Кроме меня самого

№ 2012 / 11, 23.02.2015

В Си­рии креп­ко лю­бят Рос­сию. Связь эта, слов­но пу­по­ви­на но­во­рож­дён­но­го, свя­зы­ва­ю­щая мла­ден­ца с ма­те­рью, ка­за­лось бы, бы­ла бес­ст­ра­ст­но от­ре­за­на с раз­ва­лом Со­ю­за, но сле­ды этой бли­зо­с­ти, ес­ли не ска­зать род­ст­ва, встре­ча­ют­ся и те­перь.

В Сирии крепко любят Россию. Связь эта, словно пуповина новорождённого, связывающая младенца с матерью, казалось бы, была бесстрастно отрезана с развалом Союза, но следы этой близости, если не сказать родства, встречаются и теперь.

Человеку, впервые попавшему в эту восточную страну, не могут не броситься в глаза знакомые едва ли не с детства «девятки», «семёрки» и другие модели отечественного автопрома, встречающиеся здесь и там. Если долго гулять по правительственным кварталам Дамаска, можно заметить и неприметные на первый взгляд патрули окрашенных в тёмный «уазиков», скрывающих в своих бронированных телах облачённых в гражданское суровых мужчин, профили которых то и дело сменяются тенями от АК-47.

В сувенирных лавках, расположенных в оживлённых местах сирийской столицы, с недавних пор рядом с флагами и сувенирами с изображениями сирийского флага и действующего президента Башара Асада, продаются флаги России и Китая – стран, наложивших вето на резолюцию ООН и уберёгших сирийский народ от большой трагедии.

Или вот ещё – указание на происхождение из России зажигает в глазах и без того дружелюбных собеседников из сирийцев тёплый, едва ли не ласковый свет – каждый первый видит в тебе приятеля, если не сказать друга.

Услышав новость о расстреле очередной демонстрации протеста в районе Меззе, мы вместе с сопровождавшей меня в поездке Катей тут же направились туда.

– Я знаю этот район, – рассказывал я, пока мы брели по криво уложенной плиткой набережной реки Барады, – чуть дальше будет отель «Le Meridian», куда я ходил плавать после занятий, музей и городской театр, а за перекрёстком – пятизвёздочный «Sheraton», а ещё через чуть-чуть – Дамасский университет…

Я испытывал странные ощущения, спустя почти три года оказавшись в этом городе – deja vu, только без необъяснимых помутнений в сознании, deja vu с логическими объяснениями, шатко держащимися на потёртых воспоминаниях – здесь было так-то и спутником мне был заливистый смех той девушки из Америки – вспомнить, как её звали, теперь стало непростой задачей. А там – во дворах того квартала – я как-то, взмокший от длинной пешеходной дистанции, отдыхал за чашкой крепкого зелёного чая в тени одного из деревьев и наблюдал за амадеусами, сидевшими в позолоченных клетках, подвешенных к крепким ветвям этих деревьев.

У едва ли охраняемых дверей Дамасского университета, на стенах корпусов которого висели портреты Асада, Катя явно загрустила. Прихватившая с собой видеокамеру, она хотела не только увидеть, но и запечатлеть доказательства зверств сирийского режима.

– Как ты думаешь, следы крови ведь там ещё должны остаться? – даже поинтересовалась она, когда мы часом раньше выходили из стеклянных дверей гостиницы.

Следов крови мы так и не нашли, как, впрочем, не увидели вообще никаких следов указанных событий, что дало объяснимые основания усомниться в их правдивости. Всё, что мы увидели, так это обычную для всякого города ночную автостраду, по которой в обе стороны двигалось по потоку автомобилей, да строения – университетский кампус, некоторые обитатели которого также прикрепили к своим окнам портреты Асада и официальные флаги страны, и жилой квартал, бесконечной вереницей тянущийся практически до самых окраин города.

– Срочно пиши в твиттер, – советую я Кате, чтобы просто не молчать, – пиши: «Молния! Ничего не происходит!».

Она нехотя обнажает зубы, прозрачное лицо её, кажется, подсвечивается изнутри, впрочем, похоже, она всё-таки расстроена тем, что нам не удаётся найти следов реальных ли, вымышленных ли столкновений.

– А назавтра все информагентства будут наперебой публиковать информацию о том, что «по сообщениям из твиттера Екатерины К., в охваченном беспорядками Дамаске ничего не происходит», – зачем-то продолжаю я.

– Следом нужно написать: «О, кажется, наконец что-то происходит!», – наконец подхватывает она со смехом, – а следующим твитом: «А, нет, ошиблась – всё-таки ничего не происходит!».

Под эти разговоры мы всё дальше удалялись от центра города. Высокие фонари, установленные на разделительной полосе посреди автострады, были отключены, и всё вокруг было погружено в полумрак, разрезаемый фарами автомобилей и мягким светом, изредка выбивающимся из окон первых этажей. Становилось всё немноголюднее – редкий прохожий встречался нам на пути. Мимо нас, замедлив ход, проплыло два патрульных автомобиля. Сидевшие в них люди сжимали в руках автоматы и бросили на нас взгляды, полные подозрения. Впрочем, до разговора дело не дошло, и, поддав газу, они поехали дальше.

Мы всё шли, внимательно сканируя взглядами окружавшую нас местность. Прямо по курсу мы увидели группу людей, громко говоривших о чём-то. Размытые из-за полутьмы фигуры их в отдалении становились тем очерченнее, чем больше мы к ним приближались. Наконец, они выросли перед нами в полной красе – шесть человек, кто с бородой, а кто гладко выбрит, кто-то держит автомат под рукой, а у кого-то он небрежно, будто сумка, закинут за спину. Сразу за ними – пара огромных «хаммеров», украшенных аэрографией с изображениями флагов Сирии во весь кузов и, конечно же, фотографиями Асада. На крышу каждого из автомобилей были установлены большие колонки, зачехлённые опять же в ткань по мотивам флага.

– Могу я сфотографировать эти машины? – обратился я по-арабски к одному из «автоматчиков».

– Откуда ты?! – вопросом на вопрос резко ответил он, проведя рукой по жёсткой рыжей бороде.

– Из России.

– Йа Хабиби! – воскликнул он и от в мгновенье охватившего его восторга протянул мне руку и, когда секундой позже кисти наших рук крепко сжали друг друга, ещё и приобнял меня за плечо. – Он из России! – сообщил другим. – Конечно, фотографируй – хорошенько сфотографируй!

Весь он превратился в сплошной восторг. Встретить человека из России на ночной автостраде Меззе оказалось для него приятным событием.

С десяток раз щёлкнув фотокамерой, я тепло попрощался с новыми знакомыми и двинулся дальше. В извилистых неосвещённых улочках квартала нащупал ворота дома, где я жил несколько лет назад. Конечно же, ничего за это время не успело измениться.

Кроме меня самого.

Арслан ХАСАВОВ,
ДАМАСК – МОСКВА