Блещет мысль, избежавшая праха

№ 2011 / 40, 23.02.2015

Валентину Асмусу какие только ярлыки не навешивали. Его называли и философской тенью Бухарина, и воинствующим кантианцем и последним меньшевиком. При этом сколько поэтов посвятили ему стихи.

Валентину Асмусу какие только ярлыки не навешивали. Его называли и философской тенью Бухарина, и воинствующим кантианцем и последним меньшевиком. При этом сколько поэтов посвятили ему стихи. Яков Козловский, к примеру, очарованный лекциями философа в Литинституте, подарил учителю вот эти строки:







Время нас проверяет, как лакмус:


– Чем ты дышишь? а ну, отвечай! –


Валентин Фердинандович Асмус


Пьёт из белого блюдечка чай.



Кто-то хохочет, аж, гога-магога,


Чтоб земная заржавела ось.


Нынче псевдофиловодов много


От большой суеты развелось.



Но спокоен, добрый мой гений,


Не меняет под модный галоп


Ни оценок своих, ни суждений


И на звёзды глядит в телескоп.



Стала б логика школьным предметом,


Но безумья он дал ей права


В день, когда над почившим поэтом


Молвил слово устами волхва.



В одиночестве слушает Баха


Он, достойный собрат могикан.


Блещет мысль, избежавшая праха,


А над нею грохочет орган.







Валентин АСМУС
Валентин АСМУС

Валентин Фердинандович Асмус родился 18 (по новому стилю 30) декабря 1894 года в Киеве. Его отец был счетоводом и ради заработков вынужден был служить в Донбассе, в конторе стекольных заводов Константиновки, поэтому сын долгое время воспитывался без него, у родни в Киеве. Окончив в 1913 году Киевское реальное училище, парень впоследствии подал документы в Киевский университет и потом прошёл полный курс сразу по двум отделениям: русской филологии и философии. У него уже тогда прорезалась исследовательская жилка: не случайно в 1918 году, за год до выпуска, ему за сочинение «Зависимость Л.Н. Толстого от Спинозы в его религиозно-философских воззрениях» присудили премию имени Льва Толстого. Рецензировавший эту работу профессор В.Зеньковский отметил, что «Асмус стал на совершенно правильную методологическую точку зрения: он отдельно проанализировал учения Толстого и Спинозы, что дало ему возможность установить эволюцию воззрений обоих мыслителей, затем дал сравнительный анализ обоих учений, а затем поставил вопрос о влиянии Спинозы на Толстого. Первые две задачи выполнены автором очень хорошо: не только воззрения Спинозы, много раз бывшие предметом исторического изучения, но и воззрения Толстого, не до конца изученные, обследованы полно и обстоятельно, причём автор, при полном знании литературы, обнаруживает несомненную самостоятельность. Главы, посвящённые Толстому, гораздо обстоятельнее глав, посвящённых Спинозе, но эта неравномерность внимания автора вполне оправдывается тем, что в своих выводах он идёт самостоятельным путём. Привлечение художественных созданий Толстого к анализу его религиозно-философских воззрений должно быть признано очень удачным и по замыслу и по выполнению».


После защиты диплома Асмус остался в альма-матер и несколько лет преподавал в университете эстетику. Тогда в советской философии тон во многом задавал венгерский эмигрант А.Варьяш. Но киевский самородок считал, что этот учёный грешил вульгарным социологизмом, и позволил себе его резко раскритиковать в журнале «Под знаменем марксизма». Естественно, комиссары от философии сразу всколыхнулись: мол, как какой-то мальчишка посмел замахнуться на признанный авторитет. От расправы Асмуса спасло вмешательство двух других философов: А.Деборина и И.Луппола. Это по их протекции молодого и отчаянного киевского преподавателя в 1927 году позвали в Москву, доверив ему курс лекций в Институте красной профессуры.


Но Асмус не стал ограничивать себя одной лишь философией. Ему были интересны также музыка и поэзия. Не случайно в Москве он быстро сошёлся с Ильёй Сельвинским и Корнелием Зелинским.


Однако усиление позиций конструктивистов никак не вписывалось в планы рапповцев. Поэтому в юного профессора очень скоро полетели первые критические стрелы. Асмус же в ответ затеял свою игру. Как рассказывала историк литературы Н.Громова, «19 декабря 1929 года Асмус выступил в Политехническом музее на вечере конструктивистов и внезапно обрушил на них целый поток критических замечаний. Он говорил, что в сборнике «Бизнес» не учитывается обострение классовой борьбы, что главный общий враг – буржуазия и буржуазная литература, на которую они не обращают внимания. Хитроумная тактика Асмуса (оказалось, он выступал с подачи самих конструктивистов) успеха не принесла. Асмус пытался прикрыть товарищей слева как философ-марксист, привнеся в идеологию группы тезис Сталина о нарастании классовой борьбы» (Н.Громова. Узел. М., 2006).


Однако выступление учёного должного эффекта не дало. Распад литературной группы уже был предопределён. Первым конструктивистов покинул Владимир Луговской. Впоследствии Асмус покаялся перед вдовой поэта. Он уже в 1973 году признался: «Когда я в грешные дни моей молодости находился в группе «конструктивистов» (было и такое!), я считал его самым талантливым и интересным во всём их кругу, и я очень сочувствовал Сельвинскому, когда В.А. их оставил. Для Ильи Львовича потеря Луговского была страшной невосполнимой потерей, несравнимой с потерей Багрицкого, и счастье Сельвинского, что вскоре после ухода В.А. все литературные объединения были распущены <…> А знаете ли вы, что В.А. нежно называл меня «Валичка»?»


Оказавшись в эпицентре литературных схваток конца 1920-х годов, Асмус находил время и для продолжения занятий философией. Причём в этой области он добился более значимых успехов, нежели в обслуживании интересов конструктивистов. Не случайно его первые книги «Диалектика Канта» и «Очерки истории диалектики в новой философии» вызвали бурные дискуссии чуть ли не во всех университетских центрах Европы. Одно из свидетельств тому – рецензия опального философа Николая Бердяева, опубликованная в парижском журнале «Путь». «Книга В.Асмуса, – подчёркивал Бердяев, – есть показатель существования философской мысли в советской России. Автор «Очерков истории диалектики» имеет философскую культуру, он знает историю философии, имеет вкус к философствованию, любит великих немецких идеалистов. Образовался он ещё на старой русской культуре. Но книга В.Асмуса, совсем не плохая, обнаруживающая философские способности, производит мучительное впечатление смешением двух стилей, свободно философского и советски казённого. Всё время чувствуется, с каким трудом пробивается философская мысль через гнёт коммунистической цензуры. Во что бы то ни стало нужно доказать, что все великие философы склонялись, хотя и недостаточно сознательно, к материализму, и Декарт, и Спиноза, и даже Кант. И это как-то приклеено к рассмотрению философов по существу. Автор свободно и по существу философствует только тогда, когда он забывает, что он марксист и что советская власть требует от него материализма».


Бердяев одного не учёл, что эта якобы «забывчивость» могла стоить Асмусу ни много ни мало – свободы. Во всяком случае, именно к этому вела показательная порка, которую в начале 1930-х годов Агитпроп устроил журналу «Под знаменем марксизма». Тогда комиссары из всех орудий открыли огонь по главному покровителю Асмуса – Деборину. Известный учёный был обвинён партийными функционерами в «меньшевиствующем идеализме». Вслед за Дебориным начальство собиралось устроить экзекуцию и Асмусу. Но потом выяснилось, что молодой соратник Деборина беспартийный. В итоге Асмус отделался малой кровью, его всего лишь изгнали из Академии комвоспитания, но разрешили устроиться главным редактором в какое-то техническое издательство.


В 1933 году Асмус выпустил интересную книжицу «Маркс и буржуазный историзм». Но апеллирование к коммунистическим богам ему не помогло. Эту работу философа в пух и прах разругала «Правда».


Продолжая заниматься философией, Асмус никогда не забывал про поэзию. Мало кто знал, что он первым в 1935 году поддержал молодого стихотворца из Смоленска Александра Твардовского. Именно в его доме состоялась первая публичная читка поэмы «Страна Муравия». «Читал у Асмусов», – писал 10 августа 1935 года Твардовский в своём дневнике. Если верить рабочим тетрадям Твардовского, Асмус после читки сказал: «Настоящее произведение. Между прочим, оно показывает, что поэт в силах показывать жуткие, трагические вещи, классовую борьбу без «рыканья» и оскаленных зубов. Инфантильность местами». Потом Асмус отдал в газету «Известия» свою рецензию на книгу стихов поэта, в которой он подчеркнул, что Твардовский – поэт светлой тональности, «которому есть что сказать и у которого свой голос» («Известия», 1935, 12 декабря).


Осенью 1936 года руководство Союза советских писателей обратилось к литературоведам с просьбой поделиться планами, рассказать о своих нуждах и оценить уровень критики. Откликаясь на это обращение, Асмус 26 октября отправил на имя В.Ставского следующий ответ: «Из моих последних работ в ближайшее время выходят в свет:


1) Предисловие к публикации пяти до сих пор неопубликованных философических писем П.Я. Чаадаева («Литературное наследство», № 22, 24).


2) Вводная статья к поэме «Лукреция» (изд. «Академия»).


3) То же в издании Гослитиздата.


4) Сборник «Классики античной эстетики», составленный мною с моей вводной статьёй и примечаниями, 22 печат. листа (Изогиз).


В настоящее время работаю над окончанием книги «Эстетика классической Греции» – по договору с Гослитиздатом. Уже написаны и сданы в издательство 12 листов; осталось дописать 4/5 лист.


Кроме того, работаю над статьёй «Философские и эстетические корни русского символизма» – по договору с «Литературным наследством» и над статьёй «Эстетика Пушкина» – по договору со «Знаменем».


В ближайшие дни заканчиваю – для «Советского искусства» статью «Мы – наследники античного искусства» (для ноябрьского номера).


Что мне мешает в работе? Особых помех не испытываю. Обладая большой трудоспособностью, пишу медленно, так как веду огромную педагогическую работу как профессор философского Института красной профессуры и как профессор Высшего коммунистического института просвещения, а также научную работу как профессор Института философии Академии наук СССР.


Как литературовед часто бываю угнетаем мыслью о никаком уровне нашей критики, удивляюсь нежеланию (и неумению) наших критиков работать над повышением своего культурного, философского и эстетического уровня, с трудом пробираюсь сквозь чащу стилистической небрежности и убийственной, наводящей тоску шаблонности, которой отличается способ мышления и способ выражения многих критиков».


Меж тем над Асмусом уже был занесён меч. Влиятельные оппоненты, зная о его тесном в середине 30-х годов сотрудничестве с «любимцем партии» Николаем Бухариным, стали добиваться крови учёного. Сигнал к атаке на мыслителя раздался в марте 1938 года. Недоброжелатели поместили тогда в стенной газете Института философии доносительную заметку, в которой Асмус был назван «тенью Бухарина».


Позже выяснилось, что чекисты успели заготовить ордер на арест учёного. Но в последний момент философа кто-то предупредил, и он успел выехать в Минск. А потом ситуация вроде бы переменилась и от профессора отстали. Во всяком случае, он смог без помех в 1940 году успешно защитить докторскую диссертацию «Эстетика классической Греции». Больше того, Молотов разрешил купить для него в Германии телескоп.


Потом началась война. Как это ни парадоксально, в тех страшных условиях Асмус оказался очень даже востребован. Одно из подтверждений тому – присуждение в 1943 году ему и некоторым его коллегам Сталинской премии первой степени за создание первых двух томов «Истории философии». Однако официальная наука авторитет Асмуса так и не признала. Академики-догматики всё сделали, чтобы учёного в 1943 году прокатить на выборах в Академию наук.


Новый залп по Асмусу был выпущен в 1944 году. В аппарате ЦК партии страшное неудовольствие вызвал третий том «Истории философии», особенно главы, посвящённые немецкому классическому идеализму XVIII–XIX веков. Ждановцы даже инициировали принятие специального постановления, в котором комиссары всыпали Асмусу, а заодно и Б.Э. Быховскому и Б.С. Чернышову по первое число.


После войны Асмус добился, чтобы в науку вернули логику. Правда, партийное начальство этому долго сопротивлялось. Всё решил, как всегда, Сталин.


Уже перед смертью Асмус рассказывал, как в один из вечеров к нему домой явилась группа писателей и предложила по-быстрому одеться. Учёный думал, что его повезут в тюрьму. Но его доставили в Кремль, прямо на заседание правительства. Сталин с министрами вдруг захотели лично услышать лекцию о необходимости логики.


Возвращаясь к литературе, следует отметить, что Асмус более всего дорожил дружбой с Борисом Пастернаком. Он высоко ценил, в частности, его стихи, предназначавшиеся для романа «Доктор Живаго». В свою очередь Пастернак всегда отмечал талант Асмуса. В марте 1953 года он писал Асмусу: «Перед отъездом я дочитал до конца Вашу «Древнегреческую философию». Мне ни разу не приходилось читать о Платоне ничего более раскрытого, понятного, захватывающего и исчерпывающего. Он завидно, небывало удался Вам. Обыкновенно либо ради осязательности и понятности (воспроизводимости мыслью) его модернизовали, как Наторп или некоторые новейшие историки философии; или его подавали как роман из понятий, увлекательный, но за которым логической мысли трудно было следовать, как за нерасчленённой вязью сказки. У Вас так вышло, что телеологическая идея целого так вовремя и кратко и обозримо и с таким искусством предпослана обзору частей, что всё объясняет. Я перечту эти страницы ещё раз по возвращении в Москву. Процесс раскрытия стремительного и естественного этой самой сложной, смелой и систематической мысли во всей истории философии доставил мне в Вашем изложении живое, точно запомнившееся наслаждение. Мне лучше. Я стал работать, засел за окончание Живаго».


Позже Асмуса сильно потрясла смерть Бориса Пастернака. На похоронах он оказался единственным писателем, кто отважился произнести прощальное слово. За это учёный был немедленно вызван на заседание учёного совета философского факультета МГУ. Испуганные профессора, желая быть святее папы римского, принялись обличать Асмуса во всех грехах. Но тут, удивительное дело, быстро вмешался партком, и дело о крамольном поведении учёного на панихиде прикрыли.


Впрочем, никто ничего не забыл. В 1962 году Асмусу его смелость аукнулась на очередных выборах в академики. Трусливые догматики вновь учёного прокатили.


Поразительно, но Асмус, чьи работы имели широкую известность не только в Советском Союзе, но и на Западе, всю жизнь оставался невыездным. В 1971 году директор Института философии Павел Копнин хотел направить учёного на IV Международный конгресс по логике. Но инстанции своего согласия на это так и не дали.


Свой последний юбилей Асмус отметил в декабре 1974 года. Накануне А.Ф. Лосев прислал ему свои поздравления. Живой классик подчёркивал: «Я счастлив быть Вашим современником. Я себя поздравляю с тем, что встретил в жизни такого человека, который поднял на своих плечах всю тяжесть борьбы умственных страстей века. Эта ноша потяжелее той оси мира, которую, согласно античным мифам, держали на своих плечах титан Атлант и некоторое время Геракл. В античности думали, что вся сущность дела заключается здесь только в физической тяжести. Но там не представляли себе, что такое эта тяжесть в области духа и души, в области ежедневных переживаний, в области нудной и бесконечной борьбы с окружающим духовным зверьём. Но Вы бесстрашно вступили в этот бой и стали на путь бесконечных страданий, бесконечных тяжестей, духовных и телесных, и бесконечной скуки доказывать обезумевшим или просто неумным людям, что дважды два четыре. Теперешнее Ваше положение, и общественное, и научное, и служебное, конечно, высоко и крепко, и для многих завидно. Однако я думаю, что оно ни в какой мере не соответствует Вашим подлинным заслугам, Вашей огромной философской и вообще культурной роли, не говоря уже о Вашей внешней деятельности или печатной продукции. И каким же великим, каким же прекрасным и роскошным победителем Вы на склоне своих лет вышли из этой борьбы и преодолели всю несправедливость своего положения, ни в какой мере не соответствующего Вашим заслугам. Мне кажется, что эта победа заключается в обретении внутреннего мира и благородного спокойствия, не желающего унижаться до степени жалоб или просьб. Лик мудрого владетеля тайнами науки уже давно запечатлелся в моей душе в результате общения с Вами, в результате всего, чем Вы являетесь в нашем обществе и в результате изучения всего написанного Вами».


Умер Асмус 5 июня 1975 года в Москве. Похоронили его на Переделкинском кладбище. По завещанию в последний путь учёного провожали с графическим портретом Канта в руках.

Вячеслав ОГРЫЗКО

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.