Родниковый узел в зоне поражения

№ 2012 / 21, 23.02.2015, автор: Дмитрий ОДИНОКИХ (г. КЫШТЫМ, Челябинская обл.)

Я давно уже хотел познакомиться с настоящим уральским самородком – поэтом и бардом Дмитрием ОДИНОКИХ. Сначала услышал в исполнении друзей его распевные «Поле ржаное» и «Калины росы», поразившие меня своей органичной и очень выразительной русской народностью, дивным мотивом в духе «Тонкой рябины» или «Степь да степь кругом», многообещающими стихами. Потом мне дали переписать кассету с уже аранжированными песнями Дмитрия: обрамление несколько ходульное, эстрадно-синтезированное, но сами песни удивительно красивые, мудрые, чистые и глубокие, и голос – такой близкий, щемяще-родной, чуткий, а всё вместе – бальзамом ложится на душу: и трогательно до слёз, и целебно, как живая вода. Потом я наткнулся на подборку его стихов в «Нашем современнике» – тогда отделом поэзии в журнале заведовал ещё Юрий Кузнецов. Из краткой биографической справки узнал, что поэт, оказывается, живёт в г. Кыштыме Челябинской области. Город этот известен тем, что его окружают прекрасные рыбные озёра, но также и радиационной аварией 1957 года, которая произошла по соседству на химкомбинате «Маяк» и была засекречена аж до 1989 года. Кыштым располагается в двух часах езды от родного для моей матери города Миасса, где я часто бываю. И я загорелся попасть к Дмитрию Одиноких в гости. Надо сказать, что пару лет назад одну из его песен («Ниточка родниковая») взяла на вооружение хорошо знакомая мне замечательная казанская фолк-рок группа «Медвежий угол», выступавшая в 2000-х вместе с «Калиновым мостом». Ребята добыли телефон автора и попросили у него разрешения на студийную запись этой песни в своём варианте. Поделились номером со мной.

 

Дмитрий ОДИНОКИХ

– Скажите, Дмитрий, откуда у вас такая тяга к фольклорным, народно-поэтическим образам? Это сознательно выбранный путь в творчестве?

– Однажды я услышал песню, которая мне очень понравилась: «Ой, попой, соловушка,/ на дорогу дальнюю,/ трелью душеньку услади…». Подумал, старинная какая-то, фольклорная. А потом мне сказали, что это песня свердловского барда, нашего современника. Я удивился и понял – «это моё!». Стал стараться в этом жанре петь. Но сейчас я от этого ушёл: на старый мотив песен в последнее время уже не писал.

– Расскажите немного о себе. Вы здесь родились, в Кыштыме?

– Да, родился в Кыштыме в 1967 году и всю жизнь прожил в Кыштыме. Работал пекарем, автослесарем, маляром, грузчиком, долгое время – сапожником. Последнее время столярничаю. Рамы оконные делаю в цеху. Что ещё рассказать? Дочка вот недавно замуж вышла. Мама с нами живёт, она пережила инсульт, ей 72 года. Жена занимается с машиной, поэтому её сейчас нет дома. Самое главное у меня сейчас – семья, земля. Просто погода такая нынче слякотная, а то был бы я на даче, на огороде…

– А ваша творческая история?

– Первая книжка («Свирель акации», Кыштым) у меня в 1999 году вышла. Её меня просил издать мой наставник, чтобы я видел свои ошибки.

– А кто был вашим наставником?

– Виктор Толокнов, наш кыштымский поэт. У нас было литературное объединение, пока он не умер. А после его смерти так и не смогли уже собраться…

– Он в вас поддерживал народное начало, фольклорное?

– Нет, нет, нет. Ему не нравилось это. Ему нравилось как раз то, что у меня было городское. А когда я вторую книжку издал «Калины росы», он меня давай лупить: «Да ты чего идёшь в глубину!? Давай про современность пиши!». Я говорю: «Это не моё. Ну, не нравится мне! Ведь душа пишет то, что хочет…» Следующая книжка «Родниковый узел» (Челябинск, 2002) для меня очень важная была – в ней много песен из студийного альбома. Вообще в 2002 году у меня была вершина творческой деятельности, когда гастроли мне хотели организовать… и предложили сделать эту запись «На семи ветрах» с целью ездить с ней по городам. Но я… в психбольницу попал после этого… С тех пор – на второй группе (инвалидности) и почти каждый год лежу в больнице. Нынче осенью вот тоже лежал (чаще всего осенью болею), на Новый год только домой вернулся. Так что для меня это всё – на грани… И я даже после вашего звонка втайне надеялся, что вы не приедете. Потому что, с одной стороны, приятно, что кому-то интересно моё творчество, а с другой стороны, для меня это всё волнительно, опасно…

– Много вы городов успели проехать?

– Нет. Это всё только планировалось. Я успел сделать один гала-концерт в Кыштыме, а на следующий день уже был в психиатрической больнице. Вот так вот судьба сложилась. Сцена – это не моё, как оказалось. А у меня уже был пошит костюм сценический, даже танцевальная группа сопровождала четыре песни.

– А как вы выступали – просто под гитару акустическую или была группа с барабанами и т.д.?

– Нет, группы не было, но использовались минусовки с альбома «На семи ветрах». Всё по серьёзному устраивалось. Нашёлся человек, который денежку заплатил, нашлись люди, которые хотели это всё, сейчас скажу… «замутить». Но вот моё здоровье не выдержало.

– Я слышал, что вы были лауреатом ильменского фестиваля авторской песни в Миассе…

– Да не-е-ет! Это было на «Зелёной карете» в Каменск-Уральске. А на «Ильменке» я только на Лесной Поляне выступал. Мне ещё до ильменского лауреатства ой как далеко! Расти и расти.

– А мне кажется, у вас песни посильнее многих, кого там награждают.

– Нет, это вам кажется. Там мастера. Лауреатами становятся те, кто этим всерьёз занимается постоянно, горит этим, выступает. А я – любитель… Я тут тем более палец потерял указательный (основной палец – зажимной), на столярном станке кончал. Чтобы играть на гитаре-то… Вот в феврале ко мне приезжал бывший кыштымец, который сейчас в Москве живёт, с просьбой исполнять мои песни под минус. Вот он – профессионал, и ему, как говорится, и карты в руки. А я – домосед, крестьянин. Для меня выйти на сцену – это большая-большая проблема. Мне не по себе становится. Вообще, есть Ильменский фестиваль, есть Грушинский фестиваль, а есть такие – среднего уровня, региональные. Вот на них меня отмечали: в Екатеринбурге два фестиваля, в Каменск-Уральске и на озере Аракуль в Каслях. Это мои фестивали. А Ильменский, Грушинский – это для профессионалов. Там и песни-то такие заводные звучат. Над моими-то думать надо… Сейчас в наших рядах (бардовских) вообще разговоры идут, что, например, если взять песни Юрия Визбора… пришёл бы он сейчас на Ильменский фестиваль, его бы зарубили на корню, сказали бы: «Дедушка, иди-ка ты лесом!». Раньше другое время было – другие песни. А Сашу Башлачёва, например, зарубили бы, потому что – «неформат».

– А идеалом кто считается – Митяев?

– Ой, да сейчас, кстати, много хороших песен пишется. Очень много. Какая-то, я бы сказал, новая волна идёт. Но они, знаете, именно на угоду слушателю, чтобы слушатель не скучал, чтобы он получал заряд бодрости. А в того же Визбора, например, надо вслушиваться, он не заряжает бодростью. Сейчас же идёт волна такая, что поющий людей должен подбадривать. И вот такие авторы-исполнители сейчас на высоте – много гастролируют, им дают возможность ездить, петь свои песни. Песни хорошие…

– Но поэзии, наверное, мало…

– Поэзии мало, но дух поднимают – я сам слышал. Я всегда завидую белой завистью тем, кто может написать бодрую, заводную песню. И когда я слышу такие песни, я всегда думаю – «вот чего мне не хватает!». Вот одну песню записал полтора года назад – «Поле на ладони». Она более-менее получилась такая мажорная. Но она единственная. Вообще пишу сейчас мало. Прошлой осенью две песни закончил – и всё. Причём одна из них – посвящение Башлачёву: «За тебя ли, за тебя ли кличут колокольчики/ За тебя ли, за тебя ли бьют колокола…».

– Интересно! Он ведь, действительно, вам должен быть близок по тяге к корням, обращению со словом…

– У Башлачёва – там силища, конечно, огромная. Слово за слово цепляется, «колокола – колокольчики»…

– А когда вы начали писать песни, кто у вас был в фаворе?

– Цой и Бутусов.

– А Башлачёв позднее, да?

– Башлачёва я вообще ни одной песни не слышал. Я просто слышал людей, которые были его последователями. А самого его я не читал и не слушал. До сих пор.

– А как же вы говорите «силища»…

– Я только повторяю тех людей, кто о нём говорил. Я специально не читаю поэтов, потому что на меня это сильно влияет… у меня в голове это саднить начинает, сразу же хочется писать ответ. И мне… ну, как объяснить… сразу хочется продолжать.

– А это плохо – продолжать?

– Да нет, не плохо. Просто я не хочу сейчас продолжать. Это всё у меня происходит ночами, а мне спать обязательно надо, с моей болезнью сон – это самое лучшее лечение. Вообще, тяжело писать в последнее время. Не то чтобы слова не идут, а эмоционально тяжело. Раньше это приносило радость, было весело, приятно. А сейчас напишешь стихотворение – как землю вспахал. Видно, муза меня оставила. Но я к этому спокойно отношусь: от меня ушла – значит, к кому-то пришла. Зато когда я был весь в творчестве – с семьёй были проблемы, с женой, детьми. А сейчас – в семье тишь да гладь. Видно, Господь мне сообщает таким образом, что не надо этим заниматься. И палец вот на станке потерял – чтоб не было даже соблазна на сцену выходить.

– А расскажите, как вам в «Нашем современнике» удалось опубликоваться?

– Я написал письмо, послал стихи. Пришёл ответ за подписью Ю. Кузнецова, что они хотят опубликовать мои стихи. Они, правда, опубликовали в своей редакции. Она мне не шибко нравится, много чего переделали. И очень многое они переправили не в пользу. Я бы так не опубликовал. Но мне приятно было, что из Кыштыма я единственный, кто в «Наш современник» попал. Ведь сколько поэтов в России, извини меня! В каждом городе свой талант! А всё-таки Кузнецову мои стихи как-то приглянулись. Кузнецов же – профессионал, а я – любитель. Вот я уже год, наверное, не писал. Горения нет, и я не переживаю, что у меня не пишется ничего. Я не переживаю насчёт того, чтобы продвинуть как-то песни, которые у меня есть.

– А последняя публикация у вас когда была, давно?

– Последняя публикация – в челябинском журнале «Графоман». Николай Година издал меня в прошлом году. И это стоило мне пятьсот рублей.

– А зачем вам это нужно было – за деньги публиковаться?

– А я деньги и не отдал. Получилось как? Он мне предложил: «Дима, давай я опубликую подборку твоих стихов…» (Он пожилой уже человек, на пенсии). Я подумал: «Ну, раз человек предлагает, почему нужно отказываться?..» Оставил свою подборку. А он мне через два месяца звонит: «Дима, твоя подборка в журнале прошла. Привози четыреста девяносто рублей». Я за голову взялся! Что ему сказать?! Ведь он меня обманул, по сути. Сказал бы сразу, что это удовольствие будет стоить четыреста девяносто рублей, – я бы, естественно, отказался. И вот, получается, я уже целый год ему должен четыреста девяносто рублей. Ну, я отдавать не собираюсь. Это принципиально. Он не прав.

А вот последнюю книжку я издал на свои деньги – «Золотая рубаха заката». Год работал в столярке и специально откладывал денежку. И вот сто экземпляров напечатал.

– Сейчас вы уже ни в каких поэтических студиях не участвуете?

– Я два года назад заявился в Челябинск, там себя показал, хотел в Союз писателей вступить. Узнал, что это будет стоить три с половиной тысячи, – отказался. Но там Олег Николаевич Павлов (литературное объединение «Светунец») заинтересовался моими песнями, и с его благословения десять песен под гитару я записал в Союзе писателей. Вообще, из этого «Светунца» многие нынешние москвичи вышли. В частности, Богданов Вячеслав. Последний раз я вот там был, хотел в Союз вступить, а потом подумал: «Ну, зачем это? Лучше любителем останусь. Всё-таки быть членом Союза писателей, значит – надо постоянно этим заниматься…».

– А льготы вступление в Союз даёт какие-то? Какой смысл-то в этом?

– Нет никаких льгот. Вот я смысла-то теперь уже и сам не вижу. Потому что сейчас чаще всего издаются самиздатом либо вскладчину. Если тридцать лет назад льгота была, то сейчас – ничего. Только покрасоваться на выступлении где-то или при публикации, что вот, мол, член Союза писателей. У меня, кстати, Кузнецов спрашивал в телеграмме, когда меня решили публиковать в «Нашем современнике»: «Дмитрий, вы являетесь членом Союза писателей? Если нет, то это не имеет значения». Мне это очень понравилось.

 

Беседу вёл Евгений БОГАЧКОВ