Сергей Довлатов как зеркало… Только чего?

№ 2011 / 48, 23.02.2015

25 но­я­б­ря. В Уфе – жут­кий мо­роз. Про­хо­жие ста­ра­ют­ся не за­дер­жи­вать­ся на ули­це, за­кры­вая ли­ца шар­фа­ми и ва­реж­ка­ми. У до­ма № 56 по ули­це Го­го­ля, в ста­ром цен­т­ре Уфы, со­бра­лось че­ло­век со­рок.­

25 ноября. В Уфе – жуткий мороз. Прохожие стараются не задерживаться на улице, закрывая лица шарфами и варежками. У дома № 56 по улице Гоголя, в старом центре Уфы, собралось человек сорок. Многие с гвоздиками. Тут и студенты филфака, героически пришедшие за 40 минут до начала, и чиновники в бобровых шапках, и импозантные дамы от культуры, непонятно как терпящие мороз в изящных шляпах. Литераторы в потрёпанных пуховиках. Торжественное открытие мемориальной доски на доме, в котором родился – в сентябре 41-го, в эвакуации – Сергей Довлатов.






Рис. М.БЕЛОМЛИНСКОГО
Рис. М.БЕЛОМЛИНСКОГО

Уфа никогда особо не значилась в этой знаменитой довлатовской оси – Ленинград–Таллин–Нью-Йорк (дожили, уже и текстовый редактор Word требует писать «Таллинн»). Писатель ничего толком не знал об этом городе, воспоминаний – по понятным причинам (Довлатовы вернулись в Ленинград, как только была снята блокада) – не имел, и лишь привёл в своих текстах байку о том, как его, лежащего в коляске, пытался ущипнуть некий гражданин. Который, несомненно, был Андреем Платоновым, в октябре 41-го также эвакуированным ненадолго в Уфу. Разумеется, на открытии доски эта история была воспроизведена несколько раз, достигая высшего пафоса в речах о какой-то «эстафете» таланта и статуса великого писателя земли русской. А местные литераторы шутят о памятнике «Бронзовый Платонов щиплет алюминиевого Довлатова», и, как писала Виктория Токарева, в каждой шутке есть доля шутки.


Уфа тоже ничего не знала о Довлатове. До 1991 года здесь слыхом не слыхивали не то что о каком-то эмигрантском писателе, – не многие знали даже о земляке и воспитаннике уфимской балетной школы Рудольфе Нурееве (в половине местных СМИ до сих пор принято писать «Рудольф Нуриев»), а лёгкий скандально-голубой оттенок его мировой славы аж до середины девяностых мешал консервативным башкирским властям признать великого танцора, начать проводить нуреевские фестивали, назвать его именем балетное училище и т.д.). В девяностые мало что изменилось. Пока в стране рос и ширился довлатовский культ, местная литература развивалась в полной изоляции, в лучшем случае коррелируя лишь с «патриотическим» лагерем (в тогдашней башкортостанской дремучести и уфимский член редколлегии «Нашего современника» Михаил Чванов мог показаться образцом прогрессивного деятеля, а патриарх Мустай Карим, всегда бывший неравнодушным к новому в литературе, уже, по сути, отошёл от дел). Новые веяния в русской словесности Уфы поддерживал только критик Александр Касымов, но сколько он ни хлопотал в столичных журналах и издательствах, эти «новые веяния» так и оставались в глубоком самиздатовском подполье.


Когда на рубеже веков культурная блокада начала ослабевать, о Довлатове заговорили. Тогда, в 2001-м – в год шестидесятилетия писателя – процесс «увековечивания памяти» возглавил местный литературный деятель Айдар Хусаинов. Смутно помню какой-то торжественный вечер в день юбилея – 3 сентября (получается, за неделю до нью-йоркских событий), какие-то паломничества в квартиру № 20 дома № 56, жильцы которой и слышать ничего не хотели ни о каком Довлатове и чуть ли не спускали литераторов с лестницы (их опасения можно понять: дальнейшая «возгонка» довлатовского культа может ведь и до дома-музея довести)… Какие-то резолюции с требованием открыть мемориальную доску… Во многом из того, за что брался Айдар Хусаинов, был некоторый налёт хлестаковщины: так, после юбилея он несколько лет кормил культурную общественность Уфы новостями, что доска скоро будет, и ваяет её сам Зураб Церетели. А на открытие мечталось выписать из Соединённых Штатов вдову, Елену Довлатову.


В итоге не дождались, конечно, никакой доски и никакого Церетели.


В стабильные «нулевые» довлатовские брожения в умах уфимских литераторов усиливались. Один из вузов проводил ежегодные «Довлатовские чтения», то бишь научные конференции, на которые съезжались «довлатоведы» со всей страны; журнал «Бельские просторы» делал смелые литературоведческие открытия. Запомнилась, например, статья Игоря Фролова, задавшегося вопросом: как это в переполненной беженцами Уфе 1941 года (город был в полном коллапсе) простой ленинградской семье досталась квартира чуть ли не в самом престижном доме города? (Честно говоря, в 90-х и я, смутно слышавший, что знаменитый писатель якобы родился в Уфе на улице Гоголя – никакой доступной информации толком не было, приглядывался к покосившимся «избушкам на курьих ножках» тамошнего частного сектора. Мне и в голову не приходило посмотреть на мощную белокаменную пятиэтажку, я даже не думал, что она довоенной постройки.) И хотя тайны тут никакой нет – за театрального режиссёра Доната Мечика, отца Довлатова, ходатайствовало ВТО, всесоюзное театральное общество, – Фролов далеко идёт в своих выводах. Дело в том, что этот дом № 56 – «чекистский» (ровно напротив него, кстати, и располагалось вплоть до 80-х годов республиканское КГБ). Этот факт Фролов сопрягает с довлатовским же рассказом об удивительной судьбе отца, который всегда ходил по лезвию, но власти так почему-то его и не тронули, и высказывает гипотезу, что… Думаю, и пояснять далее не надо. Прозаик Юрий Горюхин вовсю развивал мифологию, напечатав рассказ, где все, оказавшись в Уфе, щипают друг друга: от Платонова с Довлатовым до Андрея Битова, приезжавшего писать повесть «Колесо», Владимира Маканина, учившегося в школе в рабочем районе нашего города – Черниковке, и некоторых местных писателей.


Этот котёл бурлил, бурлил, и точки кипения достиг, когда в 2010-м политического тяжеловеса аж горбачёвских времён Муртазу Рахимова сменил на посту президента республики Рустэм Хамитов. Начав вполне по-медведевски (блоги, прямые линии, демократизация всего и вся), Хамитов привёл во власть целую плеяду прогрессивных деятелей: тут и известный в России и за границей оперный певец Аскар Абдразаков, получивший портфель министра культуры, и модный джазмен Олег Киреев, ставший советником президента по культуре, и теледива Гузель Ибрагимова, возглавившая республиканское телевидение… Союз писателей также возглавил литератор нового поколения, Азамат Юлдашбаев, причём когда его избирали, Рустэм Хамитов специально прибыл на съезд… Все тут же принялись выступать, проводить круглые столы и обещать скорую «культурную революцию».


Сначала кампанию за установку мемориальной доски к 70-летию Довлатова начала тогдашняя редактор местных выпусков газеты «Известия» Рита Некрасова. Она собирала подписи литераторов, журналистов, людей культуры под коллективным письмом на имя президента республики. Причём говорили, что это письмо и инициировано президентской администрацией. Когда весной этого года я собирался – в составе делегации «Дебюта» – в Лондон на книжную ярмарку, а ожидался целый самолёт российских литературных «звёзд» (чем не аналог «философского парохода»), меня попросили провести переговоры – кто из этих «звёзд» смог бы приехать в Уфу на торжественное открытие доски. «Звёзды» реагировали вяло. Кстати, наша с Довлатовым землячка Людмила Улицкая (она также родилась в эвакуации, в башкирском городе Давлеканово – тогда это был посёлок) сетовала, что ей интересно было бы побывать в Башкирии, но это бы было неправильно понято («Меня бы встречали, как на родине, а я ничего об этих местах не знаю»).


Затем за дело взялся Шамиль Валеев, известный в республике журналист и пиарщик, возглавивший агентство «Башинформ» – местный аналог советского официального ТАССа. Он и пролоббировал установку доски 3 сентября 2011 года – в день юбилея Довлатова. Однако буквально за пару дней до этого случился демарш, какого никто не ждал. Министерство культуры, по сути, саботировало указания вышестоящего руководства: как писала позже пресса, доску, «заказанную в обычном ритуальном салоне», «сделали настолько страшной…», а установить её собрались чуть ли не подпольно – без торжественной церемонии, без митингов и т.п. Рабочие должны были просто привинтить доску к зданию и уехать. Это сопровождалось интервью чиновницы минкультуры Айгуль Карабулатовой, которая заявила, что «для Уфы этого вполне достаточно»: «Да, доска в своём исполнении несложна, на ней нет барельефа, или, скажем, золотой вязи… Сергей Довлатов был только рождён в нашем городе, не работал, не писал тут. Да и об Уфе, к сожалению, в его произведениях нет почти никакой информации. Возможно, в будущем министерство и пойдёт дальше установления этой доски, однако лично я не вижу в этом смысла».


Всё это, мягко говоря, изумило уфимскую общественность. Шамиль Валеев сел на телефоны, и странную акцию 3 сентября удалось отменить в последний момент. Литераторы, собравшиеся в этот день пить водку во дворе дома № 56, злорадно наблюдали, как машина с рабочими приехала, развернулась и уехала. Причём многие уфимские СМИ, доверившись минкультовским пресс-релизам, сообщили на голубом глазу, что «сегодня в Уфе открыта мемориальная доска…». Как сказала в интервью критик Кристина Абрамичева, выразив общее мнение тогдашней дворовой компании, «мы посчитали эту историю забавной, каковой посчитал бы её и сам Сергей Довлатов».


Минкультуры всё же предписали провести церемонию «как положено». И чиновники постарались. Даже мне специально позвонили из министерства, пригласили, хотя я не занимаю никаких постов, не собирался выступать с речью и т.д.


Церемония прошла быстро. Людям было трудно на морозе. И журналистам было трудно: садились аккумуляторы камер и микрофонов. Белое полотно со стены торжественно сдёрнули зам. главы администрации Уфы Сынтимир Баязитов и зам. министра культуры Камиля Давлетова. Первых лиц не было. В третьем или четвёртом ряду стоял с двумя гвоздичками в руках пожилой башкирский поэт Кадим Аралбай – с прошлой недели исполняющий обязанности председателя Союза писателей. Что поделать. Времена меняются. Недавно избранный глава СП Азамат Юлдашбаев, с которым мы связывали многие надежды, был вынужден уйти в отставку, ибо на него насел местный минюст: «главного писателя» избрали на съезде не «квалифицированным», а «обычным» большинством (то есть «за» проголосовали 75 делегатов, а не 79). Министерство культуры обезглавлено тоже. Звезда оперной сцены Аскар Абдразаков покинул пост министра, получив «вдогонку» уголовное дело о нецелевом расходовании 50 тысяч рублей. Теледиву Гузель Ибрагимову «съели» прежние кадры, недовольные, что телевидение начало меняться. А джазмен Олег Киреев сам поспешил заявить прессе, что «в мире столько интересного, что тратить своё время на карьеру чиновника для меня – бред».


Времена меняются. Даже слишком быстро. И культурная политика – тоже. Так что стоит ли удивляться, что на стене висела, похоже, всё та же доска «из ритуального салона», сделанная по шаблону. На жаргоне это называется у нас «Был йортта». Так начинается башкирский текст: «Бый йортта…» – что переводится: «В этом доме…». В общем – Довлатов Сергей Донат улы.


И как-то даже немножко чего-то жаль, и вспоминаешь персонажа из довлатовского «Заповедника», который показывал изумлённым туристам «настоящую могилу Пушкина, которую большевики скрывают от народа». И туристы благоговели от какой-то тайной причастности. Так же благоговели приезжие писатели, когда им как бы невзначай показывали дом № 56 на улице Гоголя: «А здесь родился Довлатов… Но мемориальную доску власти не вешают. (Чем не «тайная могила»!) Зато можно зайти во двор этого дома и просто выпить водки».

Игорь САВЕЛЬЕВ,
г. УФА

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.