Поколение тотального пессимизма

№ 2012 / 48, 23.02.2015

Как-то дис­ку­ти­руя со сво­им кол­ле­гой, ко­то­рый мо­ло­же ме­ня лет на де­сять и ро­дил­ся во вре­ме­на Пе­ре­ст­рой­ки, уло­вил ощу­ще­ние то­таль­но­го пес­си­миз­ма, в пер­вую оче­редь от­но­си­тель­но сво­ей стра­ны.

Как-то дискутируя со своим коллегой, который моложе меня лет на десять и родился во времена Перестройки, уловил ощущение тотального пессимизма, в первую очередь относительно своей страны. Разговор оттолкнулся от Александра Проханова. Я сказал, что вполне понимаю его, так как у великой страны с великой историей должны быть большие задачи, грандиозные планы, что нельзя Россию сравнивать с какой-то комфортной европейской страной размером с областной район, у которой и собственной политики нет. Соответственно, мой коллега, который жил только в одной реальности и не застал времена СССР, оппонировал мне и говорил, что вот живём-то мы в полнейшем дерьме, что путешествовать по стране крайне проблематично из-за диких цен перевозчиков и образование у нас, в частности, высшее ужасающее и так далее. В принципе со всем этим я соглашался, но отмечал, что это не является как-то извечным клеймом страны, подобные ситуации не тотальны и изменяемы и их изменение и может быть определённой целью.


Тут же вспомнилось, что в одной из НТВ-шных передач ведущий как-то рассказал душещипательную историю: он пошёл на каток с ребёнком, а там пьяные мужики отборным матом ругаются. Кошмар, вот оно истинное лицо русского человека! – заключил журналист. Но он даже не подумал как-то повлиять на ситуацию. Банально сделать замечание…






К чему всё это я: просто в той дискуссии, которая сама по себе не является чем-то уникальным, тема и аргументы довольно заезженные, появилась одна, как показалось, интересная мысль. Сейчас в обществе разлито настроение тотального пессимизма: реальность крайне несовершенна, греховна. С этих позиций и через эту призму рассматривается история, под это подгоняется, что так испокон веков заведено, исправление и излечение ситуации невозможно и человек перестает воспринимать страну в качестве объекта приложения личных сил.



Человек замыкается в собственных делах и проблемах, становится крайним индивидуалистом. Главное в жизни – это его малые дела во благо личного комфорта, личного счастья. Вот и разрастается пустыня: одни воспринимают настоящее как ошибку и всё больше взирают в прошлое, ностальгируя о нём, другие смотрят на него как на неизлечимую раковую опухоль и своё будущее не связывают с нахождением здесь.


Получается любопытная ситуация, схожая с той, что была на излёте СССР: поколение людей попросту не знает иной альтернативы, чем та реальность, в которой они живут в настоящем. Вернее, знает и понимает, что она есть, но либо в прошлом в ностальгии по потерянной великой стране, либо за рубежом, куда во что бы то ни стало надо бежать и учить там своих детей.


Это переживание тотального пессимизма можно объяснить во многом тем, что в нашем обществе до сих пор разлиты энергии распада, разложения, смерти. Эти трещины идут с гигантской космической трагедией – распадом СССР, и инерцию эту никто ещё не остановил. Свидетельство этому и техногенные катастрофы, и вымирание нации, и много чего ещё… Убывает пассионарность, человек забивается в индивидуалистическую нору, а вместе с ним страна, свёртываясь до точки: от больших дел до малых и ежеминутных. В тенетах этого пессимизма человек попросту боится заглянуть в будущее.


***


Как раз о том поколении, к которому принадлежит и мой коллега-оппонент, написал одессит Всеволод Непогодин. Его повесть «Generation G» с посвящением «детям Перестройки» опубликовала питерская «Нева» (№ 7, 2012, http: //magazines.russ.ru/ neva /2012/7/ n4.html). В ней он предпринял попытку «написать летопись поколения», которое поднялось сразу после крушения Советского Союза и знает о нём лишь понаслышке. Произведение наполнено пессимизмом относительно своего поколения. Достаточно одного упоминания в начале произведения того, что его герой Велемир Недопекин написал эссе с характерным названием «Говнопоколение». По его словам, «это те, кто вобрал в себя самые плохие образчики нахлынувшей после развала Советского Союза западной культуры и отверг всё лучшее из социалистического наследия». Это наименование трансформировалось у него в практически пелевинское «generation g» и обозначает формацию, которая оказалась практически подвешенной в безвоздушном пространстве, неукоренённой, для которой настоящая реальность замещена виртуальным эрзацем.


«Мне захотелось честно и непредвзято рассказать о своём поколении, увиденном изнутри» – говорит герой о своей мотивации. Его поколение – это те, кто пошёл в школу в начале 90-х, у которых нет опыта осмысленной жизни в советской реальности. Но само оно во многом является обывательски-советским периода упадка этого строя. «Союза уже двадцать лет как нет, а вы до сих пор мыслите социалистическими штампами» – бросил как-то герой своим коллегам по офису. На закате Советского Союза молодое поколение заявляло о себе, о своей непохожести, самостийности. Оно кипело желанием самовыражения, выделиться из серой толпы, находилось в поисках своего индивидуального стиля. Им на смену пришло уже поколение капиталистических людей-штампов, которые погружены в искусственную жизнь вещей, кредитов. Становятся похожими на пластмассовые пальмы в кадках, расставленные в офисном центре. «Искусственные цветы искусственно радуют искусственных людей» – замечает Недопекин.


По сути, Всеволод Непогодин описывает сенчиновский тренд: убывание в человеке жажды жизни, больших запросов, высоких устремлений, после чего следует смиренное погружение в рутину. Привыкание к жизни, мимикрия под её фон для достижения личного комфорта. Об этом, как правило, пишет Роман Сенчин в своих романах, этому посвящено его эссе с характерным заголовком «Не стать насекомым».


Повесть Непогодина построена на противопоставлении неукоренённого поколения, а с другой стороны, героя, заявляющего о себе, что его родина СССР. «Сегодня у меня нет Родины. Моя Родина – Советский Союз» – говорит Велемир Недопекин. И подобное ощущение сейчас всё больше нарастает в поколении, которое не застало СССР. Кстати, у популярной рэп-группы из Кривого Рога «Типси Тип» в песне «Братским народам» есть такие слова: «Союз вернут и будет счастье»…


Недопекин на каждом шагу позиционирует свою инаковость, непохожесть и через это становится посторонним, пытается эпатировать сложившиеся в обществе нормы.


Герой говорит, что абсолютно безразличен к гаджетам, ему нет дела до модных тенденций, за которыми следуют практически все, «самое главное – я живу по своим правилам, а не по уставу медиазвёзд». То есть пытается сохранить автономность своей личности в ситуации, когда жизнь самого поколения, на самом деле, строго регламентирована при наличии видимой внешней свободы.


Он – пешеход, свободен от автопроблем, при том, что машина для его сверстников – предмет бесконечного обожания. Он сторонится атрибутов корпоративной культуры, бросает работу в банке, которая для многих людей его поколения является желанной и статусной. Банк находится в крупном термитнике – офисном центре, куда по утрам входила «толпа моих сверстников», капитулировавших перед роботизированным существованием человека-штампа: серые тени – «их не отличишь друг от друга, торопящихся поскорее сесть на вращающиеся стулья и прилипнуть подушечками пальцев к клавиатуре с мышью». Но тени эти обладают большими личными амбициями и самомнением.



«Generation g» – инертное поколение, где главное приспособиться, вписаться в систему, найти свою ячейку в офисном муравейнике. Несмотря на московские выступления «рассерженных горожан», Непогодин, описывая своих одесских ровесников – «моё офисное поколение, вооружённое степлерами, шредерами, дыроколами, биндерами, маркерами», говорит о том, что они не способны на мощное протестное выступление, на попытку революционного изменения существующего порядка вещей и, по всей видимости, он совершенно прав: «Максимум, на что горазды мои ровесники, это компьютерные военные игры и всегда безрезультатные дискуссии в интернете о необходимости свергнуть строй капиталистов – эксплуататоров».



Герой Непогодина говорит о том, что его поколение практически разуверилось во всём, оно «не кричит и не ждёт перемен». Даже и сам он хоть способен на бунт, на изменение своей жизни, но и оно локально: он бросает службу в банке, но его практически тут же засасывает глянцевый журнал. И это его изменение жизни – не более, чем бахвальство, дальше пойдёт сенчиновское затухание и унылое движение по дням календаря. В этом плане «бунт» героя, его попытка отстраниться от детерминант своего поколения сквозит неполнотой. Он воспринимает себя также с приставкой «недо» – особой затянувшейся проекцией недоразумения, которое разрослось с исчезновением большой страны и потерей смыслов. «Недо» – это не только начало фамилии главного героя, но и чичиковское серенькое «ни то ни сё», царствующее в мире «мёртвых душ».


Ещё две важные, на мой взгляд, мысли были пунктирно набросаны в повести Непогодина. Об отцах. О той трагедии мужчин, отцов семейств, жизнь которых через колено была переломана из-за необходимости приспособления к новым реалиям: «Отцы моих ровесников – потерянное поколение, вынужденное приспосабливаться к капиталистическому мироустройству. Наши отцы воспитывались с верой в дружбу, взаимовыручку, коллективизм и потерпели болезненный крах идеалов. Дипломированные инженеры, вынужденные сменить чертёжные доски на клетчатые баулы, часто срывали агрессию и комплексы собственной нереализованности на жёнах и детях. Многие отцы беспробудно пили во дворах, пытаясь утопить боль в горькой. А наши матери в это время вкалывали на двух-трёх работах, дабы поднять нас на ноги». Это вообще крайне серьёзная и совершенно не раскрытая тема о том пограничье на сломе эпох. Вторая мысль – о времени. О том, что сейчас многие пытаются аутично спрятаться в бункер прошлого, совершенно не обращая внимания на реальность, а уж тем более, с мистическим страхом смотря в будущее, где разверзлась бесконечная пустота: «Меня отторгают творцы, паразитирующие на прошлом, не способные найти и запечатлеть реальность, которая будет интересна потомкам и через сто лет».


Возвращаясь к началу разговора, хочется отметить, что повесть Непогодина, конечно же, не о бунте. Велемир Недопекин вовсе не жертвенный Санькя Тишин Захара Прилепина. Это произведение о пессимизме и тотальном безверии, о полной потере смыслов. И это ощущение уже давно стало доминантным в нашем обществе.

Андрей РУДАЛЁВ,
г. СЕВЕРОДВИНСК

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.