Изумляемся вместе с Арсланом Хасавовым

№ 2012 / 35, 23.02.2015

Люд­ми­ла Улиц­кая из­ве­ст­на чи­та­ю­щей пуб­ли­ке как один из мэ­т­ров со­вре­мен­ной ли­те­ра­ту­ры. Её имя проч­но впи­са­лось в со­зна­ние рос­си­ян: кто не чи­тал её книг – на­вер­ня­ка смо­т­рел филь­мы, сня­тые по её сце­на­ри­ям

КАК ВСЁ ПРОСТЕНЬКО



Людмила Улицкая известна читающей публике как один из мэтров современной литературы. Её имя прочно вписалось в сознание россиян: кто не читал её книг – наверняка смотрел фильмы, снятые по её сценариям, а кто не видел фильмов, скорее всего, слышал об активной гражданской позиции и оттого непростых отношениях с политической элитой страны.





Сборник рассказов «Детство сорок девять», не так давно появившийся на прилавках книжных магазинов, является переизданием книги, впервые вышедшей в две тысячи третьем.


В этой небольшой, в чуть меньше чем в сто страниц книге собраны рассказы, сюжеты которых развиваются в атмосфере послевоенного времени, а если быть точнее, о жизни детей, растущих в это самое послевоенное время.


Книга уникальна не только своими рассказами, но и красочными иллюстрациями, сделанными известным художником и графиком Владимиром Любаровым и которые сам он, отчего-то, называет «картинками».


«Люся У. и Вова Л. были здесь» – будто бы детской рукой, словно мелом на асфальте, написано на переплёте книги.


«Герои моих рассказов, – пишет в своём предисловии Людмила Улицкая, – посвящённых детству, жили своей отдельной жизнью на листах Владимира Любарова и просто требовали воссоединения». При этом, схожими, по её словам, в их послевоенном детстве оказались «не только дома и дворы, кошки и палисадники – схожими оказались и люди». И, действительно, «картинки» эти, являющиеся, по сути, совершенно отдельным произведением искусства, прекрасно дополняют тексты сборника.


В книге всего шесть небольших рассказов, каждый из которых описывает жизнь детей после войны: здесь девочки, тягостно ожидающие своей очереди за капустой, а потом понимающие, что по пути потеряли деньги; здесь и старьёвщик Родион и Валька Боброва, прижимающаяся к его телеге и жадно рассматривающая «сокровища»; здесь и Дина, тайком надевшая часы брата Алика и разбившая их вдребезги; здесь и другие дети, которые, как и положено детям, попадают в передряги. Передряги, впрочем, всякий раз счастливо разрешающиеся – иногда по воле взрослых, а иногда и благодаря счастливой случайности.


Просты и по-своему незамысловаты не только сюжеты рассказов, но часто и сама манера их изложения. Так, например, описывая открывшийся в школе талант одной из героинь книги Вальки к гимнастике, автор пишет: «Она выступала в больших соревнованиях, ездила на сборы в другие города и скоро стала мастером спорта, а потом – на весь мир известной спортсменкой».


Иногда, впрочем, эта незамысловатость рождает и особые, быть может, больше свойственные детскому сознанию образы – «у циферблата было торжественное выражение лица».


Людмила Евгеньевна прекрасно передаёт атмосферу послевоенной жизни: её разговоры, устремления, даже запах – «запах, которого больше нет на свете». Своей книгой она словно бы приглашает читателя на разговор о том, во что сегодня превратилась военная и послевоенная память, заставляет задуматься о том, что вкладывает в это понятие современный человек, чаще всего живущий в режиме «здесь и сейчас».


При этом нельзя назвать рассказы сборника чересчур глубокомысленными или перенасыщенными напластованием смыслов – это вполне себе лёгкое чтение, которое можно смело брать с собой на дачу и прочитать, может быть, даже в компании детей, за выходные.



Детство сорок девять/Людмила Улицкая; ил. В.Любаров. – М.: Астрель, 2012.




СЮРПРИЗОВ ХВАТАЕТ



Роман одного из самых заметных английских писателей Джулиана Барнса «Предчувствие конца», вышедший в прошлом году, по итогам литературного сезона был удостоен престижной Букеровской премии, в шорт-листы которой на протяжении своей литературной карьеры Барнс входил трижды.


На вопрос журналистов о том, на что он потратит 50 000 премиальных фунтов стерлингов, Барнс, со свойственным многим англичанам снобизмом, ответил, что купит «совершенно новые часы». Именно так – «совершенно новые».


Роман посвящён некой Пэт. Похоже, что Пэт Кавана – именно так звали литературного агента и супругу Барнса, которая скоропостижно скончалась в недалёком 2008 году от рака головного мозга. Но это так – к сведению.





Основная канва сюжета довольно точно отражена в аннотации к книге: «В класс элитной школы, где учатся Тони Уэбстер и его друзья Колин и Алекс, приходит новенький – Адриан Финн. Неразлучная троица быстро становится четвёркой, но Адриан держится наособицу: «Мы вечно прикалывались и очень редко говорили всерьёз. А наш новый одноклассник вечно говорил всерьёз и очень редко прикалывался». После школы четверо клянутся в вечной дружбе – и надолго расходятся в разные стороны; виной тому романтические переживания и взрослые заботы, неожиданная трагедия и желание поскорее выбросить её из головы… И вот постаревший на сорок лет Тони получает неожиданное письмо от адвоката и, начиная раскручивать хитросплетённый клубок причин и следствий, понимает, что прошлое, казавшееся таким простым и ясным, таит немало шокирующих сюрпризов…».


Сюрпризов действительно хватает.


Роман разделён на две части – первая является увлекательным повествованием о днях юности главного героя, его дружбе и первой любви (которая, как часто бывает, впоследствии оказывается нелюбовью). Вторая переносит читателя на без малого сорок лет вперёд, ко времени, когда Тони из когда-то опьянённого романтическими мечтами юноши превращается в пенсионера, «середнячка», как он сам себя называет.


«Середнячок – вот кем я стал после школы», – откровенно говорит лирический герой, «Середнячок и в университете, и на работе; середнячок в дружбе, верности, любви; середнячок – это уж точно – в сексе».


«Предчувствие конца» – это конец всяких иллюзий, конец отношений, предчувствие конца всей его человеческой жизни.


О себе сегодняшнем лирический герой скажет так: «Того, о чём мечтало моё отрочество, мне не видать как своих ушей. Я буду подстригать лужайку, ездить в отпуск, проживать жизнь».


О себе будущем заметит, будто вскользь: «Грязи не люблю и оставлять после себя грязь тоже не намерен. Если хотите знать, я завещал, чтобы меня кремировали».


Беспристрастно описанная тема старения, постепенного угасания и мысленных приготовлений к предстоящей смерти имеет ошеломительный эффект. А что если прожитая жизнь, и так принёсшая немало разочарований, является ещё и не тем, что ты о ней думал? Если наслоения и «обманные воспоминания» только увеличивают тревогу и неуверенность не только в будущем, но и в далёком прошлом?


Отдельная, самая сильная, скрепляющая весь роман линия – это полудетективный сюжет, в центре которого оказывается первая девушка Тони, ещё в те далёкие годы ушедшая от него к его же другу Адриану.


Внезапно получив в наследство кусок из дневника давно покончившего с собой Адриана, он с тревогой начинает разматывать клубок этих сложных взаимоотношений. Результаты, надо сказать, поражают своей абсолютной непредсказуемостью.


Читайте, это классная книга!



Джулиан Барнс. Предчувствие конца.




СВАРИЛ ИЗ ТОПОРА



Свою очередную книгу Захар Прилепин, по его собственному признанию, «сварил из топора». У него уже накопилось какое-то количество текстов о современной прозе и рецензий, которые он писал по случаю, и вот подумал – чего добру пропадать и составил данный сборник. В предисловии Прилепин пишет, что «иерархии в современной литературе сложились при минимальном участии литераторов», – приложили руку кто угодно, только не сами литераторы, которые, за несколькими исключениями вроде Быкова или Сенчина, мало пишут критику, так мало, что как будто и не читают издаваемые тексты. Традиционно же, по словам Прилепина, литература была «полем общей работы», а написанная другим книга воспринималась не только как предмет раздражённой зависти в случае успеха, но как ещё одна монета, брошенная в общую копилку или, напротив, украденная оттуда.





Прилепин в этом смысле безусловный активист – двигатель литературного процесса, быть может, даже один из ярчайших его организаторов. Кроме своих прозаических текстов он составляет антологии, берёт интервью, пишет предисловия к книгам других авторов, порой даже находит время самолично представить некоторых из них на их же презентациях.


Будучи филологом по образованию, он блестяще разбирается в русской литературе, может с лёгкостью проводить параллели между текстами различных периодов, находя такую связь, о которой даже автор рассматриваемых им текстов порой мог даже не догадываться.


А ещё он делает всё это страстно, с нервом и эмоцией, что отличает его от многих пишущих современников.


Здесь не только рецензии на выходившие в последние годы книги, но и эссе об особенностях мужской и женской прозы, размышления об отношениях писателя и власти, эссе о лени и зависти и даже заметки о русском рэпе – Касте, Гуфе, в общем всё то, за что читатель любит Прилепина.


Автор чаще всего весьма доброжелателен в оценках книг своих собратьев по перу. В рассматриваемом сборнике есть, к примеру, подзаголовки вроде «Мастера» или «Новые писатели», но к некоторым, вроде широко известного Евгения Гришковца, он настроен даже враждебно.


«Подобную прозу, – пишет Прилепин о книге Гришковца «Планка», – можно писать левой ногой, не снимая ботинка и шерстяного носка».


Есть и рецензии на книги нескольких иностранных писателей – он практически стоя аплодирует автору «Благоволительниц» (огромного романа, написанного от лица офицера СС) Джонатану Лителлу, говоря, что «С этой книгой придётся разбираться всю жизнь. Никуда от неё не деться».


Или вот ещё: «Роман Литтелла – безусловная классика. То, что автор живёт и здравствует – ничего не меняет. У нас на глазах появилась великая книга, теперь она, как «Собор Парижской богоматери» и «Преступление и наказание», будет жить в сознании человечества».


Нечто подобное прилепинскому «Книгочёту» уже делал литературный обозреватель журнала «Афиша» и биограф Александра Проханова и Юрия Гагарина (да, такое сочетание) Лев Данилкин, выпускавший сборники своих рецензий, накапливавшихся в течение года. Это были похожие путеводители по современной русской литературе.


Также приходит на ум француз Фредерик Бегбедер, взявший шире и несколько лет назад издавший «Лучшие книги XX века. Последняя опись перед распродажей». Там он со свойственной ему иронией знакомит читателя с «программными» произведениями минувшего столетия.


В общем – «Книгочёт», на мой взгляд, выполняет сразу несколько функций. Во-первых, всякая новая книга за авторством любимого писателя – всегда отличный подарок персональным поклонникам его творчества.


Во-вторых, что особенно важно, собрав подобный сборник, Прилепин маркирует отечественную литературу последних лет, ставит, как это сейчас принято говорить, «тэги» и становится ценным путеводителем для человека, знакомящегося с современной словесностью, убедительно объясняя, на что стоит тратить драгоценное время, а что можно и опустить.



Захар Прилепин. Книгочёт. Пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями. – М.: АСТ, 2012.










Арслан ХАСАВОВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.