МНОГО ПРЕМИЙ В ОТСУТСТВИЕ БЕСТСЕЛЛЕРА

№ 2006 / 11, 23.02.2015

На днях Наталья Солженицына объявила имя нового лауреата Солженицынской премии. Им стал Алексей Варламов. Премия присуждена ему за жизнеописания Пришвина, Грина и Алексея Толстого. Жюри поощрило писателя «за тонкое исследование в художественной прозе силы и хрупкости человеческой души, её судьбы в современном мире; за осмысление путей русской литературы ХХ века в жанре писательских биографий». В ближайшее время прозаику передадут 25 тысяч долларов.

Алексей Николаевич Варламов родился в 1963 году в Москве. Окончив в 1985 году филфак Московского университета, остался в альма матер преподавать иностранцам русский язык. В 1987 году в журнале «Октябрь» напечатал свой первый рассказ «Тараканы». Спустя три года выпустил первую книгу «Дом в Остожье».
В начале творческого пути Варламов, как утверждал критик Павел Басинский, писал «осторожно, сдержанно, как будто «на пробу». Басинский считал, что раннюю варламовскую прозу прежде всего отличала неистребимая черта ученичества. В доказательство своей мысли критик приводил повесть «Здравствуй, князь!», которую Варламов впервые опубликовал в 1991 году. Эта повесть, подчёркивал Басинский, – «какой-то своеобразный вариант «Студентов» Юрия Трифонова, повесть о московском студенчестве недавних лет, в которой легко узнаются сюжеты и лица филфака МГУ. Главный персонаж по имени Савушка проходит обычный набор столичных искушений, частью известных ещё по университетскому быту эпохи Леонида Андреева, о котором Василий Розанов язвительно писал как о череде студенческих «историй»: «запахло водочкой, девочкой, пришёл полицейский и всех побил» («Опавшие листья»). Наши «истории», конечно, покруче, но «разговоры», «девочки» и «полицейские» те же…»
Но справедливости ради замечу: кроме Басинского, эту социальную вещь Варламова больше никто из критиков никак не отметил. В отличие от автобиографической повести «Рождение», за которую писатель в 1995 году получил Антибукеровскую премию. Кстати, в том же 1995 году прозаик получил ещё одну премию – Лейпцигского литературного клуба Lege Artis – за лучший русский рассказ «Партизан Марыч и Великая Степь».

Вообще 1995 год можно назвать годом творческого взлёта Варламова. Писатель в том году в журнале «Октябрь» опубликовал весьма любопытный роман «Лох», развивавший тему конца света, апокалипсиса. Как уверял автор, он, когда писал свою вещь, прежде всего думал об опасности эсхатологических ощущений.

По поводу «Лоха» в прессе развернулась даже небольшая полемика. Так, Капитолина Кокшенёва восприняла эту вещь как своего рода ответ неким авангардистам, пытавшимся экспериментировать с вопросами веры. «Конечно, есть романы, в которых присутствует религиозный модернизм, когда Бог не более чем многозначительная фигура, а крест, распятие, колокольный звон – модный символ, – писала в 1996 году Кокшенёва. – Религиозный модернизм появляется там, где есть расхождение между декларацией (я – православный) и творчеством. Плодотворным же представляется совсем другой путь – такой путь, где писатель преодолевает отрицательный опыт, столь распространённый, тем, что говорит о живом опыте обретения веры и воцерковлении. Так я читала роман Алексей Варламова «Лох». Но именно «за православие» автору досталось от критика журнала «Огонёк», назвавшего роман «крестообразным» (К.Кокшенёва. Революция низких смыслов, М., 2001).
В ответ на эту полемику Варламов спустя два года выдал на-гора очередной роман, назвав его «Затонувший ковчег». Любопытный беглый чертёж этой вещи предложил Басинский. В его понимании это роман о современных сектантах. «Действие разворачивается в двух планах: городском и таёжном. В Петербурге (Ленинграде) обитает секта скопцов, возглавляемая чудовищным типом по имени Борис Филиппович Люппо, который в своё время изнасиловал несовершеннолетнюю и был оскоплён её разгневанным отчимом. Одновременно в глухой тайге находится староверческая деревня Бухара (ударение на втором слоге), где старцем признан некто отец Вассиан – бывший советский историк Василий Васильевич Кудинов, человек неверующий, больше того – автор статей на атеистические темы, но «потерянный» в этой жизни и нашедший своё призвание в роли фиктивного пастыря религиозных фанатиков».
Валентин Курбатов, когда прочитал «Затонувший ковчег», был просто очарован необычностью сюжетных линий этого романа. При этом критик посчитал нужным подчеркнуть, что всё-таки важней всего «отметить главную удачу Варламова – последние вопросы отечественной жизни, если говорить о России всерьёз, решаются именно на этих внешне окраинных для общества полях, где бьются силы Света и силы Тьмы» («Литературная Россия», 2000, 10 ноября).
Но это – философия. Как считает Басинский, «Затонувший ковчег» мог стать бестселлером наших дней. Но не стал. «Я думаю, – писал Басинский после публикации романа в журнале «Октябрь», – что не философия подвела Варламова. Его подвела эстетика. Нельзя автоматически, «школьнически» заставить в наше время работать механизм идеологической беллетристики века XIX-го. Даже смазав его современным маслом из всевозможных «знаков». Надо поступить как-то иначе».

Критики надеялись, что «иной» путь Варламов продемонстрирует ещё до конца двадцатого столетия. Однако последующие два романа Варламова – «Купол» («Октябрь», 1999) и «Купавна» («Новый мир», 2000) – никакого прорыва не ознаменовали. Больше того, сложилось впечатление, будто писатель сбился на скучное морализаторство.

Видимо, в какой-то момент «иным» путём для Варламова стали беллетризованные биографии писателей. Одно время писатель чуть ли не на поток поставил сочинение биографических книг для серии «Жизнь замечательных людей». Он, в частности, подготовил романы о Михаиле Пришвине и Александре Грине (более того, по книге о Пришвине даже защитил докторскую диссертацию). К этому же циклу следует отнести и его сочинение «Красный шут» об Алексее Толстом («Москва», 2005, №№ 7 – 9).
Как признаётся Варламов, на первый взгляд между его героями нет ничего общего. «Но творческий путь всех троих начался до революции. Потом они жили здесь, в Советском Союзе, и каждый, как мог, выстраивал свои отношения с большевиками. Этой стратегией они и интересны. У Пришвина сначала это было яростное неприятие большевизма. А потом – постепенное признание, что это неизбежный путь России. Позиция Грина уникальная: перед смертью он дал гениальную формулировку «я к ним равнодушен». Кроме него, все либо восхищались большевиками, либо их проклинали. Об Алексее Толстом Бунин сказал, что он вернулся потому, что здесь ему пообещали более вкусный кусок. Считается, что он очень талантливый, но бездумный писатель. Я стараюсь доказать, что это не так. У него была своя точка зрения: он хотел вернуться к своему народу» («Коммерсантъ», 2006, 7 марта).
Если честно: все эти три биографические книги – не самые лучшие вещи Варламова. Во всяком случае, это далеко не вершины его творчества. Поэтому не совсем понятно, почему Солженицын остановил на них свой выбор. Возможно, сильное влияние на классика оказал член жюри Солженицынской премии Павел Басинский (они с Варламовым – давние приятели). Но не исключено, что присуждением премии своего имени Солженицын просто хотел поддержать позицию заинтересовавшего его автора. Как известно, все три героя Варламова были не в ладах с большевиками, что, естественно, очень импонировало Солженицыну. Это один момент. Второй момент связан, как мне думается, с постоянным подчёркиванием Варламовым своей приверженности христианским ценностям. А вопрос веры для Солженицына всегда имел особое значение.
Переломным в творчестве Варламова стал роман «11 сентября». Как язвительно заметила Лиза Новикова, писатель, «востребованный толстыми журналами, запомнившийся своим почвенническим уклоном, наконец, лауреат «Антибукера» вдруг взял да и перекинулся на эклектичные однодневки в стиле трэш. Его новый роман представлен как «мелодраматический триллер». Вышел он в серии «Неформат», курируемой известным критиком Вячеславом Курицыным. Так что, если говорить ещё проще: раньше писал под Толстого и Достоевского, теперь – под Курицына. Варламов не первый и не последний. Но на столь крутом повороте литераторов порой подстраховывает псевдоним. Однако автору «11 сентября» даже не надо было прятаться: его роман выполнен в фольклорном жанре лубка. Писательская индивидуальность здесь успешно побеждена анонимностью» («Коммерсантъ», 2005, 6 июля).
Подведём некоторые итоги. Я думаю, это даже неплохо, что Варламов пробует себя на самых разных литературных полях. Он уже успел поэкспериментировать в жанре занудных морализаторских повестей, отметиться скучной биографической прозой и выдать дешёвый мелодраматический триллер. Правда, при этом мы пока ни одного бестселлера так и не получили. Может, потому, что писатель до сих пор продолжает во всём и вся чересчур осторожничать. Заметьте: по взглядам Варламов чуть ли не всегда стоял на позициях консерваторов, но основной его печатной площадкой уже много лет является либеральный журнал «Октябрь». Из «почвеннических» изданий он пока готов публиковаться, похоже, только в очень умеренной «Москве» и центристской «Роман-газете».

Не всё просто и в его отношениях с творческими союзами. Варламов, по своему духу близкий к деревенщикам, в своё время сделал ставку не на патриотические круги, а на весьма лояльных режиму Ельцина демократов, вступив в Союз российских писателей. Чрезвычайно сдержан Варламов и в критических статьях.

Обжёгшись однажды на своём бывшем приятеле Олеге Павлове, позволив в его адрес высказать пару безобидных шуток, при этом не указав даже имени товарища, и моментально получив в ответ гневную газетную отповедь, он с тех пор старается сильные фигуры нигде не задевать.
Мне кажется, Варламову не хватает бесстрашия. Но, может, со временем этот недостаток исчезнет? Я, во всяком случае, хочу верить, что свой творческий потенциал Варламов ещё не исчерпал.В. ОГРЫЗКО