Изумляемся вместе с Романом Сенчиным

№ 2011 / 42, 23.02.2015, автор: Роман СЕНЧИН

ГАЛЕРЕЯ РУССКИХ ЕВРЕЕВ

Если произнести словосочетание «русский азербайджанец» или «русский казах», то есть большая доля вероятности, что вас не поймут. А за «русским евреем» давно уже существует вполне конкретный образ. В своей книге «Евреи государства Российского», вышедшей в издательстве «Человек», Лев Бердников представил около тридцати биографий такого рода людей.

Лично я до чтения этой книги знал мало о ком из героев Бердникова. Например, никогда не слышал о Хози Кокосе, каффском (феодосийском) купце, заочном друге Ивана III (лично они никогда не встречались), помогавшем русскому царю в противостоянии с Золотой Ордой, в поддержании мира с крымским ханом. Кокос участвовал в освобождении русских пленных, в том числе дьяка Фёдора Курицына, выкупил и вернул православные святыни, захваченные ханом Менгли-Гиреем в Киево-Печерском монастыре.

Интересны очерки о боярине Алмазе Иванове, участвовавшем в русско-польско-украинских делах при царе Алексее Михайловиче; о дипломате петровской эпохи Петре Шафирове, натуралисте конца XVIII века Карле Габлице, писателе и чиновнике Министерства народного просвещения середины XIX века Леоне Мандельштаме, генерале царской армии Михаиле Грулёве…

По-новому предстают и вроде бы хорошо известные фигуры. Например, поэт Семён Надсон, министр народного просвещения граф Уваров (нет, он не был этническим евреем, но, оказывается, много сделал для «просвещения русского еврейства»).

В нашем представлении «местечко», это нечто милое и мирное, но и бедное. В бедности, конечно, повинны царские законы, запрещавшие евреям то, то и это. Главное – запрет учиться, быть равноправным. На деле же нередко всё было иначе.

В этом плане как раз очень показательна судьба Леона Мандельштама. Он родился в 1819 году в городе Жагоры Виленской губернии. Его отец, «знаток Талмуда и иудейской книжности… был не чужд и просветительских идей. Между тем борьба еврейских фанатиков старины против новых веяний принимала тогда подчас средневековый характер – «зловредные» книги они сжигали на кострах. Одно только хранение Библии в переводе Мендельсона почиталось подвигом самопожертвования; людей сживали со света, сдавали в солдаты за малейшее прегрешение против религии». Леону удалось получить «не только традиционное еврейское, но и общее образование», он изучал иностранные языки и европейскую литературу.

«В шестнадцать лет он стал углублённо заниматься русским языком. О том, как постигали в ту пору язык Пушкина и Гоголя молодые евреи из местечек, рассказывает Ан-ский в повести «Пионеры»: «А как мы учились? Разве мы знали, с чего начать? Разве у нас были книги?! В полночь, прячась в подвалах и погребах, с риском для жизни учились мы русской грамоте. И как учились! Товарищ, умерший от чахотки, выучил наизусть русско-немецкий словарь – русско-еврейского тогда ещё не было, и таким образом выучился по-русски. Другой товарищ выучил наизусть «Свод законов», чтобы сразу и по-русски научиться, и законы узнать».

С трудом, но Леону Мандельштаму удалось сдать экстерном экзамены за курс губернской гимназии. «По приказу министра народного просвещения графа С.С. Уварова Мандельштам «без дальнейшего испытания» был допущен к слушанию университетских лекций».

«Как-то не вяжется, – замечает автор книги, – такой «режим наибольшего благоприятствования» с процентной нормой приёма евреев в вузы, традиционно ассоциирующейся с царской Россией!

В дальнейшем Мандельштаму суждено будет дожить и до этих ограничительных (если не сказать, юдофобских) мер. Но тогда, в 30–40-е годы XIX века, иудеи вовсе не рвались в университеты – они были заперты в местечках, полностью отгороженных от русской жизни, языка и культуры. А потому и образовательная политика правительства по отношению к ним была совершенно иной. Объявив Талмуд и «фанатизм» раввинов виновниками сепаратизма сего народа, власти провозгласили тогда главной своей задачей нравственное и религиозное преобразование еврейской нации, её сближение с христианским населением империи. А для этого надлежало создать сеть школ и казённых училищ, в коих наряду с иудаизмом (впрочем, модернизированным, ибо из программы всячески стремились вытеснить Талмуд, зато настоятельно рекомендовалась Библия в немецком переводе и с комментариями Мендельсона) преподавались бы предметы общеобразовательные: математика, физика, риторика, география, иностранные языки (и прежде всего русский), отечественная история, литература и т.д.».

Ещё студентом Леон Мандельштам выпустил сборник своих стихотворений на русском языке (1840 год), участвовал в работе Раввинской комиссии (1843). После окончания Петербургского университета изучает за границей клинопись, затем создаёт учебники, еврейско-русский и русско-еврейский словари, пишет научные труды, переводит на иврит произведения русских писателей.

31 августа 1889 года Леон Мандельштам скоропостижно скончался на пароходе, переплывавшем Неву. Никаких документов при нём обнаружено не было, и его похоронили на Успенском православном кладбище. Через несколько дней личность была установлена, и прах Мандельштама перенесли на Преображенское еврейское кладбище…

Кстати сказать, Осип Мандельштам приходился Леону внучатым племянником.

Можно сказать, что Леону Мандельштаму повезло. Его сразу взял под свою опеку Уваров, ему не пришлось менять веру, он всю жизнь занимался делом по душе, оставаясь евреем.

Человеку на военной службе приходилось труднее. Михаил Грулёв, сделавший блестящую карьеру, пройдя путь от рядового до генерала, родился в Витебской губернии, в черте оседлости, окончил обязательную правительственную школу (дело было в годы реформ Александра II), поступил в уездное реальное училище в городе Себеже. «Он был единственным иудеем в этом русском заведении, и ему, в отличие от учащихся-христиан, государство выплачивало ещё и стипендию – 60 рублей в год». После окончания училища Михаил поступает на военную службу, через несколько лет получает чин унтер-офицера, но выше ему, человеку иудейского вероисповедания, подняться невозможно. После нескольких попыток поступить в юнкерское училище он вынужден был принять православие, «совершить формальность». В душе он был тогда агностиком.

«Однако Грулёв не мог не знать, что, согласно иудаизму, подобная «формальность» есть отступничество. И воспринимается эта самая «формальность» как предательство своего народа, веры и собственной семьи. Того, кто самостоятельно принял крещение, называли «машумад», т.е. «уничтоженный». От такого человека отрекались все; существовал даже специальный обряд, когда ближайшие родственники справляли по нему траур (надрывали края одежды и сидели на полу без обуви). Выкреста предавал проклятию (херему) раввин, а на еврейском кладбище появлялась условная могила, к которой безутешные родители приходили помянуть потерянного сына».

Судьба Михаила Грулёва ярко демонстрирует положение мирянина, вынужденного подстраиваться под условия государства, в котором доминирует определённая религия. Сегодня эти тенденции в России постепенно начинают проявляться вновь, а в мусульманском мире, в Израиле, в США они по-прежнему очень сильны. Можно вспомнить, что после избрания Барака Обамы на пост президента Соединённых Штатов американцев первым делом встревожил вопрос, какова его религиозная принадлежность. Представителю Белого дома стоило немалых усилий доказать, что президент христианин, а именно – протестант. Как и большинство граждан США…

Да, в России (в том числе и в России) евреям приходилось нелегко из-за своего вероисповедания. На государственную службу исповедующим иудаизм путь был заказан. Впрочем, как и неверующим. Кстати сказать, проблемы для иноверцев, агностиков и атеистов существуют и в сегодняшнем Израиле. Дело Йорама Канюка тому подтверждение. Ему в конце концов официально позволили быть человеком «без религии». Правда, он представитель свободной профессии – писатель. А может ли быть там «без религии» министр?

---

ПОПЫТКА ИТОГА

Книги, подобные той, что собрал Владимир Бондаренко, как правило, ругают. Все эти «100 великих художников», «100 великих композиторов»… Вроде бы, действительно, профанация, подмена, а с другой стороны… Как возникает интерес к тому или иному художнику, композитору, писателю? Вот увидел картину или репродукцию, услышал музыку, прочитал стихотворение или рассказ, и заинтересовался? А если не увидел, не услышал, не прочитал? Поэтому некие ориентиры необходимы. Популяризация, так сказать.

В этом плане книга Владимира Бондаренко «Русская литература ХХ века. 100 лучших поэтов, прозаиков, критиков», увидевшая свет в издательстве «Российский писатель», полезна и важна. Она вполне может заинтересовать человека и русской литературой, и определённым писателем, поэтом, критиком.

Я, например, открыл для себя поэтов Василия Фёдорова, Дмитрия Кленовского, Владимира Морозова, роман Дмитрия Мережковского «Маленькая Тереза», множество интересных, но, казалось бы, ушедших в небытие критиков. Пильский, Бем, Мочульский, Вейдле, Иваск, Перцов, Макаров, Завалишин… Отлично, когда автор приводит цитаты из статей, правда, делает это редко.

Первоначально статьи о прозаиках, поэтах, критиках публиковались в газетах «Завтра» и «День литературы». Понятно, что у газеты свой объём, свои законы подачи материала. Но для книги статьи можно было и расширить. А так получились (особенно в случае с прозаиками) почти лишь списки фамилий с очень краткой характеристикой творчества и выделением одного произведения. Вот, к примеру, статейка об Астафьеве:

«Виктор Астафьев. Роман «Прокляты и убиты» был опубликован в 1994 году. Тяжёлый роман, даже я бы сказал, злой роман, злой к собственному народу. Но роман стал вехой в литературе конца XX века».

Вот, собственно, и всё про этого, бесспорно, одного из лучших (не знаю, в числе пятидесяти или ста, или ста пятидесяти) в русской литературе прошлого века.

Другие статьи о прозаиках немногим подробнее вышеприведённой.

Странно, что автор выделяет лишь одно произведение из творческого наследия того или иного писателя… Нет, кто-то действительно остался одним произведением, как, например, Венедикт Ерофеев поэмой «Москва – Петушки» или Григорий Климов «Князем мира сего» (кстати сказать, любопытно, что Владимир Бондаренко включил Климова в число пятидесяти лучших), но у большинства авторов имеется несколько равнозначных, равновыдающихся произведений.

Я бы так однозначно не назвал несомненно лучшим произведением Юрия Бондарева «Горячий снег». А «Батальоны просят огня»? «Тишина»?.. Или Валентин Распутин. Не думаю, что «Прощание с Матёрой» сильнее трёх других его великих повестей (уточню – «Деньги для Марии», «Последний срок» и «Живи и помни»). Скорее всего, все четыре повести составляют единое целое, единую летопись… Или вот автор у Ильфа и Петрова выделяет роман «Двенадцать стульев», а почему не «Золотого телёнка»?

Понимаю, что о вкусах не спорят. Но тем не менее.

С поэтами лучше. Бондаренко пишет о них не то чтобы подробнее, но как-то теплее, и в конце статей приводит стихотворения или отрывки, которые почти всегда демонстрируют, что перед нами большой поэт.

Статьи же о критиках представляют несомненную ценность. В первую очередь потому, что о критиках мы, интересующиеся русской литературой, но не изучающие её, знаем очень мало. Пяток имён из позапрошлого века, пяток из прошлого. С одной стороны, достаточно, а с другой, – понять время, контекст, значение того или иного художественного произведения в момент издания без голоса критика очень сложно.

Кроме своих пятидесяти лучших, Владимир Бондаренко включил в книгу и по пятьдесят лучших по мнению читателей. Ход интересный и полезный, – автор проекта (а это можно с полным правом назвать проектом, причём удачным) пригласил к диалогу читателей. Думаю, что свои пятидесятки он изначально формировал с желанием вызвать у читателей несогласие, спровоцировать на спор. Расшевелить.

Это Бондаренко удалось. И отлично, что он поместил читательские отклики, порой и очень острые, в принципе, малоприятные любому автору. К примеру: «Смешной политический список, смешной по составу, природе и самой арифметической идее. Иллюстрирует любимую тему Бондаренко – и нашим, и вашим, и вообще, зачем ругаться, давайте лучше выпьем в ЦДЛ, как при дедушке…»

Выбор лучших действительно полемичный, хотя это право автора. Но вот что вызывает у меня недоумение.

Во-первых, непонятно почему автор не придерживается хронологического порядка, хотя в целом этот порядок соблюден. В поэзии, например, ХХ век для Бондаренко открывают Случевский, К. Р., Иннокентий Анненский. Затем идёт почему-то Александр Блок, после него – Андрей Белый, Константин Бальмонт, Валерий Брюсов, Вячеслав Иванов. Логичнее было бы придерживаться везде старшинства по году рождения. Тем более что Брюсова и Иванова Блок считал своими учителями.

Странно, что в число литературных критиков Бондаренко включает Веру Максимову и Бориса Любимова, критиков театральных. Открывают же список лучших критиков Владимир Стасов, Виктор Буренин и Василий Розанов… Конечно, Стасов великий критик, но о литературе-то он почти не писал. Буренин хоть и прожил в ХХ веке двадцать шесть лет, всё-таки принадлежит веку предыдущему. Розанов философ, мыслитель, своеобразнейший прозаик (о нём есть статья и в разделе писателей), но не критик.

Открывают список пятидесяти прозаиков Лев Толстой и Антон Чехов. Что ж, хоть они и прожили в ХХ веке совсем немного, но очень сильно на него повлияли. Но согласиться с авторской трактовкой мешают неточности в статье о Толстом. Почему-то он пишет, что повесть «Хаджи Мурат» опубликована «великим писателем в 1902 году». На самом деле издали её уже после его смерти в 1912-м. А «Крейцерова соната» вышла в свет не в ХХ веке, а раньше – в 1886 году.

Ошибок и опечаток в книге вообще немало. Владимир Богомолов назван Юрием; а вот из статьи об Игоре Шкляревском: «Как и многие дети 1937 года, какое-то время прожил в детдоме, что наложило отпечаток на его поэзию, также, как и на поэзию Николая Клюева, Владимира Устинова и других». Наверняка вместо «Клюева» должен был быть «Рубцов»…

Винить за ошибки и опечатки одного автора я бы не стал. Автор может ошибаться. Но у книги как у вполне материального продукта есть редактор (в данном случае в выходных данных чёрным по белому написано: «Редактор – Н.И. Дорошенко»), который за этот продукт и несёт ответственность. К сожалению, многие редакторы, корректоры в последнее время тексты, кажется, не читают.