Юродивая либо блаженная?

№ 2012 / 31, 23.02.2015

Но­вый ро­ман пи­са­тель­ни­цы Еле­ны Крю­ко­вой, ав­то­ра ро­ма­на «Се­ра­фим», – сно­ва о слу­жи­те­лях Гос­по­ду. «Юро­ди­вая» – за­ко­но­мер­ное про­дол­же­ние гло­баль­ной те­мы, ко­то­рую не рас­крыть в од­ном ху­до­же­ст­вен­ном про­из­ве­де­нии.

Елена Крюкова. Юродивая. – М.: Эксмо, 2011. 384 с.






Новый роман писательницы Елены Крюковой, автора романа «Серафим», – снова о служителях Господу. «Юродивая» – закономерное продолжение глобальной темы, которую не раскрыть в одном художественном произведении. Роман «Юродивая», предупреждает издательская аннотация, – это история Ксении Петербургской – «как легендарная песня, положенная на новый, современный мотив». Поэтому рецензент невольно ищет в тексте романа параллели с житием блаженной Ксении Петербургской. Хотя эти аналогии неоднозначны, да наверное, отчасти и кощунственны, с точки зрения православной церкви. Но подсчитывать нарушения канонов веры – не компетенция мирянина. Дело критика – часть художественная, цельность литературная. Поэтому отмечу лишь, что красивое предание о прославлении блаженной Ксении Петербургской и вполовину не так фантастично, как повествование Елены Крюковой о тёзке святой. Перекликаются лишь «опорные» пункты двух биографий: так же, как историческое лицо Ксения Петербургская, юродивая потеряла мужа, умершего (в романе – погибшего) без покаяния; так же, как та, она переоделась в мужскую одежду покойного супруга и начала скитаться по городу, живя нищенством, отдавая свою милостыню тем, кого считала достойными её, и проповедуя (в особенности – детям) о Боге; так же отказалась от обогащения, ото всех «практических» помыслов; так же, как блаженная Ксения, героиня прозрела будущее и предсказывала важные события.


Елена Крюкова не ставит себе целью писать просто и ясно. Возможно, в этом писательском ходе тот же глубокий мистический смысл, что в туманном для большинства церковнославянском языке православного богослужения. Куда как непроста и стилистика, и сюжетная вязь романа «Юродивая»: «И мы пошли. Пошли-поехали. И всё пошло-поехало вокруг нас. Мы добирались по воздуху и посуху до буйно помешанного града. Он был похож на Армагеддон. Даже пострашнее. Я жмурилась, когда неоны и кармины реклам били в лицо, прожигали веки и щёки». Но поскольку в центре повествования судьба женщины, прославившейся своим безумием, такое фантасмагорическое изложение выглядит оправданным. А сама история тем более кажется фантастичной, что подвиги юродства нынче не в моде – и даже немногие могут их себе представить.


Роман Елены Крюковой «Юродивая» мог бы быть очень актуален: и как просветительский «мессидж» о священном юродстве, и как духовный урок реального воплощения возвышенной Любви к людям и к Господу: «Он вытащил из палачьей сумки инструмент. Заковылял к крестам. Кряхтя и жалуясь, взбирался по лестницам. Отдирал гвозди. Выдирал их из дерева. Отбрасывал прочь. Люди кричали. Освобождённые от гвоздей, падали с крестов на камни. Жилы их были перебиты. Они не могли идти. Они ползли. Они целовали камни около моих ног. Прижимались окровавленными лицами к моим щиколоткам и голеням. Утирали себе слёзы полами моей мешковины. Я раздевала их. Рвала на куски их одежду. Перевязывала им руки и ноги их же одеждами, и они благодарно смеялись сквозь рыдания и снова целовали мне руки, и я отдёргивала руки свои, и гладила их по головам, и шептала слова утешения. Да, преступники, да, разбойники, вот и пришёл ваш час. Вы прошли через смерть и не умерли. Вы повторили путь крови. Вы вытерли с лиц своих кровь пути. Путь долог. Теперь вы знаете истину. И я люблю вас. И вы, прошу вас, любите меня». Однако этот урок настолько «откровенен», что может и отпугнуть неискушённого… Текст книги буквально экстатичен. Местами становится страшно уже за автора: слишком уж глубоко заглянула Елена Крюкова в психологию блаженной, слишком убедительно передала её бессвязную восторженную речь. Надеюсь, что для писательницы Крюковой язык религиозного экстаза – художественный приём, не доходящий до принесения себя в жертву.


Однако «надрывность» повествования, которое по большей части ведётся от лица «юродивой» Ксении, лишает роман единой логической линии. В фантастическом пространстве «Юродивой» можно угадать описания линии фронта на Кавказе, грешного города Армагеддона (какой-то из земных столиц), Гефсиманского сада и Эдема, сада райского – и даже заброшенного космодрома, где Ксения снова столкнётся со своим отцом (Царём-Волком, персонажем то ли христианским, то ли языческим). В самом конце романа Царь-Волк в зверином обличье придёт плакать о смерти дочери – а её саму предадут огненному погребению, и над огненной стихирой будет играть на своей арфе вечно юный, вечно живой, хотя давно уже мёртвый царь Давид (он же – сын блаженной Ксении). И синеглазая девочка в рубище, точно реинкарнация Ксении, явится неведомо откуда – слушать музыку, узреть во прахе бирюзовый нательный крест, вручить этот крест юному царю… В этой сцене христианское и языческое перемешано густо – не разделить. Как, впрочем, и во всех главах романа. Устойчивым, если не навязчивым, становится (как и в «Серафиме») мотив плотской любви Ксении и мужчин, тянущихся к ней как к женщине, потом открывающих в своей тяге иные, метафизические стороны. Все эти удивительные открытия имеют значение не только осмысления религии. Они нагружают и литературную составляющую романа внешне несочетаемыми вещами. И даже художественная цельность образа юродивой Ксении местами пропадает. Нет ощущения, что юродивая постоянно совершает обещанный подвиг Любви. Скорее она постоянно пребывает в «помрачении», в поиске истины и оправдания своим мукам. Но на какую же истину она «открывает глаза» тем, кто её окружает, если сама в смятении? Ведома ли ей истина? С истиной либо с искусом и испытаниями являются к Ксении мифологические либо библейские персонажи? Их явления чаще всего для неё плачевно заканчиваются, самое мягкое – она постоянно «наказывается» кошмарными сновидениями… Иными словами, читателю, ожидающему от этой книги, быть может, просветления, кажут самые неприглядные стороны добровольного юродства. Но всякое ли юродство ведёт к блаженству? Судя по юдоли героини Елены Крюковой, вряд ли… Но это тоже – лишь домысел. Вопрос, не имеющий ответа, на мой взгляд. Вообще, в «Юродивой» очень много вопросов без ответов. И это, признаться, заставляет задуматься: так было задумано Еленой Крюковой, писательницей незаурядной и талантливой? Или виной тому «неподготовленность» читателя?

Елена САФРОНОВА

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.