Страшное прошлое и настоящее

№ 2011 / 33, 23.02.2015

Евгения Михайлова – профессиональный журналист. Готовила журналистские расследования для ведущих изданий и Первого канала. Теперь она более известна как автор детективов

Евгения Михайлова – профессиональный журналист. Готовила журналистские расследования для ведущих изданий и Первого канала. Теперь она более известна как автор детективов – жестоких, беспощадных, как наша жизнь, но – справедливых.

Евгения МИХАЙЛОВА

– Как спасаетесь от московской жары?

– В последние три года от московской жары я спасаюсь непосредственно в этой самой московской жаре. Способы самые банальные – прохладная ванна, холодный душ, мокрое полотенце в качестве домашней одежды. А вообще я люблю жаркое лето. Поскольку очень не люблю промозглую, скользкую зиму, осеннюю грязь и серость. Сейчас, конечно, всё немножко чересчур, но, выходя со своим собачьим стадом четыре раза в день (я с ними гуляю в две серии), я говорю себе: мы греемся. Впереди холода.

– Чем, по-вашему, хороший детектив отличается от плохого?

– Хороший детектив подчиняется законам хорошей литературы, плохой – волнам рынка. Не стану распространяться, тема безграничная, просто приведу один пример гениального детектива – «Драма на охоте» Чехова. Убийство молодой женщины, несколько подозреваемых, сплетение мотивов и страстей… И чистая изысканная форма, простой и совершенный язык. И такая психологическая глубина, столько печали и боли автора, что детективом вроде бы нельзя назвать. А почему? Это отнюдь не ругательство. В некоторых случаях – констатация или комплимент.

– Сейчас так много разных детективов на полках книжных. Вы сами любите читать их? Можете посоветовать кого-то из современных авторов?

– Я читаю сейчас как минимум в сотни раз меньше, чем мне хотелось бы. Проблемы со свободным временем. Но когда читаю, не связываю это с жанром. Покупаю или беру у знакомых «запойных» читателей то, что на слуху. Мне понравился «Зелёный шатёр» Улицкой. Читала в отзывах в Интернете критику, связанную с тем, что на самом деле диссиденты были другие. Ну, это против всякой логики. Было такое уникальное время и место на земле, когда диссидентами стали абсолютно разные люди, ни в чём и ни перед кем не виноватые. Практически в каждой интеллигентной семье свои воспоминания. У меня была тётя в Питере, её отца посадили за какую-то газету на рабочем столе. Посидел совсем чуточку. Амнистировали, реабилитировали… И они с его матерью до конца его дней каждый вечер закладывали длинные ватные тампоны с йодом в глубокие, круглые раны на его теле. А одна моя соседка, жена довольно известного диссидента, рассказывают, вовсю торговала валютой и шмотками. Это было. И то, что хороший писатель оставит в литературе своё, очень обоснованное и подробное повествование о почти нереальном времени, жизни и смерти в нём, – это очень важно. Из учебников об этом никто ничего не поймёт.

С удовольствием прочитала сборник новелл Мураками «Ничья на качелях». Сначала подумала: да это не рассказы, что-то вроде эссе. А потом так затянуло. Даёт он, к примеру, отстранённую, чёткую, ювелирно-детальную характеристику девочке – красавице и отличнице, которая вошла во вкус морального истребления своих поклонников. Эпизод почти близости, которая осталась неразгаданным воспоминанием. И вдруг остро понимаешь: это трагический характер, дальше будет беда.. И беда случилась. Почему он не написал душераздирающий роман? Так он же всё сказал…

Совершенно неожиданным открытием стал для меня сборник рассказов Захара Прилепина «Грех и другие рассказы». Раньше этого автора не читала. Рассказы не все одинаково хороши, но я и смеялась, и сдерживала слёзы, и с трудом отрывалась от книги. Она написана вдохновенным писателем, отлично владеющим языком, который знает, как задеть центры главных эмоций читателя, и умеет вовремя поставить точку.

– Ваш последний роман «Исповедь на краю» – об очень страшных вещах. Вам не было самой страшно об этом писать?

– Было страшно писать. Было ещё страшнее узнавать о преступлениях против детей, когда я занималась сиротами: делала телепередачи и фильмы о Домах ребёнка, снимала репортажи с участием малолетних проституток, писала книгу о детском доме, участвовала в качестве свидетеля в делах против жестокого обращения с усыновлёнными детьми. В детективе я спасла, кого смогла. В жизни всё гораздо мрачнее. Защита слабых в нашей стране не является приоритетом. Причин много, но одна из основных – общество погружено в ядовитый раствор безразличия. Тем, кто уцелел, очень трудно найти свой круг. Одиночество в толпе как никогда актуально. С этой книгой связан ряд интересных совпадений. Чудесный редактор, с которой я работала, попросила меня связать её с кем-то из Домов ребёнка. Хотела игрушки привезти. Книжка уже вышла. Я, конечно, стала звонить прототипу Валентины Петровны – главврача Дома ребёнка в романе. И… узнала, что она совсем недавно умерла. Просто сердце не выдержало. Она за каждого брошенного младенца боролась, как за последнее дитя на земле. Я посмотрела на обложку, а там пронзённое сердце, по цвету расколотое пополам.

– Вы окончили журфак МГУ и много лет работали по специальности, занимаясь важным и нужным – журналистскими расследованиями. А потом вдруг бросили всё в один миг. Почему?

– Контакты с газетами и журналами действительно прервала в один миг. В самый плохой миг, когда стало ясно, что мой муж смертельно болен. Но вообще со штатной работой в самой в то время влиятельной и популярной газете я покончила задолго до этого. Меня пригласили в комитет профессиональных литераторов России. В их уставе был замечательный пункт: нельзя работать в штате, только творчество. Мне показалось, что мне сказали: лети, – свобода… А потом, когда примерно в одно время подписала договор на книгу, приняли сценарий художественного фильма, продолжался цикл авторских передач на ТВ. Появились новые газеты и журналы, в которых я подписалась вести рубрики или колонки… Мамочка моя, – запаниковала я. – Легче удавиться. Где моя газета, куда меня привозили в 10 утра и в определённый день давали зарплату? Где мой строгий начальник, который говорил: «Вы опять вчера ушли раньше и не ответили на пять писем». Помню, приехала как-то после ночного монтажа, провалилась на пару часов, и снятся мне младенцы с поросячьими хвостиками. Просыпаюсь и говорю себе: стоп. Воровать у Маркеса сюжеты во сне – это начало конца. Нужно всё привести в порядок, отдохнуть, отоспаться, выбрать главное… В общем, собралась немного.

– Темы детективов вы берёте из своего журналистского прошлого?

– И из журналистского прошлого, и просто из прошлого, и из настоящего. Мне очень интересны люди. И то, что с ними происходит. А с ними всё время что-то происходит. Немного вымысла, интриги, и спокойные с виду соседи становятся персонажами детектива. В одной книге есть чуть ли не весь мой дом. Не все во фраках, мягко говоря, но авторские экземпляры расхватали и побежали в магазин. И никто не в обиде. Я очень часто использую факты даже не профессионального опыта, а личной жизни. Меняю немного суть, людей, обстоятельства, зато сама уверена в том, что это достоверно.

– О чём бы вы никогда не стали писать?

– Я считаю, писать нужно о том, что хочется. По природе я очень откровенна. Просто знаю, о чём больно даже думать. Хотя иногда хочется это осмыслить. Историю моей первой любви, первого брака. Мы были Ромео и Джульеттой. Мне не было четырнадцати, когда мы встретились, ему – шестнадцать. Любовь была сумасшедшей, семейная жизнь – адом. Он умер от горя, когда мы расстались. История Шекспира закончилась счастливо, получается.

– Некоторые читатели считают, что ваших героев сложно представить живыми, потому что романы состоят из фактов, событий, преступлений, которые цепляются одно за другое. И герои отступают на второй план. Вы делаете это осознанно?

– В «Озоне» в одном отзыве на какую-то книжку написано обратное: что я слишком интересуюсь отношениями людей, из-за чего детективная линия уходит на второй план. На самом деле – я не «пишу убийство». Я рассматриваю, что происходит с людьми, которые оказываются в зоне преступления. С ними может такое происходить, чего они сами о себе не знали. Никто не знал их с такой стороны. Но подавать героев я сознательно стараюсь в действии. Читатель сам разберётся, плохой он или хороший. Так поступил бы он сам, или иначе.

А вообще многие из них рядом с нами, просто люди не слишком друг друга разглядывают. Например, Наташку из «Две причины жить» я собственными руками притащила к её приёмной маме – моей приятельнице, – из дошкольного детского дома. Была она в коросте и вшах. Вопила, когда всего этого её лишали. Далее немного по тексту, потом совсем не так было в жизни.

– Кто ваш читатель?

– Не знаю. Есть одна девушка-полицейский, с которой я случайно познакомилась, оказалось, она – мой читатель. Есть знакомая – доктор филологических наук, которая однажды попросила что-то почитать по дороге на лекции. Днём мы встретились, она сказала, что на лекцию не поехала: зачиталась. Вообще, конечно, профессиональные литераторы никогда не признаются, что читают современные детективы. На самом деле читают, точно знаю. А вот учёные детективы любят, причём не просто, чтобы время убить. Мой сын – физик, он, его друзья и бывшие преподаватели читают детективы, потому что это тренирует мозг. Ну, не все, конечно, детективы. Юля – редактор после книги «Спасите наши души» взяла рыжего пса из приюта. То есть меня, конечно, интересуют в первую очередь читатели, которых я знаю, которые мне нравятся. Остальных как узнать…

– Вы спасаете животных, которые попали в беду, целенаправленно заходите на сайт «Пёс и кот», откуда столько душевных сил и терпения? Ведь со спокойным сердцем читать этот форум просто нереально!

– Я туда попала не по избытку коммуникабельности, а по беде своей. Умер муж, мы были неразлучниками, я не то что работать, – читать разучилась в прямом смысле. Не ела, не спала. Денег нет, сил нет, в квартире три свои собаки. Дышать не хотелось. Подруга силой потащила к какому-то терапевту. Она так мило говорит: «У вас всё в норме в принципе. Кроме веса. Надо есть. Но если вы не хотите жить… В медицине есть понятие «парная смерть». Впрочем, могу выписать антидепрессант, от которого мой муж-бизнесмен просто летает». То есть она не шутила, не воздействовала сознательно на психологию. Она просто так думала. Подействовало. Пришла я, посмотрела в три пары собачьих глаз, которым больше не на кого надеяться, и поняла, что «не хотеть жить» – большая роскошь, летать мне нет причины, но собак кормить и лечить надо. А на улице эти бедолаги… И меня по-прежнему тащат к местам, где щенки родились, кто-то поселился, осиротев, в виварии усыпляют… Ну, нашла форум, где можно сказать: может, вместе кого-то вытащим? Вытаскивали, пристроены больше 20 собак, многие благодаря Лене Светловой, редактору рубрики «Дай лапу» в «МК». По её заметкам всегда самые лучшие звонки. Больше всего я благодарна «ПИКу» за Шоколада, неземной красоты пса, которого искалечили в Верее добрые люди после смерти хозяйки. Маша Чупова, преподаватель римского права, привезла его ночью на передержку, были тяжёлые дни, сложные операции, выхаживание, восстановление в другой ситуации. Ездовая собака с имплантом коленного сустава… Вот тогда вернулись силы, потому что Шоки – моя любовь. Лежит сейчас на моей ноге.

А вообще – что касается сил: легче сделать, чем пройти мимо, а потом терзаться, рвать душу… Если очень честно, я была удивлена тому обстоятельству, что есть такое количество самоотверженных людей. Это число гораздо меньше количества всех пользователей. Как всегда и везде: мотивы разные. Но всё равно. Я думала, таких вообще не бывает.

– Как вы считаете, почему в нашей стране так много брошенных и покалеченных животных? Откуда такая жестокость?

– Ответ в принципе в вопросе. Брошенных и искалеченных животных много, потому что в обществе доминирует жестокость. Она поощряется: у нас, что, судят тех, кто выбрасывает или истязает животных? У нас, что, есть законы, которых боялись бы жестокие, морально неполноценные люди? Понять они ничего не могут. Они должны подчиняться законам цивилизованной страны. Раз нет таких законов, нет такой страны.

– Что должно измениться в сознании людей или в законодательстве, чтобы с улицы исчезли выброшенные и покалеченные домашние животные?

– Сознание в данном вопросе вторично. Нужен полноценный, проработанный закон о жестоком обращении с животными. Он всё не принимается, потому что сейчас под его действие попадут идеологи муниципальных мега-приютов, ада для животных и тех, кто это видит. Представители власти на местах, коммунальные службы, само собой. Приличные финансовые потоки, обходя клетки и миски, кормят тех, кто, видимо, ест не знаю уже за какое поколение потомков.

– Над чем сейчас работаете?

– Я заканчиваю роман о талантливом математике, человеке не от мира сего, который случайно стал свидетелем страшного преступления. Он не смог его предотвратить. Он попытался бежать даже от мыслей о том, что увидел. Но попал в ловушку порядочности и сострадания. Он будет искать преступников. Его мир приобретёт совсем другие очертания и краски.

Беседу вела Любовь ГОРДЕЕВА