В литературе я немного авантюрист

№ 2011 / 43, 23.02.2015

Я получил от своей львовской подруги Марии очень интересный вопрос: «Назови мне современных русских писателей, только не московских, которых ты считаешь сильными и актуальными для России». И я задумался.

Я получил от своей львовской подруги Марии очень интересный вопрос: «Назови мне современных русских писателей, только не московских, которых ты считаешь сильными и актуальными для России». И я задумался. У всех на слуху Улицкая, Маканин, Славникова, Сорокин, Прилепин, Шаргунов, Сенчин. Но ведь живёт в глухой деревне Красноярского края – Михаил Тарковский, та же самая Красноярская земля дала нам классика Виктора Астафьева, в Иркутске проживает Валентин Распутин. На периферии проживает очень интересный и самобытный писатель Александр Михайлович Титов, автор сборников рассказов, повестей «Жизнь, которой не было…», «Молчание отца» и других. Он активно публикуется почти во всех «толстяках» от «Нового мира» до «Зарубежных записок». Проза А.Титова достаточно индивидуалистична. Писатель описывает тот клочок земли, на котором вырос, и тех людей, которых знает сызмальства. А в результате получаются книги о вере в силы и возможности отдельной, обособленной личности, об утверждении самоценности и моральной автономии личности. Мы знакомы с Александром Михайловичем по сайту «Живая литература», и я искренне благодарен, что он откликнулся на мою просьбу о разговоре по душам.

Александр ТИТОВ

– Уважаемый Александр, это не будет с моей стороны по отношению к вам чересчур фамильярно?!

– Нет, Артур, не будет. Задавайте свои вопросы.

– Я очень люблю Фолкнера. Он любил повторять слова из своего романа «Дикие пальмы»: «Выбирая между горем и ничем, я приму горе». В них, можно сказать, и формула жизни этого крупнейшего писателя Америки, многие годы не имевшего литературного имени и вынужденного сотрудничать с Голливудом, обременённого долгами, детьми, семьёй. В нескольких словах выразите своё жизненное и литературное кредо.

– Я тоже из всех американских писателей выделил бы Фолкнера. Он был кумиром моей литературной юности, у него я учился многому, прочёл почти все его сочинения. Давно, занимаясь на ВЛК, я написал статью «Боги Фолкнера», но до сих пор не могу найти рукописный текст, а память, увы, подводит… Но в какое-то ближайшее время я собираюсь написать статью заново, хотя толком не знаю, зачем мне это нужно.

– И ещё немножко Фолкнера. «Писатель – прирождённый лгун, – говорил он, – и если человек не умеет «сочинять», он никогда не станет писателем». Вы согласны с этой аксиомой Фолкнера?

– Да, согласен. Фолкнер умел также замечательно говорить устно, его лекции и выступления поражают своей энергией, образностью сравнений, его несравненным юмором. Однажды Фолкнер выразился о себе примерно так: я не писатель, я – фермер. На одном из фото Фолкнер запечатлён седым, усталым, сгорбившимся в пёстром пиджачке с заплатой… У меня тоже есть точно такой же пиджак, в нём я работаю по хозяйству. Мне осталось ещё немного постареть, поседеть, отпустить усы, и я буду похож на Фолкнера. У Фолкнера своя вымышленная страна – Йокнапатофа, мои персонажи также появляются в разных повестях и рассказах. Тоже своего рода сага, но если Фолкнер был стопроцентным реалистом, то я часто прибегаю к приёмам сюрреализма, гиперболам и даже фантастике. Такой вот прозаический симбиоз, само так выходит. В литературе я немного авантюрист, люблю экспериментировать с сюжетом и словом. Недавно в журнале «Новый берег» начата публикация одной из моих сюр-повестей «Золотая рука».

– Иногда книги разочаровывают нас, иногда они удивляют. Есть книги, которые вас удивили, и если да, то чем именно?

– В своё время удивил и поразил платоновский «Чевенгур», надолго ставший моей настольной книгой. Он поразил меня отражением русского горя, и русской надеждой на неопределённое, вечно скрытое за горизонтом счастье. Порадовал роман Бориса Агеева «Хорошая пристань». Это по-настоящему сильная экзотика, характеры, большая философия, скрытая за насыщенным реалиями текстом. Мощный, мелвилловского звучания роман. Несколько лет назад прочёл роман тульского писателя Александра Кузнецова «Язычник». Меня он поразил своей духовной мощью, открытостью характеров персонажей, изумительным описанием дальневосточных пейзажей и стихий. В последнее время читаю с удовольствием критические книги (я и в прежние времена их читал, желая набраться писательского ума-разума), недавно почти без отрыва прочёл сборники статей Капитолины Кокшенёвой и В.Лютого. Они открыли мне глаза на происходящее в современной литературе, показали её течения и заводи. Критическая книга в отличие от отдельных статей даёт направление уму читателю, приводит в систему разрозненные впечатления от прочитанного.

– Какой из своих книг вы больше всего гордитесь?

– Это, наверное, роман «Прощание с гармонистом», увы, его не удалось опубликовать полностью, сокращённый вариант был напечатан в журнале «Север», теперь роман выложен в Интернете на сайте «Сетевой словесности».

– Кто из российских прозаиков, с вашей точки зрения, наиболее интересен? Кто ближе вам?

– Я давно уже слежу за творчеством курского писателя Бориса Агеева, (учился вместе с ним на ВЛК). Петра Краснова из Оренбурга, Романа Сенчина из Москвы. Это настоящие писатели. Круг моего чтения сейчас неширок, классику я постарался по мере возможности прочесть в молодости, за современной литературой слежу с помощью обзоров и статей критиков. Из более молодых мне интересен своей творческой многогранностью сравнительно молодой Захар Прилепин. Помимо большого писательского дара, он ещё и личность российского масштаба.

– Писатель как «совесть нации» – это правильное определение?

– Для наших дней, увы, это определение не подходит. Писатель сейчас слишком мелкая общественная фигура, чтобы в эпоху интернет-разноголосья сделаться «совестью нации». Быть совестью нации может быть только поэт национального масштаба. А сейчас для этого одной только литературной биографии мало.

– Считаете ли вы, что крупная форма не работает в наши дни?

– Сказать «не работает» – это слишком. Значение романа как широкого эпического полотна снизили многочисленные коммерческие поделки. Романы же серьёзные, сделанные в классических традициях почему-то остаются в тени.

– Во многих СМИ читаю: вот советская литература была хорошей. Чем отличается, на ваш взгляд, советский период литературы от современной российской?

– Когда эта советская система была ещё сильна, она уважала писателей, давала им квартиры. За книги и отдельные статьи платили хорошие гонорары. Было много замечательных писателей. В Союз писателей вступить было трудно, принимали не за количество книг, а за талант, подкреплённый мастерством. Звание писателя имело сакральный характер, тогда ещё писателя приглашали на различные мероприятия, сажали в президиумы, отмечали юбилеи. В советское время литература контролировалась и направлялась в хорошем смысле этого слова. Хотя цензура тот строй не красила. И коррупция – тогда она почему-то называлась «блатом», в советских издательствах и редакциях тоже процветала.

Что касается литературной жизни постсоветской России, то «смутное» время в литературе продолжается. Но муть уже помаленьку оседает, появляются иногда настоящие художественные произведения, провинциальному и даже начинающему автору, который много и упорно работает, при наличии способностей можно найти свою нишу, свой журнал, свою газету, свой интернет-сайт, где его могут опубликовать и как-то поддержать. В отличие от советских времён, сейчас писателю легче найти идейных единомышленников. Союзы писателей в наше время перестают играть роль объединяющего начала – каждый писатель стремится найти свою творческую группу и друзей. Этому способствует Интернет.

– Вы уже пишете новый роман или это мне так показалось?

– Вам так не показалось: я пишу роман «Заповедник», который почти готов. Работаю над двумя киноповестями. Это новый для меня жанр. Нашёл машинописную пожелтевшую рукопись старого романа «Невозможный человек». Сокращённый вариант его был опубликован в журнале «Север». Обнаружил, что много интересных страниц я вычеркнул ради журнального варианта, упростил в своё время диалоги. Теперь решил восстановить первый вариант. Подготовил несколько статей для газет, они пока отлёживаются. Пишу также статьи для интернет-сайтов.

– На сайте «Живой литературы» долго шли споры: учителя Служкина из «Географа» А.Иванова – можно ли этого персонажа назвать героем. На днях я получил от одного читателя такой ответ: «Люди не хотят героев. Они хотят жратвы, лото и телевизор». Насколько прав читатель и нужны ли нам герои, и если нужны, то для чего?

– В понятие «герой» читатель советских времён привык вкладывать глубокий смысл, согласно которому герой тот, кто жертвует своими интересами ради общества – Павка Корчагин, молодогвардейцы. Герои древнегреческого эпоса бросают вызов богам. Уже персонажи произведений Гоголя – не герои в этом смысле, кроме Тараса Бульбы. Героем можно назвать и Григория Мелехова из «Тихого Дона», который также борется с судьбой, пытается понять смысл происходящих событий. И тихий задумчивый Дванов из платоновского «Чевенгура» тоже в моём понимании герой, хотя и более утончённый, философичного склада герой. А Служкин… Видел я таких Служкиных, сам работал в сфере образования… Заслуга автора в том, что он показал типичного «героя», т.е. персонажа, которого с натяжкой можно сравнить с кафкианским землемером. Но у землемера хотя бы есть цель – попасть в замок и сделать карьеру… Сколько таких Служкиных, неглупых в общем парней, протирают штаны в разных офисах и конторах, сидят в Интернете без всякой пользы, меняют женщин без намёка на истинную любовь…. Они, Служкины, способны на большее, но у них нет настоящего характера и силы воли, нет по большому счёту идеи в жизни.

– Я не совсем с вами согласен, возможно, нас разделяет поколенческий фактор. У вашего поколения были и остаются одни ценности и герои, у молодого поколения другие ценности и другие герои. Мне более близки прилепинские герои, но Захар лепит сразу из своих героев ЛИЧНОСТИ, а личность и ГЕРОЙ, на мой взгляд, разные вещи, хотя быть героем и при этом не быть личностью – это несовместимые вещи.

– Хорошо, Артур, назовите своих героев, чтобы я вас мог понять.

– Я понимаю свою мать, которая назвала меня Артуром в честь главного героя романа Э.Войнич «Овод», в честь Артура Ривареса. Кстати, муж Этель Войнич, Михаил, приходится по маминой линии нам родственником. Я знаю, что свою дочь я назову Аннетой, в честь Аннеты Ривьер, главной героини «Очарованной души» Р.Роллана. А сына, возможно, вас очень удивит, но я бы назвал Аристархом, в честь главного героя «Трудного возраста». И не потому, что это была бы дань уважения моему другу, просто я считаю, что Аристарх из «ТВ» и есть герой. В этом пятнадцатилетнем мальчике есть главное, что меня привлекает – моральный внутренний стержень. Этот же стержень есть и у его друга Комара. Этот стержень и сблизил этих двух героев, сделал их друзьями. Хотя меня убивает, что некоторая часть озабоченных читателей отнесла повесть к числу гейских, как и рассказ «Руки старика Митрофанова». Но об этом я напишу чуть позже. Так вот, если я нахожу в литературных героях вот этот самый морально-духовный стержень, они и превращаются для меня в ГЕРОЯ. Что ни говорите, но Служкин этим стержнем не обладает.

– Понятно, Артур. Интересное у вас видение ГЕРОЯ.

– Я не думаю, что оно уж чересчур оригинальное, скорее даже тривиальное, но это моё суждение. Александр, будем завершать наш разговор. Недавно прочитал одну интересную фразу. «Что мешает писателю? Выпивка, женщины, деньги и честолюбие. А также отсутствие выпивки, женщин, денег и честолюбия». Прокомментируйте.

– Хорошему писателю не мешает ничто. Всё вышеперечисленное должно быть в меру, даже для молодого автора, готового порой поддаться на те или иные соблазны. Я тоже, к вашему сведению, Артур, не был «монахом», однако потом горько жалел о бесполезно растраченном времени. От женщин и алкоголя писатель, если он не хочет погибнуть, должен бежать сломя голову. Деньги нужны в таком количестве, чтобы прокормить себя и семью, поэтому большинству писателей приходится где-то работать.

Самый сложный вопрос – честолюбие. От славы, если она вдруг нечаянно нагрянет, нужно куда-то хорониться, на время, разумеется, чтобы она не обожгла тебя своим крылом. Потом вылезать из своего убежища и вновь в тишине сочинять свои вирши. Если славы долго нет, не следует выходить на холм и звать её охрипшим голосом. Зависть, так же как и гордость, страшнее вина и женщин. Поэтому писателю надо по возможности сторониться грехов и пороков мира, не участвовать в злых делах, беречь свою душу и тело.

– Спасибо вам, Александр. Всяческих вам благ, здоровья, писательской удачи и отзывчивых читателей.

– И вам спасибо, Артур! Приятно было с вами пообщаться.

Артур АКМИНЛАУС