Кухня – не мой удел

№ 2012 / 2, 23.02.2015

Екатерина Васильева родилась в 1974 году в Ленинграде. С 1992 года она живёт в Германии, где закончила филологический факультет Кёльнского университета (немецкий, французский и русский языки).

Екатерина Васильева родилась в 1974 году в Ленинграде. С 1992 года она живёт в Германии, где закончила филологический факультет Кёльнского университета (немецкий, французский и русский языки). Преподавала в Свободном университете в Берлине. Ведёт научную работу в области современной русской литературы и культуры. В настоящее время живёт в Берлине. Автор ряда прозаических произведений. Её последний роман «Камертоны Греля» опубликован в 10-м номере журнала «Нева» за этот год.

ЕКАТЕРИНА ВАСИЛЬЕВА

– Честно говоря, мне всегда было любопытно, как в человеке открывается писательский дар. Расскажи, как ты начала писать? Сомневалась ли ты в том, что стоит этим заниматься? Что для тебя творчество, творческий процесс?

– Я думаю, что потребность в творчестве проснулась во мне вместе с сознанием. Первое ощущение, которое человек испытывает от столкновения с жизнью, – это беспомощность. Сначала, конечно, кажется, что это от того, что ты ещё ребёнок. Но постепенно становится понятно, что со временем ничего не изменится и может даже стать ещё хуже. И вот творчество – это попытка получить хоть какой-то контроль над ситуацией. Ты начинаешь придумывать собственные микромиры, где власть принадлежит только тебе. И в какой-то момент обнаруживаешь, что твой микромир становится таким большим, что заполняет собой настоящий. Вот это и есть для меня радость творчества и одновременно самая элементарная потребность, без которой я себя не представляю! В общем, у меня не было такого момента, когда я вдруг села и начала писать. Я просто всегда относилась к жизни так, как будто я уже живу в своём романе. Правда, когда стала что-то записывать – в подростковом возрасте, – меня ждало разочарование. Всё было не так, как я себе представляла! Я точно знала, что мой взгляд на мир абсолютно уникальный, но почему-то из-под пера выходил то Валентин Катаев, то Анатолий Алексин… Поняла тогда, что самая главная задача для писателя – это найти путь к самому себе. Невозможно сказать что-то своё, пользуясь чужим языком! Но вопрос о том, стоит этим заниматься или нет, для меня никогда не стоял. Это было просто частью моей личности! Другое дело, что случались периоды, когда казалось, что я зашла в тупик и у меня элементарно не хватает сил выразить то, что я хочу. Хотя теперь я думаю, что это был своего рода сигнал, что настал момент заново разобраться в себе, выйти на какой-то новый уровень отношений с миром.

– Периодически мне встречаются вполне серьёзные выказывания о том, что «женщина не может быть писателем», если женщина пишет, то сугубо от проблем личного характера (может, ей просто надо выйти замуж, пару-тройку детей родить и всё пройдёт), да и женский стиль письма больше похож на вышивку или вязание, чем на высокую литературу. Как ты относишься к такому мнению?

– На самом деле в литературе, как и в любой важной сфере жизни, постоянно идёт борьба за власть и влияние. Если такие вещи говорятся, то это не столько от наивности, сколько от желания закрепить какие-то сложившиеся иерархии, чтобы можно было в этой борьбе хоть на что-то надёжно опереться. Например, на то, что ты мужчина и как бы «право имеешь». К тому же, мужская литература долгое время существовала именно за счёт женщин. Я уже не говорю о том, что жёны писателей организовывали им быт, пока те творили. Дело в том, что женщина, будучи фактически выключенной из литературного процесса, представляла собой бесценный материал для творца, который он использовал на своё усмотрение. Интересно, как бы выглядела история Анны Карениной, если бы её написала женщина? То есть мне интересен и мужской взгляд, но у меня нет возможности сравнить, потому что женщине просто не дали слова. Мужчина веками говорил и за себя, и за вторую половину человечества. И сейчас это, к сожалению, не так быстро меняется. Причём не только из-за внешних преград. Женщине труднее обрести свой голос, потому что та картина мира, которую она впитывает с детства, на самом деле мужская. Приходится буквально вырывать свой собственный глаз, который смотрит на тебя мужским взглядом, и самостоятельно искать себя на ощупь.

– Существуют различия между мужской и женской прозой?

– Мне кажется, они должны существовать. Проблема именно в том, что часто их нет. Когда я читаю художественный текст, то хочу видеть за ним личность с определённым жизненным опытом, в том числе и гендерным. Бесполая литература меня не интересует!

– Есть ли подобная дискриминация писательниц в Германии? Возможно ли у вас публичное выказывание на тему: если женщина пишет, она – второй сорт?

– В Германии, конечно, меньше терпимости к таким высказываниям. Но это не значит, что всё хорошо. То есть дискриминация приобретает какие-то более субтильные формы, с которыми тоже надо что-то делать. Вообще, всё это связано с ситуацией женщины в целом. Если нет условий, в которых она может развиваться как творческая личность, то она естественно и будет «вторым сортом» (даже если об этом вслух не говорить). Под созданием условий я подразумеваю правительственные программы, которые позволяют женщине не замкнуться на детях и домашнем хозяйстве. Развитая система дошкольных учреждений, материальные стимулы для отцов, берущих отпуск по уходу за ребёнком, всё это ключ к женской независимости и возможности себя реализовать за пределами дома и семьи. Я рада, что для меня и для большинства моих подруг мужья, на равных участвующие в домашнем хозяйстве, – это уже норма. Причём мужчин это совершенно не угнетает. Наоборот, такие отношения дают им очень много преимуществ. И одно из самых главных – видеть рядом с собой действительно счастливую и интересную женщину!

– Озвучу ещё крамольную мысль: может быть, дело совсем не в правительственных программах, а просто по своей природе женщина не предназначена к тому, чтобы творить? И мозг у женщины меньше, и ассоциативных центров мозга тоже, и биохимия другая. Что-то среднее написать, конечно, в состоянии, а вот гениальное – нет! Способны ли женщины в принципе подняться выше литературы «кухни»?

– То, о чём ты говоришь, называется «биологический детерминизм», то есть попытка выявить какую-то зависимость между физиологией человека и его внутренними качествами, включая и интеллект. Насколько я знаю, построить какую-либо последовательную теорию на этот счёт пока ещё никому не удалось, так что предмет разговора получается несколько умозрительный. Лично я предпочитаю ориентироваться на практический исторический опыт, который показывает, что среди великих мыслителей и деятелей искусства не так уж мало женщин. Причём их количество резко увеличивается по мере того, как общество открывает женщинам всё новые возможности и поля деятельности. То есть женщина не только способна, но и регулярно поднимается не просто выше «кухни», а до заоблачных высот!

– Совсем недавно в журнале «Нева» вышел твой роман «Камертоны Греля» (думаю, издателей он тоже обязательно заинтересует). Твоя героиня одержима желанием писать, ей важно высказать себя. Может ли литература помочь преодолеть внутренний хаос и гармонизировать отношения с миром?

– Да, моя героиня действительно одержима письмом, и вроде бы ничто в её жизни не препятствует литературной деятельности. Она получила хорошее образование, вращается в богемной среде, у неё любящий и никак не ограничивающий её свободу муж. Но всё-таки чего-то не хватает… Она чувствует в себе внутренний барьер, через который очень трудно прорваться. Роман оставляет открытым вопрос об истинной природе этого барьера, но, пожалуй, во главе угла здесь стоит проблема авторитета. Ведь серьёзный писатель – это по традиции учитель жизни, творец миров и по сути посредник между землёй и небом. Претендовать на такую роль, будучи женщиной, на самом деле просто страшно! И всё-таки моя героиня чувствует, что это её призвание, от которого по большому счёту никуда не деться, но которому она пока всё-таки не решается по-настоящему следовать. Отсюда и возникает в ней состояние нереализованности, дисгармонии. Может ли литература от этого излечить? В данном случае да! Потому что в какой-то момент нужно просто забыть обо всём и начать писать, даже рискуя быть непонятой. Или читать. Потому что в какой бы области женщина ни чувствовала в себе потребность реализоваться, я надеюсь, такие тексты, как мой, могут помочь ей перестать бояться самой себя.

– Одним из героев книги стал Эдуард Грель – директор академии пения в Берлине, органист, композитор XIX века. Тебе удалось достаточно точно воспроизвести его мемуары. Трудно ли было писать от лица мужчины?

– Сразу хочу сказать, что у меня не было задачи как можно более достоверно воспроизвести мемуары реальной исторической личности. Я создавала своего героя заново, используя факты биографии только как отправную точку. Намного важнее было для меня придумать для него язык, который с одной стороны изобличал бы в нём человека своей эпохи и в то же время обращал внимание на те переживания, которые были бы нам абсолютно понятны и близки сегодня. Эдуард Грель – фигура второстепенная даже для немецкой музыки, но иногда, как мне кажется, именно через нечто второстепенное, плохо изученное и не избалованное вниманием нам может открыться что-то важное. Кстати, этот постоянный страх, что тебя не поймут и не услышат, а также необходимость всё время бороться за внимание, сближают его с главной героиней романа. Поэтому писать от его имени было для меня более-менее естественно. В какой-то мере он тоже женщина!

– Каков твой писательский круг общения в Берлине? Это русские авторы или немецкие? Насколько важна для писателя среда, наличие единомышленников рядом?

– Русской литературной жизни в Берлине, конечно, нет. Но, может быть, это и к лучшему. С одной стороны, немного завидую коллегам из Москвы или Санкт-Петербурга, которым практически каждый вечер есть куда пойти и с кем пообщаться. С другой – очень хорошо понимаю, как такие мероприятия могут превращаться в обязанность и как литературное общение постепенно начинает вытесняться светским. Всех этих соблазнов в Берлине просто не существует! Так что есть возможность сосредоточиться на самом существенном. Жизнь отшельника писателю в какой-то мере даже полезна. Впрочем, Берлин – одна из европейских столиц, и сюда нередко приезжают литературные звёзды со всего мира – в том числе и из России. Вот с ними стараюсь общаться и чему-то у них учиться. И они у меня, надеюсь, тоже чему-то учатся. Кстати, совсем не обязательно, что мы с ними единомышленники. Иногда интересно именно столкновение противоположных мнений, эстетических и жизненных позиций. Это создаёт очень плодотворную почву для развития. А за немецкой литературной жизнью я наблюдаю в основном со стороны, то есть исключительно как читатель. К сожалению, построить отношения с немецкими писателями на равных совершенно невозможно: я их могу прочитать, а они меня нет. Так что будем ждать переводов!

Беседовала Мария СКРЯГИНА