Литература в ожидании энергии масс

№ 2011 / 52, 23.02.2015

Лит­со­бы­тие го­да – нефть. Вер­нее, во­про­сы о че­хар­де и не­по­нят­ках во­круг глав­но­го на­ци­о­наль­но­го до­сто­я­ния, ко­то­рые за­дал За­хар При­ле­пин на из­ве­ст­ной встре­че Пу­ти­на с ли­те­ра­то­ра­ми. Ли­те­ра­ту­ра долж­на втор­гать­ся в жизнь, ид­ти с ней бок о бок

Литсобытие года – нефть. Вернее, вопросы о чехарде и непонятках вокруг главного национального достояния, которые задал Захар Прилепин на известной встрече Путина с литераторами. Литература должна вторгаться в жизнь, идти с ней бок о бок, а не пребывать в какой-то особой резервации по типу «фольклорной деревни», где шастают ряженые чудаки. Потом примерно через месяц была ещё одна встреча премьера, на этот раз с сотрудниками Ломоносовского общественного фонда в Архангельске, хоть они и не писатели, но разговор шёл тоже очень «литературно». Там говорили не о нефти, крайне содержательная беседа была о кулебяках:



«Реплика: Пирог-то ешьте, Владимир Владимирович.


Реплика: Морошка.


В.В. Путин: А вы что сидите?


Реплика: Мы уже трижды чай попили. Мы очень рады, что дождались.


Реплика: Это кулебяки с палтусом.


Реплика: Это с палтусом настоящим – хорошие кулебячки, вкусные.


Реплика: С собой в самолёт.


Реплика: Завернуть пирог можно с собой.


В.В. Путин: Я пирог уже.


Реплика: А кулебяки можно?


В.В. Путин: А кулебяки можно.


Реплика: Владимир Владимирович, мы Вам потом пошлём с кем-нибудь, ладно?»



Это я из стенограммы с официального сайта правительства страны взял. Для чего привожу? А потому что в самом начале года на своём рабочем столе компьютера файл завёл под заголовком «Смерть реализма». Роман Сенчин о его убывании говорил. Отличный рок-музыкант и автор романа «Сержант Пеппер, живы твои сыновья» Вадим Демидов доказывал мне, что «новый реализм в сегодняшнем изводе перетечёт в новую мифологию». Вот и сама реальность у нас стала всё больше заполняться нефтью и кулебяками с палтусом, становится фантасмагоричной, и вроде как описание её реалистичными образами ничего не даст. Однако файл с таким излишне броским названием никак не развился, туда я только скопировал доводы Вадима Демидова, к которым, может быть, ещё вернусь.


На самом деле воодушевило присуждение в мае тому же Прилепину премии десятилетия «Супернацбест». Здесь важен символизм этого события. Это был не только знак признания поколенческого прорыва, который был совершён силами многих. Но и показатель, что реальное, настоящее, искреннее, современное – вот он, пульс литературной жизни, избавленный от пронафталиненного поеденного молью скарба. О каком уж тут убывании реализма можно говорить, когда он и есть русская литература, путь которой в мир начинался ещё с монастырской кельи, с церковного амвона. Тогда в Москве при выборе лауреата премии «Супернацбест» член жюри Ирина Хакамада отметила, что ей надоело бесконечное ковыряние в прошлом, в истории, и она голосует за реальную жизнь, за настоящие искренние человеческие взаимоотношения.


Именно этого многим и не хватает в литературе: реального слова о реальной жизни. Пусть не пастырского послания, до которого ещё не доросли, а «чёрного хлеба», «простых и грубых тем», «народничества» в интерпретации Сергея Шаргунова. Для этого ей нужно вновь развернуть гоголевскую «шинель». Вновь, как в XIX веке, после относительного классицистического игнора, ввести в плоть текста темы, героев, стилистику, кажущуюся низменной и недостойной высокого штиля. Иначе пойдёт вырождение, польётся кружковая литературщина, посыпятся на голову лучшие романы года в цветочно-крестовом ключе с продолжением. Литература превратится в личное варево доморощенных тайновидцев и мистагогов или что-то чудесное, но далёкое от масс по типу балета.


У меня нет никакого сомнения, что в раздифференцированном обществе литература должна взять на себя объединительные функции, выстраивать общественную горизонталь, формулировать общее дело, наполнить общество идеями. Недаром в последнее время всё больше раздаётся голосов о необходимости введения в художественное произведение человека труда. Это следует понимать не как реанимацию производственного романа. Человек труда – человек дела, находящийся в поисках жизненного целеполагания, которое отыскивается не в витиевато-стилистической эзотерике, а в «чёрном хлебе», который может начать собирание земель, народов, который не разделяет, потому как в нём нечего делить.


Проблема раздробленности общества и хаоса в человеке во многом происходит из того, что у него нет дела. Настоящее – шатко, и его необходимо скорее пережить с минимальными потерями, будущее – пугает и практически не воспринимается, если, конечно, не мыслить его по датам Олимпиад и Кубков мира по футболу. Единственная реальность – прошлое, к тому же его всегда можно подогнать под свой размер и вкус, как в хорошем ателье. Вот и сублимирует о прошлом общество, и каждый человек по отдельности, сидя в своей личной норе. Так и формируется общество, релаксирующее прошлым и практически импотентное в настоящем, довольствующееся коммуникацией с телевизором или компьютером.


Показательно, что после реалистичной картины схождения во ад социума, с досконального расписания симптомов болезни деревни Елтышевых – символа новейшей истории страны, литература обратилась к описанию внутреннего человека, к тайникам и закоулкам его души. Причём эта внутренняя атмосфера оказалась часто подвластной инфернальному, тёмному, как и деревня Сенчина, убивающая всё живое.


Захар Прилепин пишет свою «Чёрную обезьяну» – особую фиксацию падения человека в скважину с соответствующим эхом крика отчаяния. У его героя нет имени. Он – воплощённая пустота, пустое место, тень, гоголевское «ни то, ни сё». Он не способен ни на что, кроме метаний и хаотического бега. Схожую попытку показать образ тёмного человека, такого же мелкого беса, сдавленного обстоятельствами и социумом, предпринимает и прозаик с Украины Платон Беседин в своей книге «Книга Греха», которая увидит свет в 2012 году.


С другой стороны, – роман Ольги Славниковой «Лёгкая голова» о противостоянии среднестатистической личности государству, личного и общего. Противостоянии не героическом, а, скорее, естественном. Главному герою Максиму Т. Ермакову сотрудники государственного особого отдела по социальному прогнозированию вручили пистолет и предложили застрелиться, иначе мир погрузится в хаос. Этот хаос, сопротивление системе есть в головах многих, вот поэтому госмашина, прикрываясь интересами общего, даёт ему самоубийственные поручения. Сергей Шаргунов в одном из недавних интервью заявил, что пишет роман о 93-м годе, об этом переломном для страны времени с точки зрения простого человека. Именно тогда ему дали понять, что эйфории вольности самоуправления и личной самостийности пришёл конец. Этот простой человек больше не субъект госуправления, перестал являться важной общественной стратой. Сейчас он, как, впрочем, и народ, исключён из политики, лишён возможности влиять на принятие решений. Его функции свелись к анекдотичному: создавать массовку на ток-шоу, производить закадровый смех, служить объектом для юмористических шоу и раз в четыре года подходить к избирательной урне.


Литература всегда оппозиционна власти, но она не является оппозицией, потому как вне её вертикали, её системы координат, она с человеком. Её задача дать обществу противовесы власти и научиться ею управлять. Поэтому, взяв во главу угла конкретного частного человека, литература должна созидать и выстраивать из них горизонтальные социальные отношения, иначе разговор может быть только о кулебяках и морошке. Говорить больше не о чем, можно только просить или жаловаться…


Вовсе не о пирогах сборник «Десятка», который увидел свет летом и собрал под своей обложкой десять авторов, заявивших о себе в первое десятилетие века. В нём было запечатлено особое симфоническое единство, пытающееся вернуть литературу к собственному предназначению, избавить её от инерции бесполезной игрушки, висящей на стене, или соблазна стать постыдной скоморошьей рожей.


Если говорить о каких-то безусловно ярких событиях года, то не могу их выделить, а может быть, и не надо. В поле русской литературы состоялся очередной разговор. Говорили о нефти, кулебяках, пытались найти модный экстремизм в произведениях нескольких авторов, много чего было. Пока в ощущении ожидания и предчувствия. Главное, что не было разочарований, да и версии о смерти реализма не подтвердились.


Версию о смерти реализма опровергли и декабрьские массовые протестные события в стране. Будем надеяться, что энергия масс будет только набирать обороты и не свернётся к банальному выпусканию пара.

Андрей РУДАЛЁВ,
г. СЕВЕРОДВИНСК

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.