Кровожадные декабристы Елены Чудиновой

№ 2012 / 26, 23.02.2015

«Мечеть Парижской Богоматери» Елены Чудиновой взорвала общественность в 2005 году, за несколько месяцев до массовых беспорядков в Париже, и принесла автору мировую славу.

«Мечеть Парижской Богоматери» Елены Чудиновой взорвала общественность в 2005 году, за несколько месяцев до массовых беспорядков в Париже, и принесла автору мировую славу. Сегодня Елена Чудинова предстаёт перед читателем как яркий романист, развенчивающий мифы о русской истории XVIII–XIX веков. Перед нами – трилогия, сага о Сабуровых, начатая романами «Ларец», «Лилея» (вышедшими ранее в издательстве «Вече»). На днях вышла книга-продолжение «Декабрь без Рождества», но трилогия ещё может быть продолжена. Об этих книгах рассказала Елена Чудинова.

– У каждого писателя есть своя сверхидея. Моя – идея исторической справедливости. Это мои индивидуальные попытки. Я не претендую на пост идеолога, но я делаю то, что велит моя совесть, мои знания и мой разум. Я попыталась прикоснуться к нашей истории с любовью, показать, что она не скучная, а наша история богата приключениями невероятно.

В приключенческой, беллетристической форме я пишу сагу о семье Сабуровых и де Роскоф. Это русско-французская семья – такая уж у меня судьба русско-французская, тут ничего не поделаешь. И я размышляю о взаимоотношениях двух народов. Моя дорогая подруга мать Ефросинья из Леснинского монастыря, внучка Елизаветы Сабуровой, благословила моё прикосновение к истории её семьи.

В романе «Ларец» у меня было несколько сверхзадач. В первую очередь мне хотелось написать образ такого русского православного священника, чтобы дети в него хотели играть не меньше, чем в мушкетёров. Впервые книга была издана в 2003 году, и я имею выборку отзывов подростков, поэтому можно сказать, что эту задачу выполнить получилось. Нам нужен был не только кроткий смиренный священник, который говорит что-то хорошее, а интеллектуальный, смелый герой, двигающий сюжет.

Во-вторых, поскольку я белогвардейка северо-западница до мозга костей, я выступила против одной очень опасной тенденции в современном обществе – против поэтизации политическим лагерем фигуры Иоанна IV, так называемого Грозного. У меня были серьёзные на то основания. Почитание Ивана IV – по сути, скрытый сталинизм. Его никогда не знала Российская империя, ему даже памятников никогда не ставили там, где ставили памятники всем. Решили, что первый блин комом. Действительно, первый царь – бывает. В то же время, когда Джугашвили хотел оправдать террор, истребление лучшей части нашего народа, он с помощью Эйзенштейна, писателей и прочих деятелей культуры пытался это романтизировать и оправдать. Сейчас идёт нездоровая волна джугашвилизма (люблю называть вещи своими именами), оно и понятно – история разрушена, нам некуда деться. Ивангрознизм – это скрытый сталинизм, которым наш патриотический сегмент мыслящего общества тяжело болеет.

По сюжету же три девочки, три волшебницы, отправляются на закате сияющего века Екатерины в поисках не то чтобы приключений, а заодно сражаются с некими демоническими силами. Это немножко фэнтези, немножко сказка.

На закате XVIII столетия приходит беда. Сначала – в Европу. Случается французская революция, и мои персонажи, немного повзрослевшая Нелли, уже Елена и уже не Сабурова, а де Роскоф, оказываются в гуще революционных событий. И что меня поразило – никто из французских классиков не написал правду о том, какой был чудесный маленький народ Бретань. А исторических исследований было много, и за них авторов преследуют, потому что Франция – это жёстко либерально-тоталитарное государство в смысле идеологии. А в художественной литературе никто даже и не пробовал написать правду. О том, как этот народ истребляли, сжигали, заливали кровью. Никто не пробовал написать и о шуанах, а это были мужественные люди, которые ушли в леса. Куртка из козьей шерсти, на которой нашито пламенеющее сердце Христово, шляпа с белой кокардой, пистолет за поясом – это портрет шуана. По социальному статусу он мог быть либо дворянином, либо крестьянином. И сражались они за крест. А крест, по одному из самых главных убеждений моей жизни, – это основа Европейского континента, подарившая всю нашу современную цивилизацию, сделавшую Европу солью земли.

Бальзак пишет роман «Шуаны», который проникнут презрением к крестьянству, к тому, что даёт нам хлеб. Ложными идеями проникнут «Девяносто третий год» Гюго, где он громко вздыхает о придуманных несчастных деточках, усыновлённых революционным отрядом. «Он что, с ума сошёл, – думала я, перечитывая роман в работе над этой книгой, – он что, не знает, сколько детей расшибали об стены и сжигали в амбарах?» И это делали красные, это делали санкюлоты. Ужас террора – это вторая книга. Книга посвящена XVIII веку, но по сюжету туда вмонтированы события эпохи Ивана Грозного.

XVIII век уходит. Никогда больше не будет того великолепия, никогда не будет того преданного служения престолу и отечеству, той утончённой культуры. Но мои герои живы, и новое их поколение вступает в ХХ век в книге «Декабрь без Рождества». Европа – это единый организм. Все её болезни струятся по её жилам. Не может одна рука или одно ухо быть здоровым, когда весь человек болен. Поэтому революционный яд приходит в Россию. Он приходит в двух чёрных флаконах. И книга посвящена двум событиям – 1812 году, когда мы победили физическое нашествие революционного охвостья узурпатора Наполеона Бонапарта – одной из фигур, которая мне наиболее ненавистна. Мы победили этот революционный яд, пролив лучшую русскую кровь. Много будут ещё историки спорить о Бородинском поле – правильно ли было его затевать. Это больное место для историков. Но одно очевидно – в землю ушла прекрасная русская кровь, которая не получила своего земного продолжения, потому что гибли совсем юные люди. Вспомним Петю Ростова – нет детей Пети Ростова на белом свете, и внуков тоже нет. Победив Бонапарта единожды, мы сдаёмся перед революционной скверной второй раз – на уровне идей, которыми больно наше общество.

Мятеж декабристов произошёл не просто так – он был подготовлен всей идеологией позднего XVII столетия. Я бросаю перчатку декабристам, перчатку, которая набита множеством маленьких перчаток, каждая из которых найдёт своего адресата. Эта книга в достаточной мере провокационная. Многие наши очень православные граждане (а я сама православная, в монастыре живу месяцами) наверняка будут чрезвычайно недовольны тем, что я впервые в русской литературе даю образы положительных иезуитов. Почему? Они нам очень помогли – ответили добром на ту доброту, которую им оказала матушка Екатерина Великая. Когда на иезуитов шли страшные гонения, Екатерина сказала: «Нет! У меня пусть живут». И я не боюсь показаться смешной, а это самый большой страх для писателя. Я занимаю ту же позицию, что и Папа Пий IX в 65-м году, который сказал: «Вся та кровь, которая сейчас льётся, – результаты злых трудов масонства». Так что если я глупа и примитивна, то я глупа и примитивна вместе с Пием IX, мы вместе с ним дураки. Для кого-то это не аргумент. Я уделяю много внимания иезуитам, потому что православная церковь не была готова в XVII–XVIII веках к столкновению с масонством. Она не выработала того защитного иммунного механизма, которым был Орден Иисуса в католической церкви. Все елейные образы иезуитов, которые вынимают изо всех деньги, – это труды так называемой просветительской публики.

Декабристы, конечно, чёрная и страшная страница в русской истории. Служивые люди, дворяне, интегрированные в христианскую систему социума. Когда они встают на своего государя – это страшно. Для них французская революция была ближе, чем для нас Великая Отечественная война. Они о тех жутких живодёрствах, о которых я пишу в этой книге, ни одного не сочинив, знали от ещё вполне бодрых свидетелей. И, несмотря на это, они не боятся открывать ворота в революцию. Это очень страшно.

Начинается железный XIX век, век золотой имел кровавое завершение. И у меня меняется метод. Если в первой и во второй книге множество чудес: за идущими мощами цветут цветы, злобные силы принимают обличие демонов, добрые силы – обличие ангелов, в третьей книге чудес не происходит. Я никогда не писала книг в жанре реализма. Но XIX век – век постепенно начинающегося предательства, когда мыслящая часть общества отделяется от монархической идеи и противопоставляет себя ей, – это страшный век. Поверьте, не до чудес. Эта книга более жёсткая, более мужская. Вся вторая часть этой книги – один страшный день, день мятежа. Нужно было развеять огромное количество мифов. Если мы выйдем на улицу и спросим у прохожих про декабристов, нам ответят, что декабристы чуть ли не безоружные вышли, стояли в красивом каре. У кого-то из советских авторов прочитала: «Злобное царское правительство обстреляло миролюбивое каре мятежников». Так вот, это миролюбивое каре стояло, на него почему-то выставили пушки, а потом ещё их и повесили, и в Сибирь сослали – ой как плохо. На самом деле всё было совсем не так. И в школьном курсе истории мало информации об этом событии. При написании этой книги я, против обыкновения, не лезла ни в какие сверхсекретные архивы, потому что не было ни малейшей необходимости. Все факты по декабристам были опубликованы – даже в советское время. И их достаточно для того, чтобы осмыслить происшедшее. При этом остаётся феномен незнания – что из себя представляли декабристы и что они несли.

Если я вернусь к сабуровской саге, я закончу её гражданской войной. С гражданской войны начиналось всё моё творчество, когда я 20-летней студенткой писала свой первый роман «Держатель знака» о Северо-Западной армии. Конечно, помыслить тогда нельзя было о том, чтобы его опубликовать. И вернусь к тому моменту, когда декабристы в конце концов победили, потому что одно из заинтересованных лиц так и говорит моим героям, которые празднуют победу: «Этот Николай или другой. Сейчас или на сто лет позже – какая нам разница? Мы умеем ждать».

Подготовила Любовь Гордеева