Страсти Ирины Муравьёвой

№ 2012 / 40, 23.02.2015

Десять часов на самолёте – испытание, которое под силу далеко не каждому.
Но, собравшись с силами, Ирина Муравьёва в очередной раз прилетает в Москву

Десять часов на самолёте – испытание, которое под силу далеко не каждому.


Но, собравшись с силами, Ирина Муравьёва в очередной раз прилетает в Москву из далёкого американского Бостона, чтобы представить новую, очень важную для неё самой книгу. «Страсти по Юрию» – книга, посвящённая писателю Георгию Владимову, книга об эпохе, об иммиграции, о жизни. Мы пообщались с Ириной после презентации.






– В прошлый раз мы разговаривали с вами после выхода романа «Мы простимся на мосту», последней части трилогии. Вы обмолвились, что трилогия, возможно, ещё и не завершена окончательно. И вдруг нынешней осенью вы радуете нас книгой, не имеющей никакого отношения к вашей семейной саге. Значит ли это, что вы простились с прежними героями? Освободились от них?


– Думаю, что да. Мне кажется, что я исчерпала то время, которое охвачено в трилогии. Я физически устала от войн и революций. Они меня выпотрошили. Между последней книгой трилогии и романом «Страсти по Юрию», с которым я сейчас приехала на ярмарку, был, кстати, написан и вышел в конце зимы ещё один роман: «Отражение Беатриче». Время этого романа – 50-е годы, место действия – Москва. «Страсти по Юрию», если уж мы говорим о времени, – это почти наши дни, 80-е годы.


– Название «Страсти по Юрию» прямо соотносится с Евангелием. О чём ваша новая книга?


– Сначала давайте о названии. Оно действительно слишком сильно соотносится с Евангелием, и поэтому я сама не воспринимаю его однозначно. Внутренне оно до сих пор не принято мною до конца. При моём отвращении ко всякой патетике лучше бы было остановиться на чём-то простом, да? Но по сути так и должна быть названа эта книга. В ней именно – страсть. В ней – жизнь, исполненная страсти. Да и не только жизнь: даже и смерть. Страсть – как страдание, страсть – как восторг перед жизнью, страсть – как упоение ею и страсть – как беда, как отчаянье. Нет, наверное, это всё-таки единственно верное название. Пусть даже излишне громкое. Но в этой громкости, не свойственной мне, есть особая точность. А книга сама о писателе. О жизни писателя. Настоящего, одарённого, мощного. Посвящена она памяти Георгия Владимова, автора повести «Верный Руслан», романа «Генерал и его армия». Я боюсь, что это имя начали забывать. И если это так, то подобная забывчивость – непростительна.


– Читая аннотацию к роману «Страсти по Юрию», трудно понять, о каких событиях, о каких людях идёт речь. Вы сказали, что книга посвящена памяти писателя Георгия Владимова. В какой степени эта книга о нём самом? О его судьбе?


– В самой незначительной степени. Это не книга – о. Это книга – памяти. Не документ, а метафора. Тот писатель, который стал главным героем этой книги и которого я именую Юрием Владимировым, – отнюдь не реальный Георгий Николаевич Владимов, хотя определённые черты личности и биографии я сохранила. А теперь давайте поговорим о событиях и разных других героях. Мне уже несколько раз задавали эти вопросы в интервью. Все герои романа вымышлены. Черты их внешности, их имена, места их обитания не соответствуют тому, что было в действительности. Все они, как учат на уроках литературы, вполне «собирательные образы». Но! Вот тут давайте поставим восклицательный знак. Я знаю, из кого именно «собирались» эти образы, и я за эту «сборку» отвечаю. Да, русская эмиграция в Европе написана мною сатирически. Те куски текста, которые обращены к бывшим российским героям – диссидентам, – насквозь гротескны. Почему я выбираю именно эту, а не другую – более уважительную и романтическую – концепцию? Потому что я сама не люблю штампов и другим не советую. Когда я была молоденькой девочкой, жила в Москве и читала самиздат, то мир чётко делился на плохое и хорошее, белое и чёрное. Диссиденты были хорошими, а советская власть – плохой. Их преследовали, а они писали прекрасные запрещённые книги, которые печатали на прекрасном свободном Западе. Через какое-то время я поняла, что в жизни происходит другое разделение на добро и зло и мир человеческий значительно сложнее, чем это кажется подросткам с промытыми тем или иным образом мозгами. Я не хочу стричь людей под одну гребёнку. Добро не всегда связано с проявлением оппозиции по отношению к власти, а книга не становится талантливой оттого, что она запрещена. Общественный коллективный темперамент тоже вещь довольно спорная. Я думаю, что «качество» человеческой личности определяется исключительно тем, что именно заключено в душе человека, на каких основах выстраивается та или иная душа. Среди российских диссидентов, оказавшихся на Западе, были разные люди. Как и везде. Как и во всём. Герой моего романа писатель Юрий Владимиров своеобразно оттенён этими шумными, карикатурно написанными персонажами. Он – тихий, серьёзный, глубоко думающий и сильно чувствующий человек. Он – мастер, творец, а не участник конференций, не выноситель резолюций и не «подписант» коллективных писем. Он, если хотите, – «частный человек». И мне это особенно дорого и близко.


– Какую роль сыграл в вашей жизни писатель Георгий Владимов?


– Очень существенную. Это рана внутри меня самой. Он умирал очень тяжело и одиноко. Так сложилось, и некого в этом винить. Но когда он лежал на полу без сознания у себя дома неподалёку от Франкфурта, там же, во Франкфурте, проходила международная книжная ярмарка. Я в ней участвовала. Я звонила ему, но никто не подходил к телефону. И вместо того, чтобы взять такси и поехать, проверить, что с ним и как, я продолжала «участвовать в культурном событии». Такая вот подлость. Непростительная – в самом прямом смысле слова. Мы были близкими друзьями, мы доверяли друг другу. Как же я могла?


И вот что ещё мне хотелось бы сказать: писатель Владимов – органическая часть большой русской словесности. Он – в том самом ряду великих имён, из которых сложилась подлинная наша литература. Так что, кроме всего прочего, роман «Страсти по Юрию», посвящённый его памяти, – это моя попытка вновь привлечь внимание к Владимову, вернуть ему то место, которое закреплено за этим человеком его огромным талантом.


– Есть ли в этом романе реальные имена и реальные исторические события?


– Нет. Ни одного.


– Верите ли вы в то, что с помощью этой книги вновь вспыхнет интерес к писателю Владимову?


– Я надеюсь на это. Это мой самый личный, самый пылкий роман. Я желаю ему прозвучать, я хочу, чтобы он был прочитан, но в этом желании меньше всего честолюбия. Это роман памяти.


– Можете ли вы определить центральный конфликт этого романа?


– Видите ли, в чём дело… «Страсти по Юрию» – не роман конфликтов. Я недавно вспомнила одну фразу, и она мне очень по сердцу: «Не тот догоняет, кто бежит, а тот, кому суждено догнать». Мой герой проживает очень непростую жизнь. Он далеко не идеальный человек, не князь Мышкин, не Платон Каратаев. Безухов – скорее. Конфликты – не его сознательный выбор. Его выбор – любовь и честность. Тишина и достоинство. Но именно такого рода людям и выпадает на долю самое большое число конфликтов. Они в этом не виноваты.


– Как вы думаете, человек без страстей – это неполноценная личность? Ущербная?


– Ну, знаете, чем глубже ныряешь, чем дальше плывёшь, тем больше вероятность, что тебя либо унесёт течением, либо ты напорешься на что-нибудь, слишком глубоко нырнув, либо сердце откажет. Можно, конечно, лежать на берегу, тогда и опасности сразу исчезнут. Есть ведь разные уровни существования. Как говорит одна английская пословица, «Маленькие люди говорят о вещах, средние люди – о людях, а большие люди – о мыслях». Ущербность или, как вы говорите, «неполноценность», зависит от того, к какой категории ты принадлежишь. Или хочешь принадлежать.


– Что главное в книге? Язык или сюжет?


– Язык, конечно. Язык ведёт за собою повествование, а не наоборот.


– Когда вы поняли, что вы – писательница?


– Никогда. Не было в моей жизни этой счастливой минуты, чтобы я вдруг проснулась и закричала: «Ура! Я писательница!».


– Вы следите за тем, что происходит в России?


– Специально – нет, не слежу. Так я и за тем, что в Америке происходит, тоже не слежу специально. Ведь факты – вещь тоже спорная. Событие не успевает произойти, как его тут же объясняют и интерпретируют. За чужими интерпретациями не очень интересно следить. Но в целом я знаю, что где творится. Информация ведь всё равно проникает через все поры. Не спрячешься.


– Что в современной жизни вас больше всего беспокоит?


– Меня беспокоят самые простые вещи. Мои близкие меня беспокоят. И что будет с детьми, со стариками, с бездомными животными в нашем мире, меня тоже всерьёз беспокоит. Я не грызу ногти от тревоги, будет ли Обама президентом или не будет, потому что, мне кажется, что будет только то, что должно быть. Даже и президент. Я фаталистка по самой природе. Или, может быть, это как-то иначе называется – такая моя уверенность в неизбежности.


– Как вы думаете, стали бы вы писателем, если бы родились в другой семье, например? Или в другой стране?


– Ни семья, ни страна, ни погода не имеют к этому никакого отношения. Да, стала бы.


– Какие у вас увлечения, кроме работы над текстами?


– Самое большое – мой внук. Ему два года и восемь месяцев. Это любовь и возвращение молодости. Жизнь моя заново. Мы с ним наперегонки катаемся на самокатах. Это блеск. Только очень смешно, наверное, со стороны.


– А как он вас называет?


– Бабира. То есть баба Ира. Он почти не говорит по-русски, у него мама – американка, но он всё понимает.


– На что вы отвлекаетесь от творчества?


На жизнь отвлекаюсь. У меня же семья. У меня ещё кошка с тяжёлым характером, собака. Папе моему 92 года. Подружки, дела. Иногда, кстати, – мысли. Тоже случается.


– Какой спорт вы любите?


– Всё, что зимнее: лыжи, коньки, санки. Хотя санки – это не спорт. Ролики люблю, теперь вот к самокату прикипела. Но больше всего я люблю плавать. Плаваю в любой воде, даже очень холодной.


– А куда вы предпочитаете ездить отдыхать?


– Я живу на океане. Тёплый океан – в часе езды на машине. Лето всегда связано с океаном. А что касается путешествий… Ну, не такая я заядлая путешественница. Хотя есть одно место на свете, которое я не могу забыть, – Венеция. Я, уезжая, плакала. От того, что оставляю такую красоту и, может быть, никогда её вновь не увижу. Наш пароходик плыл по направлению к вокзалу, и вдруг вижу: ступени ветхого дворца, уходящие прямо в воду. На ступенях лежит старуха. Древняя, лет двести. Греется на солнце, как черепаха. Ноги в воде, руки раскинула, глаза закрыла. И вдруг во мне что-то сверкнуло. «Поменялась бы, – думаю, – я с этой старухой?» И тут же себе отвечаю: «Да Господи! Сразу бы! Сразу!»

Беседу провели Любовь ГОРДЕЕВА и Оксана КОНСТАНТИНОВА

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.