КОМБРИГ РОММ

№ 2006 / 11, 23.02.2015


Громкое имя Михаила Ильича Рома пуповиной связано со всеми поколениями советских кинематографистов. Его фильмы прокладывали столбовую дорогу отечественному кино, формируя мировоззрение великой страны. Об этом десятилетиями писали кинолетописцы мира.
Тем не менее в его биографии и творческой судьбе остались непрочитанные страницы, не заявленные даже в авторитетных изданиях. Особенно не повезло «позднему» Ромму-документалисту.
Известно, что последний его фундаментальный фильм «Обыкновенный фашизм» (1966 год) был удостоен специального высшего приза жюри Международного кинофестиваля в Лейпциге и специальной премии второго Всесоюзного кинофестиваля, имел шикарную прессу. Но официальное признание коллег не спасло классика советского кино от погромов левых и правых радикалов.
Первые обвинили Ромма в злостном поклёпе на священную практику большевизма. Особенно свирепствовали генералы от литературы, имевшие монополию на печатное слово. К примеру, Всеволод Кочетов в романе «Чего же ты хочешь?» с болезненной чуткостью осудил режиссёра за то, что в «Обыкновенном фашизме» он попытался сорвать маску с политических нравов Советской России (впоследствии – СССР) кинодокументами про нацистскую Германию и их ассоциативным осмыслением.
Это сочинение было опубликовано в журнале «Октябрь» за 1969 год и стало библиографической редкостью, так как не вошло в последующие собрания произведений писателя. Тем интереснее один из его фрагментов, в котором, перефразируя Андре Базена, шелушится кожа Истории: «Недавно я смотрел одну хроникальную картину о фашизме. Так там, видела бы ты, как дело представлено! В зале, понятно, смех. Хитро представлено, я тебе скажу. Вроде бы оно о Гитлере, а намёк на нас. И такой эпизодик, и другой. В зале, понятно, смех – народ не дурак, понимает эти фокусы. Так что ты думаешь? Этому-то, кто такую картинку склеил, премию отвалили! Вот работают люди! А ты на меня шипишь, как кошка.
Это нехорошо. Это подло. Если ты с чем-то не согласен, ты будь честным, выступи, открыто выскажи своё мнение, своё несогласие. Но вот так, из-за угла, всё перевёртывая с ног на голову, это же очень грязное дело!»

Безусловно, суждение о Ромме, сыне профессионального революционера, шагнувшем в 1918 году из уютной московской гимназии прямо в кошмарную школу продразвёрстки военного коммунизма, сделавшем быструю карьеру в Красной Армии, пятикратном лауреате Сталинских премий, полвека видевшем голод и репрессии глаза в глаза, – весьма легковесное. Но, к сожалению, распространённое.

Однако более огорчительно иное – то, что объединило Ромма и его крайне левых оппонентов. Нетерпимость. Это чувство не позволило критикам «Обыкновенного фашизма» отдать должное протестантизму (отнюдь не реформизму) Ромма в рамках общей с Кочетовым партийной догмы. А создателю лучшей антифашистской картины – показать разную нацистскую Германию; не ограничиваясь постулатом: все гитлеровцы одним миром мазаны, заострить идею личной ответственности каждого человека за происходящее рядом с ним (проблема удачно исследована Стэнли Крамером в фильме «Нюрнбергский процесс» 1961 года и Романом Полански в картине «Пианист» 2002 года).
Недосказанность «Обыкновенного фашизма» очевидна в особенности потому, что коммунистический протестант Ромм, желая освобождения от крайностей сталинизма, признавал исключительный авторитет ленинского учения и большевистской гвардии. И подтвердил эту идейную позицию продотрядовца – художественного руководителя творческого объединения «Мосфильм» в 1971 году, за четыре месяца до смерти.
Человеку свойственно думать, что он хорошо знает прожитые им годы. Вероятно, поэтому Ромм легко согласился прокомментировать раннюю советскую кинохронику. Этой работе Мастера в киноведческой литературе отведена одна строка. Фильм положили на полку. Он называется «Праздники революции».
Сквозь толщу времени Ромм страстно пробивается к нравственному и интеллектуальному опыту пооктябрьской страны. Он наблюдал на экране факты общественной жизни и людей из своей юности. Это не скорбный бунинский взгляд на «окаянные дни» Отечества, не горький ремизовский – на «взвихрённую Русь» или «кровью умытую» Артёма Весёлого. И с дистанции времени, благодаря обновлённому историческому знанию, первые советские годы воспринимаются, конечно, не идентично роммовскому, комментарию.
Но, вслушиваясь в богатый обертонами голос публициста, ощущая магическое влияние интеллектуально выверенного рассказа художника и гражданина, испытываешь сложные, противоречивые чувства.
Несомненно, и в 1961 году, когда ветеран продовольственно-реквизиционной армии в очередной автобиографии писал о том, что всю Гражданскую войну осуществлял продовольственную диктатуру, ему слышались голоса из прошлого: «Товарищи грабить поехали, пропасти на них нет!» Однако своё, личное, сознание Ромм, демобилизованный в ранге высшего командного состава Красной Армии – комбрига, и на закате жизни считал самосознанием всего общества. Это, конечно, не снижает уникальность и ценность его рассказа. Тем более что объективное отображение социальных процессов никогда не входило в число достоинств советской документалистики.
Цитируя подлинные кинодокументы и анализируя их с дистанции полувекового знания дальнейшей истории страны, Ромм, чувствуется, испытывает ностальгию по своему революционному прошлому. Этот феномен сродни инфантилизму итальянского кинорежиссёра Федерико Феллини. Детство, отрочество и юность он прожил в фашистской Италии, работу в кино начал под кураторством Витторио Муссолини, сына дуче. В его кинокомпании «АЧИ-фильм» Феллини познакомился с Роберто Росселини. Эта встреча определила его судьбу. Их совместный фильм «Рим – открытый город» (1945 год) стал манифестом неореализма.
Конечно, итальянские фашисты не были вселенским злом, как гитлеровцы. Лукино Висконти, чудом спасшийся от смертного приговора гестаповцев, полагал террор Бенито Муссолини трагическим, но фарсом. А Феллини в 1974 году вообще создал автобиографическую комедию из гимназических лет «Амаркорд», удостоенную премии «Оскар».
Никаких движения Сопротивления, «чернорубашечников», материальной разрухи и нищеты – удивительно красивое экранное зрелище. Прекрасно даже огромное изображение лица диктатора Муссолини. А фаши глупы, смешны и добродушны.
Как системный человек, партией мобилизованный и признанный, Ромм мыслит только о созидательной силе Революции, отождествляя далёкий идеал с прозой пооктябрьской России:
– Всё, на что смотрит новый человек: и улицы, и площади, и дома, и трамваи, и ворота, мосты, пароходы – всё должно нести с собой праздничное настроение. Этой необыкновенной и радостной задаче посвятила себя целиком пёстрая армия художников, скульпторов, поэтов, режиссёров. Будущее придвинулось к ним так близко, что воздвижение новых зданий, даже городов, считалось делом насущным и неотложным.
Не беда, что сейчас они выполнены в гипсе, в фанере, в картоне. Зато сегодня новый памятник, новая конструкция уже поражали и утверждали перед людьми наступившее прекрасное время.
Здесь можно встретить и Петрова-Водкина, и Кустодиева, и Альтмана, и Добужинского, и ещё пока непризнанных, но, разумеется, даже очень талантливых безвестных мастеров. И коль скоро перед ними стоит оператор, почему бы не оставить потомкам свидетельство столь редкого единения художников различных направлений и вкусов».
Не всегда роммовский энтузиазм этичен. Например, в некорректной реплике о величайшем из святых Древней Руси Сергие Радонежском и святителе Тихоне Задонском. Пренебрегая осмысленностью исторического процесса, Ромм скатывается в татарщину времён хана Батыя, хотя советский атеизм уже явно был надломлен. Обращаясь к кинолетописи осквернения мощей преподобных (руководитель съёмки Дзига Вертов), маститый режиссёр реанимирует культурный раскол, спровоцированный постановлением Народного комиссариата юстиции от 16 февраля 1919 года об организованном вскрытии мощей и циркуляром от 25 августа 1920 года об их уничтожении.
Уникальная архивная хроника собрана в пять глав фильма: «Праздник прекрасного времени», «Праздник детей», «Праздник нового человека», «Праздник прогресса», «Праздник созидания» (такое же композиционное построение и в картине «Обыкновенный фашизм» – 16 тематически названных глав).
На экране привлекательные факты: автомобильная прогулка детей и сеялка-самолёт, телефон на вершине Эльбруса и чудо-трактор, рулепедный пробег «Москва – Ашхабад» и солнечное затмение… Безусловно, документальные кадры. Но как откровенно театрализованы, отрепетированы и настояны на идеологии! Первобытные советские торжества, так и не ставшие общенациональными, хотя большевики и разрушили естественную основу старых праздников: оскорбили религию народа, уничтожили привилегированные сословия русской Империи, раскрестьянили страну. По существу, их история сводится к замене чучел толстобрюхих попов и буржуев на живых физкультурников и будённовского энтузиазма – на казённый восторг.
Косвенно об этом Ромм сказал, начиная фильм о праздниках русской революции с французского государственного гимна «Марсельеза» Руже де Лиля. Его исполняет (запись 1960-х годов) хор ветеранов. Этот своеобразный эпиграф покрывает женский голос и параллельно тоскливому пению звучит текст:
– Иногда мне кажется, что преходящими или вечными бывают не только события и явления, но и ощущения. Каждый раз, когда я слышу эти песни, со мной происходит что-то непередаваемое. И я знаю, что так будет всегда. Конечно, я не жила в то время. Но мне кажется, что я знаю про него всё. И во мне вечно будет жить желание узнать всё про это время. Ещё и ещё…

Конечно, Ромму не просто было сочетать взгляд «из прошлого» и взгляд «из сегодня», восход и, как оказалось, закат советской власти. Для него, возможно, полифоничный эпиграф – сердцевина таких разных лет: революционного порыва, культа личности, хрущёвской оттепели и застоя. Или – личная фронда в сложившейся к 1970-м годам системе идеологических ценностей.

При любых обстоятельствах песенный зачин в фильме – из большевистского атрибута 1920-х годов, горько высмеянного Михаилом Булгаковым в повести «Собачье сердце».
Многослойные 1920-е годы представлены в комментарии профессора ВГИКа Ромма однозначно и с максимальной политкорректностью к большевистскому режиму. Что булгаковский профессор Преображенский! Он «запамятовал» и профессора Высших художественно-технических мастерских Павла Александровича Флоренского, при этом всю жизнь гордясь образованием скульптора, полученным во ВХУТемасе. И получился огромный двойной портрет в интерьере «Праздников революции» орденоносца Михаила Ромма, комбрига и народного артиста СССР.Валентина РОГОВА

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.