Тайны селькупской литературы

№ 2011 / 46, 23.02.2015

В Салехарде, куда я недавно совершенно неожиданно для себя отправился в командировку на некую региональную конференцию, меня, кроме творческих задач, интересовал ещё и вопрос о селькупской литературе.

В Салехарде, куда я недавно совершенно неожиданно для себя отправился в командировку на некую региональную конференцию, меня, кроме творческих задач, интересовал ещё и вопрос о селькупской литературе. Был пробел в знаниях об этом северном народе, а я этого не люблю. Чего не знаю, то меня и тревожит. Ну, думаю, где уж, как не в Салехарде, столице Ямало-Ненецкого автономного округа, я всё и выясню. В этой конференции участвовали и руководители СМИ Красноселькупского района, которые радостно заверили меня, что знают о селькупской литературе всё. И клятвенно заверили прислать все необходимые материалы мне вдогонку в Москву. Однако так ничего и не прислали. Видимо, эти «руководители» сами ни хрена ничего не знают. Либо, напрашивается второй вывод, селькупская литература представляет такую страшную государственную тайну, что она не подлежит оглашению. Вот и пришлось идти по её следам самостоятельно, как частному детективу, типа Пинкертона. А уж как я с этой задачей справился – судить вам.






Прежде всего, кто такие эти загадочные селькупы? Они относятся к самодийской ветви уральской языковой семьи, южной её группе (известны ещё под названием остяки-самоеды и нарымские остяки). Считается, что прародиной селькупов является Алтае-Саянское нагорье. Предки их пришли на Приобские земли тысячи лет назад. Занимались в основном охотой, рыболовством, ореховым промыслом. Жилищем служил конусообразный берестяной или кожаный чум. Главной пищей служили мясо оленя, лося, медведя и рыба: осётр, нельма, щука, язь, муксун, налим. Отменная, доложу я вам, закуска, сам пробовал в Салехарде. В Москве такую редко увидишь. Не будем сейчас больше углубляться в археологическую древность, скажу лишь, что культура селькупов генетически восходит к тому прототипу человеческой культуры, носители которой не преобразовывали природу (например, не корчевали лес для земледелия), не подчиняли её себе (строя, допустим, каналы, дороги или плотины), а максимально приспосабливались к вмещающему их пространству. Они воспринимали Природу как Высшую данность, обладающую незыблемым совершенством, где любые «исправления» её немыслимы и недопустимы.


Для селькупской мифологии (а это ведь тоже литература, только безымянная) и понимания структуры мироздания характерно представление о сотворении обитаемой земли на поверхности необитаемого пространства. Первичная земля – лёд, вода или глина – до её божественного устройства была непригодна для жизни на ней людей. Её устройство начиналось с травинки, кусочка мха, посланного Богом или Матерью-старухой на землю, либо с доставания комочка ила со дна гагарой или уткой. Трава, мох или ил разрастались и покрывали всё видимое пространство. Так появилась «новая земля», которая могла медленно расти-расширяться по поверхности «старой земли»: трава и мох – это волосы или шерсть матери-земли, травяная кочка на болоте – её голова.


Боги и духи селькупского традиционного пантеона отчётливо реконструируются на основе мифологических текстов, зафиксированных исследователями ХIХ–ХХ веков, такими как Е.Д. Прокофьева, Г.И. Пелих, Н.П. Григоровский. Верховным божеством выступает Ном, определяющий погоду. Главное женское божество – Жизненная Старуха. Большим почитанием пользовался Лесной хозяин – Мачылъ Лоз, имеющий один глаз на лбу. Отрицательными персонажами являлись Казы (дьявол, чёрт) и Пажине – женщины-людоедки. К слову, селькупы в прошлом обладали довольно сильными шаманскими традициями. Заклинания начинались тем, что шаман затягивал торжественную песнь, призывая духов. Потом начинал плясать и звенеть колокольчиками, исполняя «чародейственное богослужение». Шаманские песни рождались непосредственно во время камлания, это чистая импровизация на «заданную тему», имеющая ритмическую основу (так считает исследователь К.Доннер). Своеобразная стихия стихов. Исчезнувшее или почти сокрытое от наших глаз и слуха народное творчество.


В религиозном отношении считается, что селькупы – носители языческих верований и шаманских представлений, а христианство у них присутствует лишь формально. Однако исследования последних лет показали, что это не так. Уже с середины прошлого века двухкультурность селькупского населения как Ямала, так и Нарымского края выражалась в несопротивлении христианскому влиянию, а кое у кого и в активном его восприятии. Потому-то и стали принципиально возможны частые межэтнические браки. Практически все остяки (селькупы) Нарымского края до революции были крещёными, и большинство из них все основные акты гражданского состояния – рождения, браки, смерти – добросовестно фиксировали в церковном приходе. Наличие икон в доме, соблюдение ряда христианских праздников и постов, знание основных молитв – всё это бытовало в советские годы в селькупской среде так же, как и в русской. Но, конечно, их христианскую религиозность не надо сравнивать с глубокой религиозностью старообрядцев, до которой и многим русским было и остаётся далеко.


И тут я не могу не вспомнить легенду о Василии Мангазейском, о возникновении его культа не только среди селькупов, но и почти всех северных приполярных народов. Как известно, «златокипящая» Мангазея – это был единственный русский город ХVII в., существовавший на современной территории Ямало-Ненецкого автономного округа, построенный первыми поселенцами-поморами и промышленниками. История его всегда привлекала особое внимание. Она заслуживает отдельного разговора, но я хочу остановиться лишь на памяти невинно убиенного юноши, который находился в услужении у одного купца. Был этот отрок из местных коренных жителей Севера, возможно, селькуп. В устных преданиях рассказывается, что он служил своему господину верностью, имея в себе чистоту душевную и телесную. Но однажды хозяин заподозрил его в утайке прибыли. Юноша был передан на воеводский суд, «во истязание лютое». По указу воеводы мальчика пытали так, что «страдалец кровию венчался». Как сказано в «Житие Василия Мангазейского»: на пытке он умер, а после убийства «злой господин» тайно захоронил его в месте, «где надлежит от воды мокрость». Так бы о нём никто и не вспомнил, ведь даже имени его не сохранилось.


Но у Господа нет ничего тайного, что не стало бы явным. Через некоторое время гроб «вскрылся» из-под подтопленной церкви, а чудотворец стал являться жителям Мангазеи в «видениях». Словно в укор промысловикам, осваивающим сибирское заполярье. Ведь не секрет, что коренное население – селькупы, ненцы, ханты испытывали нищету и голод, жестокость корыстолюбивого хозяина-«игемона», споры с ним при дележе добычи, хозяйские доносы, «неправедный гнев» воевод и их приказных людей. И им был нужен именно такой чудотворец, знавший их жизнь и способный заступиться за них на Вышнем суде. А подростковый возраст мученика был как бы укором жадности и корыстолюбию, предостерегая торговцев и промысловиков «златокипящей» Мангазеи от ненасытной алчности.


Что же произошло дальше? Через два десятилетия имя мученика открылось одному из богомольцев, Григорию Иванову. Он известил о своём видении, о явлении ему чудотворца: «…и от него глас восстал, имя де его Василий Фёдоров». Что он крещёный выходец из сибирских аборигенов, что «чюдотворец иноземной породы, а платья на нем одна сорочка бела, и дал ему правую руку, как священники благословляют». В своих молитвах стрельцы и промышленники, местное коренное население просили о своих повседневных нуждах. Молились о счастливом пути в необжитых местах и успехе в промысле. Молились об избавлении от своих недугов. Молились в опасности и на краю гибели. И помощь неотступно следовала за молитвенной просьбой. Культ «нового чудотворца» пользовался таким народным почитанием, что за его авторитетом пытались укрыться даже самые презираемые в дореволюционной России люди – церковные воры. И они спасались.


Несколько раз на протяжении последующих веков предпринимались попытки канонизации Василия Мангазейского, но всё время встречали сопротивление в Синоде. И всё-таки она состоялась в самом конце XIX века. В истории сибирского Севера было много подвижников. Это и безымянные основатели скита в «самояцкой» земле посреди тундры на месте будущей Мангазеи; это и воевода Григорий Теряев, ценой жизни своих товарищей и своей семьи спасший город от голода; это и чёрный поп Тихон, основатель Туруханского Троицкого монастыря – духовного и хозяйственного центра края, и многие другие. Но своим патрональным святым русские землепроходцы и коренное население избрали невинно убиенного юношу, почти мальчика, о котором сохранились только смутные воспоминания. Выбор оказался правильным: за несколько веков Василий Мангазейский стал почитаться не только русским, но и всем коренным населением сибирского Севера, всеми православными жителями «студёной тундры»: селькупами, ненцами, ханты, манси и другими. Почитается и до сих пор, а слава его лишь возрастает.


Однако вернёмся к «тайнам» селькупской литературы. Может быть, тайн-то никаких и нет, потому что нет самой этой литературы? Тогда проще всего и точку бы поставить в этом «деле». Но история учит нас не останавливаться на полпути, а отслеживать истину до конца. Вначале сухая информация: первые тексты на селькупском языке подготовил миссионер Н.П. Григоровский во второй половине ХIХ века. Был составлен селькупский букварь, а также переведён ряд библейских текстов. В этих книгах использовался русский алфавит без изменений и дополнений. В 1931 году был разработан и утверждён селькупский алфавит на латинской основе. В 1937 году селькупский алфавит, как и алфавиты всех остальных народов Севера, был переведён на кириллицу. Он включал в себя все буквы русского алфавита, а также нг, оа и ряд других фрикативных гласных. Однако вскоре издание книг на селькупском языке было прекращено. Долгое время язык был фактически бесписьменным, хотя и предлагались различные проекты алфавитов. В конце 1980-х годов обучение на селькупском языке в школах и выпуск учебников возобновились. Сейчас существует два селькупских алфавита – для северных селькупов Ямала и южных (Томская область).


Но это ещё не весь «сухой остаток». Во всех справочниках о литературе малых народов Крайнего Севера, включая поиски в Интернете, мне неизменно попадалась на глаза лишь одна фамилия селькупского писателя. Это Сергей Иванович Ириков. Кстати, одна из самых распространённых фамилий среди селькупов (также Дибиков и Сериков). Этимологию этой фамилии выводят из лексики селькупского языка: от ира – «старик» или ират – месяц. Ещё В.Скалон писал: «Ириковы, собственно, по происхождению КЭТО, но сами себя не отличают от остяков-самоедов (селькупов)». Предки Ириковых уже в ХVIII веке фиксировались не только на реке Таз, но и в составе кетских групп на Енисее. Так вот, «наш» Ириков – это действительно один из наиболее ярких представителей селькупской интеллигенции, создатель азбуки селькупского языка для начальной школы. Он же сотворил и русско-селькупский и селькупско-русский словарь. Что уже немало.


Годы жизни С.И. Ирикова – 1935–2003. Он был твёрдым и последовательным борцом за социальное и национальное возрождение малочисленных народов Крайнего Севера. Родился вблизи села Кикки-Акки Красноселькупского района. Детство совпало с войной. Вместе с отцом ещё парнишкой он часто ездил с продовольственным обозом до Туруханска и обратно. В 1953 году окончил 7 классов. После учёбы в Салехардском педагогическом училище служил в армии, работал учителем начальных классов в селе Толька, преподавал родной язык. Затем стал директором санаторно-лесной школы.


Далее следует его работа в местных партийных органах. Но это уже менее интересно. Важнее другое. Кроме методической литературы он выпускает также книги для дополнительного чтения в начальных классах – «Кэнтыя» и «Букварь». А это уже, как ни крути, имеет отношение к литературе. Ириков получил звание «Заслуженный учитель Российской Федерации», а в середине 90-х годов в соавторстве с Е.Лебедевым выпустил в свет документальный историко-этнографический фильм «Живая вода». Издан был также научный сборник по культуре селькупского народа «Тазовские селькупы», куда вошли и труды Сергея Ивановича. И до последних дней жизни он вёл научно-исследовательскую деятельность, собирая материалы для включения в учебники по селькупскому языку, для публикаций в периодической печати и научных сборниках.


Так что С.И. Ирикова можно по праву считать если не отцом-основателем селькупской литературы, то по крайней мере человеком, стоящим у самых её истоков. А раз уж есть исток, есть начало ручейка, то русло уже не перекрыть – река со временем станет и глубокой, и полноводной. Сам святой мученик Василий Мангазейский станет оберегать её течение и чистоту вод. Я в это верю.


А «тайна», вынесенная в заголовок, заключается, наверное, вот в чём. В словах Ф.Кафки, пусть это не покажется странным. Он писал в «Дневниках», применительно к другому народу, но фразу его можно применить также и к селькупам: «Почему чукчи не покидают свой ужасный край, в любом месте они жили бы лучше по сравнению с их нынешней жизнью… Но они не могут; всё, что возможно, происходит; возможно лишь то, что происходит».


Что же касается моей поездки в Салехард, то она была удивительной и восхитительной. Я нигде не встречал такого радушия и теплоты, такой любви к отчему краю. Город и люди в нём действительно прекрасны. Это не пустой комплимент, это констатация факта. Там всё «возможно» и всё «происходит». Ей-Богу, так и перебрался бы туда на постоянное местожительство.

Александр ТРАПЕЗНИКОВ,
САЛЕХАРД – МОСКВА

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.