Праздник на станции Кочетовка

№ 2012 / 25, 23.02.2015

4 февраля по новому стилю исполнилось 100 лет со дня рождения советского писателя Кочетова Всеволода Анисимовича (1912–1973) – дата, занятная хотя бы уже тем, что из соцреалистов Кочетов был одним из самых твердокаменных

Прочитал бред Байгушева о Кочетове

в 23-м номере «ЛР», хочу познакомить вас со своей статьёй.

4 февраля по новому стилю исполнилось 100 лет со дня рождения советского писателя Кочетова Всеволода Анисимовича (1912–1973) – дата, занятная хотя бы уже тем, что из соцреалистов Кочетов был одним из самых твердокаменных, узколобых и последовательных, а из мракобесов, боровшихся с советской интеллигенцией всех толков (либеральной, русофильской), – самым мрачным.

Циркулировало мнение, что если все совписы ориентировались на указания отдела культуры ЦК КПСС, то Кочетов напрямую выполнял приказы КГБ. На самом деле он своими судьбодоносными романами критиковал и КПСС, и КГБ, причём всех предупреждал словами Салтыкова-Щедрина из «Современной идиллии», где чиновники хором твердят: «Как бы чего из этого не вышло!».

Под «этим» следует понимать ту условную либерализацию, «послабления» относительно сталинского режима, которые допускались после 1956 года, ХХ съезда КПСС. Начиная со своего второго романа – «Братьев Ершовых» (1958) – Кочетов бил тревогу, напоминая о смертельности для социализма десталинизации.

Обычное интеллигентское знание о Кочетове ограничено пародией Зиновия Паперного «Чего же он кочет?» на роман Кочетова «Чего же ты хочешь?» (1969). Поэтому имеет смысл осветить его curriculum vitae подробнее, чем это обычно делается.

Начало простое. Родился в Новгороде, в крестьянской семье, с 1927 года – в Ленинграде, где закончил сельскохозяйственный техникум, потом работал агрономом в деревне. Потом – на судостроительной верфи. С 1938 года – корреспондент «Ленинградской правды». Во время войны на передовую не рвался, писал в газетах Ленинградского фронта.

ЛЕНИНГРАДСКОЕ НАЧАЛО: ОТ УСПЕХА К ПРОВАЛУ

Первый успех пришёл к Кочетову в 40 лет, это был роман «Журбины» (1952), посвящённый рабочей семье-династии судостроителей. Это классика сталинского соцреализма, и если давать определение соцреализма, то лучше всего на основании этого романа. Положительные герои целиком положительны, отрицательные – целиком отрицательны и разоблачаются ясно и определённо. Некоторые исправляются, другие исчезают из сюжета и из жизни как мусор. Высший социальный статус принадлежит рабочему классу, гегемону, поэтому лучшие инженеры – это те, кто имеет пролетарские социальные корни. Пролетариат – основа жизни.

«Рабочий класс, – снова заговорил Александр Александрович, – он, Алёша, особенный. Он, понимаешь, плечом к плечу по земле идёт. На нём ответственность какая! Знаешь ты её, эту ответственность, или нет? Знаешь. Ну ладно. В наши с твоим батькой молодые времена плакат такой в клубах висел: земной шар – весь в цепях, а рабочий по этим цепям кроет с маху кувалдой, только брызги железные летят. Затем и живём, за то бьёмся – сорвать эту оплётку с земного шара. А квартирки, патефончики, портретики… Вот наш с тобой портрет: с кувалдой в руках – да по цепям, по цепям!..»

Сразу же был поставлен кинофильм (реж. И.Е. Хейфиц), который, между прочим, стал лауреатом Каннского кинофестиваля (!) за 1955 год в номинации «Лучший актёрский ансамбль» (актёров пригласили, действительно, великих), после чего роман инсценировали для театра (авторы инсценировки – В.А. Кочетов и С.С. Кара) и поставили в московском театре им. Вл. Маяковского (1954).

Успех романа привёл к успеху в карьере: 19 февраля 1953 года Кочетов был избран (а фактически назначен) ответственным секретарём Ленинградского отделения Союза советских писателей СССР (так это точно именовалось), сменив на этом посту бесцветного Анатолия Чивилихина. Как руководитель ЛО ССП Кочетов идеально иллюстрировал классическую фразу: сделайте меня начальником, сволочью я стану сам. Он проявил себя как злобный цепной пёс, готовый обличать и уличать всех подряд: не только несчастного и измученного Зощенко, который и после смерти Сталина оставался объектом постоянной травли, но и вполне правоверных писателей. Общее негодование в Ленинграде вызвала его разгромная статья о романе Веры Пановой «Времена года» (Кочетов В.А. Какие это времена? // Правда. 1954. 27 мая), вызванная элементарной ревностью: писатели хвалили Панову, а не его.

Панова пользовалась большим уважением в писательской организации, и, возможно, эта мерзкая статья вместе с другими аналогичными фактами стали для Кочетова роковыми. Тем более что травлю романа Пановой с подачи Кочетова продолжил на пленуме Ленинградского обкома КПСС 27 августа 1954 года первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Ф.Р. Козлов в докладе «О состоянии и мерах улучшения идеологической работы в Ленинградской партийной организации». «Партийное бюро, – объявил Козлов, – допустило захваливание нового романа В.Пановой «Времена года», когда отдельные писатели и критики стали выдавать его за образец художественного произведения о советской действительности. <…> Роман «Времена года» имеет серьёзные недостатки, за что он справедливо был раскритикован» (Стенограмма заседания пленума от 27–28 августа 1954 г. Подлинный правленый экземпляр. 1-й день. Ф. 24. Оп. 83. Д. 63. Л. 49). Сам Кочетов тоже важно подтвердил на пленуме, что роман Пановой имеет «очень много серьёзных ошибок» (Там же. Л. 140).

Одна из тех, кто не выносил Кочетова, была Вера Кетлинская. На общем собрании ЛО ССП 15 июня 1954 года, формально посвящённом подготовке ко Второму всесоюзному съезду писателей, а заодно разнузданной травле Зощенко (в каковой Кочетов с аппетитом поучаствовал), Кетлинская выступила по поводу романа Кочетова «Молодость с нами» (Звезда. 1954. № 9–11), публикация которого только ещё предстояла: «Мне тяжело об этом говорить, но вот весь союз говорит о том, что Всеволод Анисимович сдал в редакцию «Звезды» роман, в котором, как в кривом зеркале, очень недоброжелательно изображается целый ряд писателей из нашей организации. <…> Это, товарищи, вещь тяжёлая и неприятная, потому что опять-таки речь идёт о нашем руководителе, который должен любить свою организацию и дорожить честью её. <…> (Шум. Движение в зале). Вот шумят, а Секретариат вот уже три недели не собирается, а ведь сейчас, в предсъездовский период, как нужно было налаживать подготовительную работу к съезду! Не собираются потому, что там все перессорились между собой и не разговаривают».

Кочетов побоялся вступать в открытую полемику, ограничившись кроткой репликой: «Кетлинская пустила в ход весь арсенал по организации склоки. Это мощные средства, они приносят обычно свой эффект. Но я во всяком случае не буду участвовать в этой склоке <…>». Но факт оставался фактом: Кочетов навалял памфлет на писателей, а секретариат раздирала взаимная вражда.

На трёхдневном (6–8 декабря 1954 г.) отчётно-выборном собрании ЛО ССП Кочетова никто не критиковал вслух, даже два известных скандалиста, Герман Матвеев и Кирилл Косцинский, которые требовали ограничить руководящую роль партии, ничего не сказали вслух, но при тайном голосовании Кочетова даже не выбрали в правление! Это был беспрецедентный скандал, впрочем, лишь подтвердивший репутацию Ленинграда как тихого омута, в котором водятся черти. Но ни обком КПСС, ни ЦК ничего сделать уже не могли. Отменять голосование не решились. В итоге в Ленинграде на долгие годы (до 15 января 1965 г.) воцарился Александр Прокофьев, которого в руководители пропихнул обком.

Позже, на закрытом партсобрании 5 июня 1957 года, Сергей Воронин, один из самых крайних реакционеров, напомнил «историю с провалом на выборах в правление Всеволода Кочетова, честного писателя, принципиального коммуниста. Этот провал не так уж трудно объяснить. Статья Кочетова в «Правде» о романе Пановой «Времена года» пришлась очень не по вкусу групповщинке и заставила их принять соответствующие меры. А меры у них простые – большинство голосов до сих пор находится в их руках. <…> Кочетов не был избран в состав правления».

Термин «групповщинка» имел в тот момент специфический национальный подтекст, понятный всем присутствовавшим. Воронин имел в виду, что в отместку за Панову её муж Давид Яковлевич Дар мобилизовал еврейские силы Союза писателей и тех, кто к ним примкнул, и в результате тайной интриги, точнее, тайного голосования, Кочетова выдавили из ленинградской писательской организации. Так это или не так – точно не известно, но легенда о том, что Кочетов рухнул в Ленинграде из-за Пановой, осталась.

БУРНОЕ НАЧАЛО МОСКОВСКОГО ПЕРИОДА

После такого позора ЦК ничего не оставалось, как перебросить Кочетова в Москву, где его в 1955 году назначили главным редактором «Литературной газеты». И тут настал 1956 год, ХХ съезд, разоблачение Сталина, и Кочетов сразу превратил «свою» газету в оплот сталинизма. И сходу начал последовательно долбить всё либеральное, в частности, «Не хлебом единым» Владимира Дудинцева – роман, опубликованный в «Новом мире» (гл. ред. К.Симонов) и в 1956 году ставший главным символом борьбы с последствиями сталинизма («культа личности», как приказано было выражаться).

Кадр из фильма «Большая Семья» по роману Всеволода Кочетова «Журбины»

И в это же время сел за роман, который выпустил в 1958 году, – «Братья Ершовы». Опубликован он был в ленинградском журнале «Нева» (1958. № 6–7), главным редактором которого был Сергей Воронин, уже известный охранительными и националистическими взглядами. При нём журнал стал оплотом реакционности – достаточно сказать, что здесь работали такие одиозные личности, как Е.Серебровская (зам. гл. ред.), А.Хватов (зав. отделом критики) и Ю.Помозов (зав. отделом прозы), а в 1956 году рассматривался вопрос о публикации именно здесь пресловутой «Тли» Ивана Шевцова, однако, как написал позже сам Шевцов, «неожиданно, как это нередко случалось, идеологический ветер подул в другую сторону». Приличным людям печататься в «Неве» в эти годы не полагалось.

По форме «Братья Ершовы» – снова производственный роман, снова семья-династия, на этот раз металлургов, опять на первом плане гегемон, который всех ведёт вперёд и учит жизни, в которой выполняет революционную роль, а в романе выступает в роли положительных героев и резонёров. Так дипломированный инженер Искра Козакова, одна из особо положительных героинь романа, находилась «под решающим влиянием» братьев Платона и Дмитрия Ершовых, у которых не было дипломов, и они в полной мере являлись носителями пролетарской психологии и идеологии.

Однако главным для Кочетова в романе было не это. Считается, что «Ершовы» – антитеза романа В.Дудинцева, и, действительно, образ изобретателя Крутилича – злая, хотя и глупейшая пародия на изобретателя Лопаткина, главного героя романа «Не хлебом единым». Однако цель у Кочетова была более глобальная: дать страшный образ всего года ХХ съезда, то есть пятьдесят шестого. Он был уверен, что революция, разразившаяся в Венгрии, может случиться и в СССР, если всё снова не зажать и не заморозить. «Они повесят нас на фонарях», – якобы сказал он – видимо, о тех, кто был против Сталина.

Знаменитой фразой из финала романа «Братья Ершовы» Кочетов как бы полемизировал с дежурно-восторженной статьёй секретаря правления СП СССР Георгия Маркова «К новым свершениям, советский человек!» (Огонёк. 1956. № 52. 23 декабря. С. 4). У Маркова: «Всюду на самых разнообразных языках и наречиях советские люди славят уходящий 1956 год, ибо год этот богат значительными событиями и оставил по себе долгую память в народе. <…> Мудрые решения Двадцатого съезда Коммунистической партии – это живительный источник, который вдохновил миллионы людей на труд и подвиги, вызвал новое половодье народной инициативы и творчества. <…> Поистине славный год прожил ты, советский человек!»

У Кочетова: «Кончилось трудное, хмурое время. Год был с гнилыми оттепелями, со слякотью, с насморками и гриппами, со скверным настроением. Всё позади, широким разливом шла по стране весна» (Кочетов В.А. Братья Ершовы // Нева. 1958. № 7. С. 150). Имелось в виду, что в 1957 году КПСС уже приказала кончать с «оттепелью». Потому что после подавления Венгерской революции с ноября 1956 года Президиум ЦК КПСС объявил всем, что надо преодолеть последствия преодоления культа личности и его последствий. И Кочетов это не просто одобрил, но ещё и составил в форме романа памятку обо всех негативных явлениях. Больше всех досталось Константину Симонову, который кое-что позволил себе в «Новом мире» как его главный редактор. Главные грехи – роман Дудинцева, рассказ Д.Гранина «Собственное мнение» и статья самого Симонова. И ещё Симонов на одном совещании призывал отменить позорные постановления ЦК ВКП(б): о литературе, музыке, кино.

По этой причине отдельными чертами самый гнусный персонаж романа, инженер Орлеанцев, прямо напоминал Симонова – например, занимался журналистикой – в одном литературно-художественном и общественно-политическом журнале опубликовал большую статью «Записки инженера», в которой размышлял о путях перестройки руководства промышленностью, что намекало на статью Симонова «Литературные заметки» (Новый мир. 1956. № 12). Орлеанцев сначала поддерживал Крутилича, думая, что это выгодно, но потом от поддержки отказался – это также напоминало Симонова, который сначала опубликовал в «Новом мире» роман Дудинцева, а затем осудил его по команде ЦК КПСС. Было и совпадение в мелких деталях: как и Симонов, Орлеанцев курил трубку, как и Орлеанцев, Симонов говорил в «небрежно-снисходительной манере». Фраза из статьи А.П. Эльяшевича об Орлеанцеве «один из тех демагогов, которые долго жили притаившись и подняли головы, прикрываясь фразами о необходимости борьбы с культом личности» (Эльяшевич А.П. Ершовы и Орлеанцев // Ленинградская правда. 1958. 9 августа) не связана с Орлеанцевым, а относилась именно к Симонову. Больше того, иллюстрации художника В.И. Сердюкова, которые он сделал для «Невы», вероятно, на основании указаний Кочетова, демонстрировали точный портрет Симонова.

Своим антинигилистическим изделием Кочетов продолжил традицию К.К. Вагинова, О.Д. Форш и В.А. Каверина, работавших в жанре roman а clef. В записке отдела культуры ЦК КПСС от 6 сентября 1958 г., посвящённой дискуссии о романе «Братья Ершовы», было отмечено: «Резко критически относятся к «Братьям Ершовым» писатели, которые склонны видеть в персонажах романа прямые памфлетные зарисовки видных советских литераторов – Суркова, Симонова, Погодина, Штейна, Овечкина и др. <…> Б.Лавренёв на Секретариате Правления СП СССР выступал против пародирования в романе пьес Погодина, Штейна, Алёшина <…>» Агент КГБ записал мнение Вс. Воеводина: «Страшно читать эту книгу, пропитанную ядовитыми намёками на таких писателей, как Погодин, Овечкин, Эренбург, Алёшин <…>»

В романе можно было увидеть саркастическое описание пьесы А.П. Штейна («бесталанного, но очень ловкого драматурга», по определению Кочетова) «Персональное дело» (1954); «памфлетную зарисовку» пьесы Н.Ф. Погодина «Сонет Петрарки» (1956); пьесы С.И. Алёшина «Одна» (1956); пьесы А.П. Штейна «Гостиница «Астория» (в роман была внесена реальная деталь сценографии спектакля Н.П. Охлопкова по этой пьесе в театре им. В.Маяковского – «пандус, широкой спиралью подымающийся к директорской ложе… Герой уйдёт по этому пандусу ввысь, ввысь…»). В.В. Овечкин (автор «Нового мира», являвшийся, кстати, членом редколлегии «Литературной газеты») в романе оказался наглым, распираемым собственной важностью московским литератором, автором очерков «Нужные мысли» и статьи «Сталь и стиль» с лживой критикой директора металлургического завода Чибисова. Упоминался и автор «одного пасквильного раскритикованного писателями рассказа» – имелся в виду то ли Д.А. Гранин («Собственное мнение»), то ли А.Я. Яшин («Рычаги»). У всех Кочетов нашёл криминал и подробно его описал. Между делом в романе мелькали эскапады против абстракционизма, в частности, с фирменной ненавистью был описан знаменитый «дриппинг» Джексона Поллока и один из его перформансов (но без указания фамилии).

Писатели – кроме группы жополизов Кочетова, концентрировавшихся вокруг «Литературной газеты», – восприняли роман в штыки, и даже «Правда» в статье, написанной коллективно в редакции по рецептам отдела культуры ЦК КПСС и опубликованной 25 сентября 1958 года под разовым псевдонимом «В.Михайлов», слегка пожурила Кочетова, отведя треть статьи критике, а две трети – похвалам. Статья была не столько критической, сколько апологетической, хотя и содержала некоторые претензии к ортодоксальному роману, написанному по всем рецептам соцреализма, но слишком уж боевому. Однако наличие замечаний в статье В.Михайлова вытекало не из сути соцреализма как определённой эстетической доктрины, даже не из колебаний идеологической конъюнктуры, менявших предписания, а из специфики работы партии, которая должна была постоянно демонстрировать свою ведущую, управляющую по отношению к литературе роль.

Роман не вызвал резкого недовольства ЦК КПСС, однако скандал всё же возник. 30 октября 1958 года на писательском собрании в Ленинграде Кочетова буквально изничтожила Вера Кетлинская, не упускавшая ни одного повода, чтобы не вдарить по «Кочету». Кочетов быстро отомстил Кетлинской за критику в свой адрес и в адрес своих апологистов: в его газете появился отчёт о ленинградском собрании, в котором было сказано: «Почему на таком ответственном собрании оказалось возможным заявление Кетлинской об «антипатии», которую она испытывает к одному из своих товарищей по профессии, почему не получил должного отпора глубоко оскорбительный тон её замечаний в адрес критиков А.Эльяшевича и А.Дымшица» (Стариков Д.В. Собрание писателей Ленинграда // Литературная газета. 1958. 4 ноября). Указанные критики пели хвалу Кочетову.

Но тут сработали два важных фактора. Во-первых, фигура одиозного критика Димы Старикова. Он был сотрудником «Литературной газеты», впоследствии заместителем Кочетова в «Октябре», зятем Анатолия Софронова (мужем его дочери Виктории, которая после Старикова стала женой Шукшина). Вошёл в эпиграмму: «Там на неведомых дорожках/ Следы невиданных зверей,/ И Дымшиц там на курьих ножках,/ Погрома жаждущий еврей,/ И Стариков, ни дать ни взять,/ И сукин сын и сукин зять». Было мнение, что по поручению КГБ подслушивал высказывания писателей, а потом вставлял в осведомительные отчёты. Этот малый раздражал сам по себе.

Однако был и второй фактор – использование Кочетовым служебного положения, что возмутило руководство Союза писателей СССР, более высоко стоящее, чем Кочетов. В конце ноября 1958 года Борис Полевой возмущался тем, что реплика в адрес Кетлинской появилась именно в кочетовской газете: «И ей, вероятно, надо было дать отпор в печати, но это можно было сделать и было бы правомерно сделать на страницах газеты «Литература и жизнь», «Ленинградской правды» или «Комсомольской правды». Но оглушающая реплика в адрес Кетлинской раздалась со стороны «Литературной газеты», под которой стояла подпись – В.Кочетов, которого она критиковала». Полевой выступал на заседании секретариата СП СССР 27–29 ноября 1958 года, на котором обсуждалась работа редколлегии «Литературной газеты», а потом направил текст своей речи в ЦК КПСС. Полевой – это был уровень, недосягаемый для Кочетова.

В итоге было признано, что Кочетов опять «перебрал», и это решило его судьбу – в марте 1959 года его сняли с должности главреда «Литературки».

«ОКТЯБРЬ» И ЕГО ВРАГИ

Новую должность Кочетов получил только в 1961 году – стал главным редактором журнала «Октябрь». До этого написал роман «Секретарь обкома» (1961), образцовое и примитивное до глупости произведение соцреализма. Образ главного героя был сахарно-положительным, при этом уже никого из коллег под псевдонимами Кочетов не вывел, хотя и включил некоторые признаки злобы дня – например, борьбу с дачами, которую пыталась вести партия, а также некоторые черты знаменитой тогда аферы первого секретаря Рязанского обкома КПСС А.Н. Ларионова (в 1959 году Ларионов путём махинаций в три раза «перевыполнил» план области по производству мяса и молока, покупая скот на забой и молоко в соседних областях. Ларионову было авансом присвоено звание Героя Социалистического Труда. В 1960 году обман был разоблачён, Ларионов покончил с собой).

Что касается «Октября», то он занял место в сложном раскладе, противостоя либеральным веяниям из «Нового мира» А.Твардовского и одновременно неопочвенничеству и национализму, сильному в образованном в 1958 году Союзе писателей РСФСР во главе с одним из главных русских националистов Леонидом Соболевым. Их органами были «Литература и жизнь», потом «Литературная Россия», а также журнал «Молодая гвардия», когда Илью Котенко там сменил Александр Никонов на посту главного редактора. Поэтому и атаковали Кочетова сразу с двух сторон.

Для «Нового мира» он был образцом идеального сталиниста, консерватора. Бакланов, который жил с Кочетовым в одном доме, вспоминал о нём с омерзением: «Соседи рассказывали, как он выходил к лифту: первым появлялся взрослый сын, жена, они осматривали лестничную площадку, тогда уже, сквозь этот строй, быстро проходил он, спускался, садился в машину. У него было жёлтое, нездоровое лицо со втянутыми висками, плоско прилегшие к черепу волосы, тёмный воспалённый взгляд: лицо человека, съедаемого страхом и ненавистью» (Бакланов Г.Я. Подводя итоги // Знамя. 1997. № 10. С. 19). Кстати, сын его потом женился на Элле, дочери первого секретаря ЦК компартии Эстонии Ивана Кэбина.

Для националистов Кочетов был апологетом «заглотного коммунизма», погубившего Великую Россию, закрывшего церкви, цепным псом режима Ленина – Бланка; к тому же националисты не забывали, что жена у Кочетова еврейка: «Но у Кочетова жена была еврейка <…>» (Дроздов И.В. Последний Иван. СПб., 1998. С. 183). «С Кочетовым у меня были хорошие отношения, но дружбы не было. Да и откуда ей взяться – ведь у него жена была еврейка» (Кашин О.В. Один против мирового сионизма: В гостях у Ивана Шевцова, создателя «Тли» // Русская жизнь. 2007. 7 декабря). Жена-еврейка – это ограниченность миропонимания, в общем – диагноз.

Как рассказал осведомлённый московский журналист Леонид Владимиров (Финкельштейн), покинувший Страну Советов в 1966 году, в начале марта 1965 года, на второй или третий день работы 2-го съезда писателей РСФСР, Соболев, возглавлявший СП РСФСР, «пригласил в ресторан, на «интимный» ужин, всех секретарей областных, то есть провинциальных отделений Союза писателей <…>. Не были приглашены только москвичи». Соболев назвал четыре задачи: «Первая – убрать Федина (секретаря Правления Союза писателей СССР), потому что «этот мягкотелый интеллигент не способен противостоять клеветникам и модернистам»; вторая – убрать Твардовского <…>, так как его имя «стало знаменем всех ревизионистов в советской литературе»; третья – убрать Кочетова <…>, «ибо своими неприличными выходками и плохим стилем он компрометирует наш союз»; четвёртая – «тут вы меня поймите правильно, товарищи, я не антисемит, у меня масса друзей евреев, я за то, чтобы евреи трудились во всех областях нашей жизни наряду с другими нациями, но в литературе, в великой русской литературе, им делать нечего» (Владимиров Л.В. Россия без прикрас и умолчаний. Франкфурт-на-Майне, 1969. С. 172–173). Враги: Федин, Твардовский, Кочетов и евреи en masse, заполнившие СП.

Таким образом, борьбу Кочетов вёл на два фронта, да ещё с ЦК, который у него также был под подозрением в смысле либерализма, тяги к ревизионизму и заигрыванию с неопочвенниками типа М.Лобанова и В.Кожинова. И именно в этой сложной связке идеологических контроверз и возник знаменитый идеологический роман «Чего же ты хочешь?» (Октябрь. 1969. № 9–11).

ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЗАВЕЩАНИЕ

Это была реакция на «Пражскую весну», после которой Андропов создал «новое Пятое управление, изучавшее все проявления инакомыслия. Специализированные отделы этого управления занимались слежкой за представителями интеллигенции, студентами, националистами из национальных меньшинств, верующими и евреями» (Эндрю К., Гордиевский О. КГБ: История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачёва. М., 1992. С. 493).

Реакцией на события в Чехословакии был и роман Кочетова. Причём он доносил не только на творческую интеллигенцию в СССР, но и на еврокоммунистов, ревизионистов из компартий Италии и Франции (как раз в 1969 году Роже Гароди написал «Большой поворот социализма», признанный в СССР антисоветским). Кочетов нарочно придумал, что москвичка Лера Васильева вышла замуж за итальянца Бенито Спаду. Это позволило ей, а заодно и читателям, узнать, что Бенито не любил Ник. Островского и диктатуру пролетариата. Мерзавец раскрылся до основания – именно так, как в мае 1970 года был раскрыт в одной статье в «Правде» Роже Гароди.

Памятник писателю Всеволоду Кочетову в Великом Новгороде

Замысел Кочетова был простым: опровергнуть антикоммунизм, продемонстрировав его образцы, которые советскому читателю покажутся лживыми и отвратительными. Сюжет тоже был простым: из шпионского центра в СССР направлена группа в составе бывшего эсэсовца Клауберга, эмигранта (и тоже б. эсэсовца) Сабурова-Карадонны и голубоглазой американки Порции Браун. Группа должна фотографировать иконы для издания красивого альбома, а на самом деле – заниматься подрывной работой, наведением мостов, внутренним разложением советского народа, приближая падение коммунизма.

«Возможность атомных и водородных ударов по коммунизму, с которыми носятся генералы, с каждым годом становится всё проблематичней… А покончить с коммунизмом мы обязаны, – вещает некий «сэр». – Мы обязаны его уничтожить. Иначе уничтожит нас он… Сейчас кое-что обнадёживает. Мы исключительно умело использовали развенчание Сталина… Вместе с падением Сталина… нам удалось в некоторых умах поколебать и веру в то дело, которое делалось тридцать лет под руководством этого человека… Наше дело сегодня – усиливать и усиливать натиск, пользоваться тем, что «железный занавес» рухнул и повсюду… наводятся мосты. Что мы делаем для этого? Мы стремимся накачивать их кинорынок нашей продукцией, мы шлём им наших певичек и плясунов, мы…».

Этот message вышел непосредственно из недр КГБ. Впервые советский автор для убедительности получил разрешение назвать в открытой печати «Новое русское слово», «Грани», «Посев», «Русскую мысль», фамилии редакторов и издателей. Чуть ли не цитировалось то, что там публиковалось, например, приводились фрагменты из листовки «К интеллигенции России» (1967): «Россия разорена, инакомыслие в ней подавляется, идеи не осуществились, коммунизм себя изжил». Все об этом знали, но читать такое даже в гэбэшных кавычках было непривычно, не случайно роман стал бестселлером, в библиотеках за ним выстроились очереди.

Как и в «Братьях Ершовых», Кочетов вывел узнаемых реальных людей. Например, Савва Богородицкий был пародией на Владимира Солоухина, художник-славянофил Антонин Свешников – на Илью Глазунова, Бенито Спада – на Витторио Страду (Vittorio. Международный научный сборник, посвящённый 75-летию Витторио Страды. М., 2005. С. 9–14), а Порция Браун – на Ольгу Карлайл-Андрееву (мать Ольги, Ольга Викторовна Чернова, была приёмной дочерью социалиста В.М. Чернова, откуда и «цветовая» фамилия героини – Браун; кстати, одним из псевдонимов В.М. Чернова был Булатов – эту фамилию Кочетов дал положительному герою своего романа, писателю; сам В.М. Чернов в романе также упоминался). Не говоря уже о том, что один из положительных героев романа имел знаковое отчество Антропович (начальник главка Сергей Антропович Самарин).

Опус Кочетова показывает, что андроповский орган весьма точно представлял, откуда исходят главные опасности для советского режима и саму природу режима. Так как он насквозь утопичен, то смерть ему принесут не бомбы, а СЛОВО, разоблачение. Разоблачение же нужно направить на ряд ключевых мест, прежде всего на сталинизм. Сейчас уже вполне ясно, что в 1987 году «передовой отряд» КПСС – КГБ – начал перестройку, то есть демонтаж режима, именно по той программе, которую в 1969 году КГБ полагал смертельной. Отсюда начавшаяся в 1987 году десталинизация идеологии и экономики, которая для строя смертельна.

Кстати, в 1987 году КГБ отменил и другой свой старый запрет, о котором идёт речь в романе, – на публикацию Мандельштама, Цветаевой и Пастернака. У Кочетова антисоветчица Жанна Матвеевна описывает свою тактику: «…Не Маяковского отлучать от коммунизма. А тащить в коммунизм, скажем, Мандельштама, Цветаеву, Пастернака… Изучите повнимательней их тексты, проинтерпретируйте, прокомментируйте. Вот, мол, подлинная поэзия революции… Литературный портрет нужен? Портрет Цветаевой! Литературный радиотеатр? Андреева! Стихи на эстраду? Мандельштама! На сцену? Бабель!..» Идеологическая диверсия против СССР, описанная В.А. Кочетовым в романе, осуществлялась при посредстве подразделения, которое без обиняков именовалось издательством «New World». Так Кочетов обрушился на отдушины либеральной интеллигенции, на то немногое, что ещё оставалось. Интеллигенция узнала себя, и это определило читательский успех: все слышали о доносах, но мало кто их читал. А тут вот он.

Особую роль играла в романе Порция Браун. В финале она устроила стриптиз как высшую стадию разложения советской молодёжи, а перед этим внятно изложила проект по разложению коммунизма в целом: «Мы… работаем, работаем и работаем… Брожение умов в университете, подпольные журналы, листовки. Полное сокрушение прежних кумиров и авторитетов… Дивы… умеющие трясти бёдрами на эстраде… сексуализируют атмосферу у русских, уводят молодых людей от общественных интересов в мир сугубо личный, альковный. А это и требуется. Так ослабнет комсомол… Всё будет только для виду, для декорума… А тогда в среде равнодушных, безразличных к общественному, которые не будут ничему мешать, возможным станет постепенное продвижение к руководству в различных ведущих организациях (Кочетов не осмелился назвать КПСС и КГБ. – М.З.) таких людей, которым больше по душе строй западный, а не советский, не коммунистический».

Главным героем романа был писатель Булатов, alter ego автора. В фамилии слышались рефлексы заветного символа «Сталин». В пародии С.Смирнова Булатов был переименован в Лаврентия Виссарионовича Железова; З.Паперный назвал Булатова «офицером человеческих душ», любимым выражением которого было «осади вперёд!». Булатов даёт отпор всем врагам сразу, а чтобы это выглядело убедительнее, в романе перевоспитывается бывший эсэсовец Сабуров-Карадонна, который вдруг начинает палить такими текстами: «Ты хочешь, чтобы русских и всех других, из кого состоит советский народ, превратили в пыль для удобрения европейских или американских полей?.. Ты увидишь, что приход западной «демократии», которой завлекают вас, молодых русских, западные пропагандисты, – это отнюдь не полные витрины ширпотреба, а… уничтожение вашего государства…».

«ЧИТАЮ КОЧЕТОВА В УБОРНОЙ»

Роман сразу стал знаменитым, и не только в СССР.

«Всеволод А.Кочетов, редактор главного консервативного журнала в Советском Союзе, написал новый роман, в котором герои с любовью смотрят назад, в сталинское время, а злодеи – это советские либералы, которые совращены западными идеями и товарами и являются антисталинистами» (Liberals scorned in a Soviet novel: Conservative Author Fondly Recalls Days of Stalin // The New York Times. 1969. September 21. P. 13). «Чего же ты хочешь?» Всеволода Кочетова <…> стал литературной сенсацией не только в Москве, но и в нескольких странах Запада» (Slonim Marc. European Notebook // The New York Times. 1969. December 14. Book Review. P. 28), где с напряжением следили за всеми этапами ресталинизации, сразу отражавшейся на числе ракет и танков.

Партия осталась романом недовольна. «Демичев, по словам Ю[лиана], изрёк: роман Кочетова – антипартийное произведение. Читаю последнего в уборной, но нерегулярно» (Твардовский А.Т. Рабочие тетради 60-х годов // Знамя. 2004. № 11. С. 173; запись 10 ноября 1969 г.; имелся в виду Юлиан Семёнов). В информационном письме московского горкома КПСС от 20 ноября 1969 года, которое В.В. Гришин направил в ЦК КПСС, почти с сочувствием (во всяком случае очень спокойно) отмечалось, что «отдельные писатели, работники театров, кино <…> высказывают отрицательное отношение к роману В.Кочетова, обвиняют автора в клевете на советскую интеллигенцию, на советских писателей <…>» (Кремлевский самосуд: Секретные документы Политбюро о писателе А.Солженицыне. М., 1994. С. 85). Это же подтвердил в мемуарах и ответственный работник ЦК А.А. Беляев, отметивший, что «руководство Отдела культуры ЦК КПСС с пониманием относилось к критике романа В.Кочетова <…>» (Беляев А.А. Литература и лабиринты власти: От «оттепели» до перестройки. М., 2009. С. 50), хотя в то же время «в обиду Кочетова старались не давать». Но книжное издание Кочетову удалось пробить только одно, причём в Минске и мизерным тиражом.

Этот роман оказался последним. В 1973 году у Кочетова обнаружили рак, и 4 ноября 1973 года он принял мужественное решение: покончил жизнь самоубийством. Оказаться беспомощным, покорно ждать, когда истощённому телу подадут питьё или утку, этот человек не мог. Жизнь – это борьба, а если нет сил для борьбы, то лучше смерть. Жизнь мракобеса, полная борьбы, без остатка отданная идеологической защите тоталитарного коммунистического режима, завершилась. Всю жизнь стрелял по врагам, а последнюю пулю, как и положено солдату партии, окружённому врагами, пустил в себя.

Михаил ЗОЛОТОНОСОВ,

г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

---

Ещё один взгляд на Всеволода Кочетова – статью Вячеслава Огрызко «Сомнительный ориентир» читайте в очередном номере (за март-апрель 2012 года) журнала «Мир Севера» (его выпускает наша газета).