Принцип один – талант

№ 2012 / 22, 23.02.2015

Лето в Литературном институте – самый, пожалуй, горячий сезон. Однако некоторым его работникам вовсе не светит расслабиться на пляже – сразу после подведения итогов творческого конкурса грядут вступительные экзамены.

Кому открыт вход в Литинститут

Лето в Литературном институте – самый, пожалуй, горячий сезон. Однако некоторым его работникам вовсе не светит расслабиться на пляже – сразу после подведения итогов творческого конкурса грядут вступительные экзамены. Перед очередным наплывом абитуриентов мы побеседовали с ответственным секретарём Приёмной комиссии Литинститута Оксаной Лисковой – о прошлом и настоящем.

– Оксана, мы с вами в своё время, как и многие другие, оба прошли через Приёмную комиссию Литературного института. Расскажите, как получилось, что вы в ней задержались?

– Максим, я даже помню, как я пришла в Приёмную комиссию первый раз, стесняясь, и как у меня спросили, что я принесла – «прозьку или поэзьку»? Я поступила в институт и спустя пять лет получила свой диплом. А на следующее утро после вручения дипломов стала по справочнику обзванивать различные редакции, чтобы устроиться на работу. Это затянулось на год. За этот год я, правда, успела поработать внештатником в районной газете, писала какие-то потешные статьи в полусоветском стиле в журнале про мех, в которых пыталась кроме стандартных заданий придумать что-то своё, но это никому не было нужно. Почти перестала заниматься стихами. Бегала по издательствам, читала странные книжки, писала на них аннотации, а потом неожиданно мне позвонила однокурсница, работавшая на кафедре русского языка в Литинституте, и сказала, что есть свободная вакансия завуча Высших Литературных курсов. На тот момент мне нужна была любая работа. Я шла на собеседование с ректором – им тогда был Сергей Есин, – не имея никаких представлений о будущей деятельности. Затем несколько лет я трудилась на ВЛК и в ректорате. А потом ректор неожиданно предложил мне перейти в Приёмную комиссию и стать её ответственным секретарём. Первые три года, занимая эту должность, я училась работать, привыкала к новому статусу. Особенно трудно было отстраниться от абитуриентов, перестать ощущать себя на их месте, переживать за них. Это очень мешает работе. В первое лето один абитуриент в коридоре хлопнул меня по плечу и спросил: «Ну как, сдала?» С того момента прошло, кажется, 10 или 11 лет.

Самое приятное в моей работе – видеть, как человек прыгает от радости возле стенда, где висит приказ о его зачислении.

– Когда я в 1996 году поступал сюда на заочный факультет, то достаточно хорошо представлял себе высшее заведение, в которое иду учиться. Я не говорю об иллюзиях, многие из которых, как всякие иллюзии, впоследствии быстро развеялись, но имею в виду общее представление об истории и специфике вуза. А нынешняя молодёжь – прицельна ли она в своём выборе столь необычного высшего образования?

– Я поступала на год раньше вас и ничего толком о вузе не знала, кроме того, что это элитное учебное заведение и скорее всего меня в него не примут. Это меня пугало. Иллюзий на свой счёт у меня не имелось, я не думала, что пишу гениальные стихи. Но зачисление в Литинститут было для меня реальным шансом получить хорошее образование и поменять свою жизнь. Мне это удалось – моя мечта сбылась, я оказалась в другом мире, совершенно отличном от мира моих родителей и большинства одноклассников.

Нынешняя молодёжь – очень разная. Мы-то с вами уже были всё же достаточно взрослыми и не метались между вузами, а делали свой выбор заранее. Сегодня абитуриент, как правило, подаёт заявление сразу в несколько вузов, их должно быть не более пяти. Подход к поступлению, как мне кажется, стал более рациональным. Сам статус студента важнее, чем амбициозная надежда стать великим поэтом или прозаиком, окончив Литинститут.

А в 17-летнем возрасте есть неопределённость в выборе, что нормально, ведь не все могут сразу понять, кем быть. Часто профессию литератора путают с профессией библиотекаря или учителя, потому словосочетание «творческий конкурс» вызывает иной раз удивление. А бывает, что на том конце провода девочка или мальчик, звонящие в Приёмную комиссию в мае, всерьёз говорят, что напишут до 5 июля – даты завершения конкурса – и стихи, и прозу. Я думаю, нам с вами это в голову бы не пришло.

Но всё ещё есть некоторый процент поступающих, которые знают, куда идут и что это за вуз. И как правило, представление об институте им дают или учителя (часто наши выпускники), или друзья – студенты Лита, или, простите за риторику, творческая направленность, поэтическая природа, которая преобладает в сознании.

– Вы наблюдаете каждый год приход в Дом Герцена всё новых и новых лиц. Меняется ли со временем что-то принципиальное в массе абитуриентов, и если да, то – что?

– Наблюдаю… да… иногда записываю. Есть потрясающая разница между теми, кто поступал в 2005–2008 годах, и поступающими сейчас. Тогда, особенно в 2007-м, резко возросла степень самооценки и упала общая грамотность. Менялась система информации, отношения к миру, к будущему, происходил такой, скажем, циничный выбор жизненного пространства. Абитуриенты на вопрос «Какие толстые литературные журналы вы читаете?» всерьёз перечисляли названия популярных женских журналов. Однажды на моих глазах разыгрался знаменитый анекдот про чукчу-писателя. Помню, как вся комиссия на собеседовании замерла от неожиданной девичьей реплики: «Я же не читатель!».

Однако в последующем произошли, выражаясь казённым языком, позитивные перемены. Во всех отношениях: и читать стали больше, и толстые журналы знают лучше. Конечно, сегодня информация более доступна, но ведь ей можно не пользоваться.

Я уже второй год занимаюсь с абитуриентами на курсах, преподаю специфическую дисциплину, которая называется «Творческий этюд». Жанр этюда требует определённых профессиональных навыков, при всей его кажущейся лёгкости, итогом должно стать цельное литературное произведение. Обобщив материалы, опыт своих предшественников, собственный писательский и экзаменационный опыт, я создала методику, по которой и занимаюсь с будущими первокурсниками. В моей аудитории есть совершенно потрясающие ребята, с художественным восприятием, с азартом, с любопытством, – это точно наши, если не передумают. И, несмотря на то, что людям творческих профессий трудно найти работу, у них есть желание делать мир лучше. Представляете, Максим, молодые люди так и говорят: «Я хочу сделать мир лучше и считаю, что творчество мне в этом поможет». Думаю, на них можно надеяться.

– Кстати, о художественном восприятии. Среди абитуриентов Лита иногда попадаются личности, отличающиеся разнообразными странностями в поведении, особенно по весне. Как справляетесь с ними?

– Никак, это опасно. С опытом пришло какое-то понимание. Поначалу я не сразу догадывалась, в чём дело, и вела себя как пионерка, объясняя, как надо, а как не надо поступать в институт. Сейчас, конечно, я так не делаю. Разные бывали случаи… Несколько лет подряд, каждую весну, например, приходил мужчина, останавливался на пороге кабинета и кричал свои стихи, затем кланялся и уходил; мы получали письма от двух человек, в которых рассказывалось о репрессиях со стороны институтского руководства, публичном сжигании рукописей, – с прошлого года письма не приходили. И, кстати, человек, выкрикивающий свои стихи, тоже этой весной не появлялся. Жизнь меняется. Чудаки остаются. Но, видимо, я к ним привыкла. Может, со стороны я тоже кажусь чудаковатой.

Зато продолжает удивлять активность бабушек и дедушек, которые настойчиво выясняют у нас, поймёт ли их внук, что такое 14-й шрифт, а на просьбу позвать внука к телефону дают отказ, утверждая, что они поймут лучше. Один дедушка собрал внучку целый пакет документов, не подошли только фотографии:

– Можно я его сфотографирую сам? Я хорошо фотографирую. А можно на фоне леса? Так поэтично! А можно он будет с обнажёнными плечами? Как нельзя? Ну что ж это? Вы – женщина, а ничего не понимаете.

Бывают среди поступающих настоящие артисты. Устраивают целые спектакли, чтобы добиться желаемого. Некоторые так хорошо имитируют приступы различных болезней, что приходится вызывать «скорую». Потом врачи меня ругают. К сожалению, ложные обмороки от настоящих я ещё отличать не научилась. Что ж, для меня это будет новым повышением квалификации.

– Несколько лет назад был введён пресловутый ЕГЭ. Как отразилось это министерское новшество на Литинституте?

– Практически так же, как и на других вузах. Проходной балл у нас высокий, а по русскому языку – беда. Но ведь поэты часто бывают с низким или средним уровнем грамотности. Они вечно спешат за эмоцией и забывают про буквы и запятые. Новая форма экзамена дала возможность вот таким талантливым, но плохо знающим правила, получить тот самый средний балл по ЕГЭ, который для них стал спасением. Другое дело, что специфика изложения помогала увидеть ещё один уровень творческого человека, например, стилистический слух, ритмический уровень, умение рассуждать (раньше изложение было с элементами рассуждения), импровизировать на предложенную тему, если не получалось имитировать текст. Стилизация – одна из форм творческого упражнения, весьма полезная. С литературой, мне кажется, вообще нет проблем. Если абитуриент начитан – форма экзамена не так уж и важна.

– Недавно в институте были назначены выборы ректора. Кандидатов на эту должность уже утвердил Учёный совет. Однако затем всё неожиданно отменилось, и Борис Тарасов остался в своей должности ещё на один срок. Что произошло?

– Насколько я знаю, институт получил письмо от учредителя, который продлил полномочия действующего ректора на два года, поэтому процедура выборов нового ректора была прекращена. Какое решение будет принято через пару лет, предположить сложно, в любом случае объём ответственности, который тянет ректор, незавидный.

– В целом преподавательский состав института, прежде всего я имею в виду, конечно, кафедру литмастерства, – люди преклонного возраста. Получается, что некоторые из них по возрасту приходятся своим ученикам чуть ли не прадедами. Не слишком ли существенно для конфликта поколений?

– Да, так и есть, из молодых здесь работает только Сергей Арутюнов, мы учились с ним в одну «пятилетку», он был курсом старше. Теперь он – руководитель семинара поэзии на заочном отделении.

Конфликт поколений тоже, наверное, есть. Так уж устроен мир. Конфликт должен быть. Юноши и девушки, которые приходят на первый курс очного факультета, совсем другие. Я делаю акцент на очке не случайно, ведь на заочный к нам поступают разновозрастные люди, а вот на очку – фактически дети. У них нет жизненного опыта, без которого писать трудно. Любое самое богатое воображение требует для «идеального» воплощения ряд профессиональных навыков. Мне, например, трудно представить, кто, кроме Евгения Михайловича Солоновича, может дать переводчикам с итальянского такие навыки, которые из ученических упражнений потом перерастут в основу переводческого мастерства. То же и с другими мастерами. Когда Руслан Тимофеевич Киреев говорит своей ученице (подслушанный разговор): «Не пишите то, о чём не знаете», – он абсолютно прав, и эту его правоту хороший ученик будет сначала выполнять как задание, а потом оценит с точки зрения профессионала, поймёт, как с этим работать. Изначально ученика и учителя разделяет, помимо возраста, разница в восприятии художественного слова, подхода к литературной деятельности, и это даёт определённый разрыв, но в учёбе появляется плюс – эти восприятия смешиваются, а кто как пользуется чужим опытом, секретами мастерства, видит ли он их или не видит – дело личное. Готовность учиться не менее сложна и важна, чем готовность учить.

С другой стороны, кафедре литмастерства, да, не хватает нового движения. Нужны молодые преподаватели, чтобы опыт смешивался. Сейчас всё другое – слово тоже, оно меняется и дышит иначе, чем 40, 50, 60 лет назад. Тенденция к поиску молодых в институте есть. Есть и интересные авторы, которых можно было бы позвать преподавать, потому что они – другие, у них у самих идёт становление, и этот общий поиск творческого секрета объединил бы молодого учителя и ученика. Так они будут бодрее идти в неизведанное. По-моему, это было бы здорово. Я, например, точно знаю, кого бы могла позвать и почему.

– Летом в Приёмной комиссии ожидается очередной наплыв поступающих. Интересно, каким вы видите не типичного, а идеального студента Литературного института?

– Идеальный студент… Не хотелось бы, прежде всего, зачислять людей случайных.

Если отвлечься от должностных инструкций, мне представляется молодой автор с характером и амбициями, уверенный в своей уникальной одарённости, свободный, аккуратный, почему-то с небольшим тонким портфелем, в котором прячутся стихи, рассказы или переводы, непременно гениальные, пока ещё не оценённые человечеством…

Беседовал Максим ЛАВРЕНТЬЕВ