмные и слабые места этого человека, Твардовский, видимо, решил, что это – не худший вариант, что ему быстро удастся обуздать назначенного комиссара и даже в каких-то случаях превратить его в своего союзника. При сопротивлении же ему могли навязать другого политрука, более жёсткого, хваткого и непримиримого. А это Твардовскому надо было?! Ну а потом редактора и его заместителя примирил (или смирил) быт. Они оба оказались соседями по дачам на Красной Пахре и оба были не прочь пропустить рюмку-другую.

Что интересно: Суслов, убрав Дементьева из «Нового мира», окончательно верного марксиста на пенсию не проводил. Проштрафившемуся комиссару предложили вернуться в Институт мировой литературы и возглавить один из ключевых отделов, изучавший современный литпроцесс. По сути, на него возложили ответственность за промывку мозгов молодёжи.

И Дементьев не подвёл Суслова: вскоре он вместе с такими же догматиками, как сам, Л.Плоткиным и Е.Наумовым, подготовил очень ущербный учебник по литературе для десятых классов. Его оппонент Михаил Лобанов позже вспоминал: «Личность Александра Дементьева, этакого окающего вроде бы простеца-русака, довольно характерна для «перепада времён». В своё время (конец сороковых – начало пятидесятых годов) он громил космополитов в Ленинграде, потом превратился в их холуя. Ещё до этой статьи у меня была с ним такая история. Где-то в конце шестидесятых годов в «Молодой гвардии» была опубликована моя статья об учебнике по советской литературе. Вместе с соавторами Л.Плоткиным, Е.Наумовым А.Дементьев так рассортировал литературное хозяйство, что «все смешались шашки, и полезли из щелей мошки да букашки». В их школьном учебнике даже не упоминались такие имена, как А.Платонов, М.Булгаков, С.Сергеев-Ценский, Б.Шергин, походя говорилось о крупных русских писателях, зато по целой странице отводилось Евтушенко, Вознесенскому, Окуджаве, Р.Рождественскому, за ферзей выдавались литературные пешки. Я и не думал, что моя рецензия вызовет такой бум. Всколыхнулось всё Министерство просвещения, оттуда неслись жалобы, возмущения в ЦК ВЛКСМ («Молодая гвардия» была журналом ЦК комсомола), в ЦК партии: молодёжный журнал вмешивается в учебную, педагогическую литературу! Подрывает доверие к ней миллионов учащихся школ! Вот какой непредвиденный резонанс могло иметь тогда самое заурядное критическое слово, даже косвенно задевавшее то, что называлось «коммунистическое воспитание»! Около десятка лет переиздавался изготовленный А.Дементьевым с двумя соавторами учебник, фальсифицировавший русскую литературу, написанный таким серым, суконным языком, который мог вызвать у школьников разве лишь отвращение к литературе. После прочтения моей рецензии мне позвонил Леонид Иванович Тимофеев и рассказал, что его собственный учебник по советской литературе долгие годы лежит без движения в Учпедгизе, «может быть, теперь лёд тронется». Не знаю, тронулся ли…» (М.Лобанов. В сражении и любви. М., 2003).

Но вот Твардовского качество учебников Дементьева очень даже устраивало. Может, потому, что ему-то в них было уделено просто непомерное внимание. Поэт, видимо, считал, что критик будет обслуживать его до конца своих дней и никогда ему не изменит.

Дементьев и вправду от Твардовского ни тогда, ни потом не отрёкся и сохранил ему верность. Но его неумные действия принесли поэту не столько пользы, сколько вреда. А в 1969 году он вообще подвёл Твардовского, что называется, под монастырь, пробив в «Новом мире» свои безграмотные литературные заметки «О традиции и народности».

Позже многие новомирцы утверждали, что, печатая Дементьева, они выступили против шовинизма за интернационализм. Другой сподвижник Твардовского – Алексей Кондратович вспоминал: «О чём была статья Дементьева. Об усилившихся в то время неославянофильских тенденциях, давших знать себя, как ни парадоксально на первый взгляд, в молодёжном журнале «Молодая гвардия». Всё русское – прекрасное, всё не русское – гниль, Запад, оттуда добра не жди. Старая-престарая песенка. Однако в официальных кругах её слушали поощрительно. Квасной патриотизм всегда был у нас в чести. <…> Дементьев осторожно, но внятно сказал, что это увлечение стариной не так уж безвредно и что помимо национальных чувств бывают и интернациональные и т.п. Высказал то, что считается прописями. Но нет ничего опаснее, чем трогать любезный нам патриотизм. Вот повод и пища для демагогии. Многие подрывались на этом минном поле. То же произошло и с Дементьевым» (А.Кондратович. Новомирский дневник. М., 1991).

Но Кондратовича то ли память подвела, то ли он сознательно многое исказил. Дементьев в своей малограмотной, невнятной статье, по сути, отказал писателям в праве на историческую память. Не имея своих мыслей, он спрятался за бесчисленные цитаты из Маркса и Ленина. Страшным преступлением для него оказалось то, что его оппоненты апеллировали к аргументам К.Леонтьева и В.Розанова без ссылок на первоисточники (Дементьев ведь вслед за властью видел в этих мыслителях лишь одних мракобесов).

По-хорошему, Дементьеву стоило не с идеями бороться, а со спекуляциями на патриотической почве, высмеивать бездарные опусы какого-нибудь Валентина Сорокина или Владимира Фирсова. Но в плане художественного анализа текстов верный оруженосец Твардовского всегда был беспомощен.

Кстати, Солженицын предупреждал Твардовского, что публикация схоластической статьи Дементьева принесёт журналу лишь один вред. Но новомирская гвардия опытного зэка не послушала.

Почвенники выпады марксистского критика, естественно, не стерпели и подготовили свой меморандум, вошедший в историю как ответ «одиннадцати» в софроновском «Огоньке». Но он оказался таким же бездарным, как и материал бывшего борца с космополитами. Обиженные литературные генералы полезли защищать бредовые стихи Н.Рыленкова, И.Савельева, прозу каких-то Сизовых и Барышевых и прочую графоманию. Уж лучше промолчали бы.

Интересно, что Дементьев после публикации статьи сначала ходил королём. Ведь о нём засудачил весь писательский мир. А после появления ответа «одиннадцати» им заинтересовалась уже и Европа. «Наш осторожный, диванный Ал. Григ., – засвидетельствовал 27 июля 1969 года в своём дневнике Твардовский, – популярнейшее имя сегодня для художественной интеллигенции мира». Но кончилось всё плохо. Вскоре разогнали и «Новый мир», и их оппонентов – журнал «Молодая гвардия».

Досталось и Дементьеву. Его в 1970 году вынудили уйти теперь и из Института мировой литературы. «Бедный Алгриг! – восклицал в своём дневнике Твардовский. – Вчера зашёл к нему с принятым у нас некрасовским:

Ну, говори поскорей: Что ты слыхал про свободу?..

– Ничего не слыхал, – начал было он, поднимаясь с кушетки и тотчас поправился: – Вот как раз сам освобождён от работы в институте…

В числе четырёх докторов наук (Тагер, Евнина, ещё кто-то) он (Дем) подал заявление в местком, который, естественно, имел готовое решение, которое и вынес в присутствии Сучкова, попивавшего чаёк (один он). Д<ементьев> говорил складно и неопровержимо подготовился, но что ж он думал, бедняга. М. пр., вшили ему (на словах) «новомирское направление», но на бумаге отпустили с миром, чтобы самим не увязнуть <…> Выкорчевали» (запись от 25 мая 1970 года).

Умер Дементьев 23 марта 1986 года в Москве.

Вячеслав ОГРЫЗКО