Мыслитель и насильники

№ 2012 / 16, 23.02.2015

В по­след­нее вре­мя я не­ча­с­тый гость в Мос­ков­ской Кон­сер­ва­то­рии на Боль­шой Ни­кит­ской, 13. Од­на­ко на про­шлой не­де­ле во­лею судь­бы, а точ­нее, во­лею хо­ро­шей зна­ко­мой, снаб­див­шей ме­ня да­ро­вы­ми би­ле­та­ми

В последнее время я нечастый гость в Московской Консерватории на Большой Никитской, 13. Однако на прошлой неделе волею судьбы, а точнее, волею хорошей знакомой, снабдившей меня даровыми билетами, побывал там дважды. 7 апреля в Малом зале состоялся сольный концерт «пианиста-мыслителя» (так было сказано в пришпиленной к билету краткой аннотации) Алексея Володина. Поскольку о Володине я ничего прежде не слыхал, пришлось лезть в Интернет. «Гений фортепианного звукоизвлечения, в совершенстве владеющий необычайно красивым, волшебным, чувственным звуком», «зрелый мастер, виртуоз с безупречной, артистически непринуждённой техникой». Привыкший к подобного рода восторженным характеристикам, в современной литературе поразительно легко раздающимся кому попало, направо и налево (так, один безвестный рифмующий прохвост в аннотации не постеснялся сам себя назвать «кумиром молодого поколения»), я заранее настроился к «мыслителю» скептически, и в соответствующем настроении отправился в путь.


Концерт начался «Музыкальными моментами» (соч. 16) Сергея Рахманинова – маловразумительным, надо заметить, опусом. Исключение составило, пожалуй, идущее под № 3 си-минорное Andante cantabile. Затем, однако, дело пошло живее. Блистательно была сыграна Вторая рахманиновская соната. А прозвучавшая после небольшого антракта фортепианная сюита из балета Петра Чайковского «Щелкунчик» в транскрипции Михаила Плетнёва вызвала бурю восторгов и громкие крики «браво». Великолепны были в исполнении Володина и джазовые произведения Николая Капустина – ми-мажорная прелюдия и Вторая соната. После чего началось троекратное заслуженное бисирование. Довольный, но явно превозмогающий усталость от двухчасового выступления маэстро виртуозно исполнил ещё две прелюдии – тех же Рахманинова и Капустина, а между ними, как апогей всего концерта, пронёсся по залу знаменитый Седьмой вальс Фредерика Шопена.


Совсем иначе сложился музыкальный вечер 11 апреля. Ансамбль «Солисты Москвы» опоздал с выходом на сцену Большого зала минут на 40. Наконец, музыканты вяло собрались. Заскучавшей публике был для начала предъявлен Концерт на троих для скрипки, альта, виолончели и струнных с фортепьяно в четырёх частях, в 1994-м году изобретённый Альфредом Шнитке по рецепту композитора Керосинова из к/ф «Антон Иванович сердится». Изо всех сил сопротивляясь ужасающей какофонии, я желал в те минуты только двух вещей: чтобы это безобразие поскорее прекратилось, и чтобы рояль, для чего-то выставленный позади оркестрантов, издал хоть один звук. Как ни странно, оба моих желания исполнились одновременно: струнные вдруг оборвали вой, и страшный удар по клавишам стал в буквальном смысле слова последним аккордом пьесы.


Дальше, как бы устыдившись насилия над инструментами, предводительствуемые Юрием Башметом музыканты заиграли Шопена, Моцарта. Но всё это было настолько невыразительно, что зал начал постепенно пустеть. Некоторые уходили, не дожидаясь какой-либо паузы. Трио-соната Шнитке–Башмета ввергла мужественно оставшихся в первоначальный звуковой хаос, из которого их уже как ветром сдуло в гардероб.

Максим ЛАВРЕНТЬЕВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.