Совсем не обязательно быть женщиной

№ 2012 / 50, 23.02.2015

Анатолий Тосс – писатель интересный и загадочный. Он то пишет душераздирающе откровенные романы от лица женщины, то – от лица ребёнка. Он пишет по-русски, но много лет живёт в Бостоне.

Анатолий Тосс – писатель интересный и загадочный. Он то пишет душераздирающе откровенные романы от лица женщины, то – от лица ребёнка. Он пишет по-русски, но много лет живёт в Бостоне. Так кто же он – Анатолий Тосс? Раскрыть этот вопрос для себя мне удалось сразу с двух сторон. Во-первых, Тосс приехал в Москву с презентацией своей новой книги, и мне удалось с ним пообщаться. Во-вторых, новая книга «Магнолия. 12 дней» оказалась сюрпризом: главный её герой – Анатолий Тосс. А на обложке – фотографии совершенно реальных девушек, которые встречаются на страницах книги, у каждой из которых, кстати, писателю пришлось лично брать разрешение – для размещения полноформатной рекламы с изображением обложки в метро.

Пара слов об этой книге. В аннотации сказано, что это первый по-настоящему реалистический, по-настоящему «российский» роман Анатолия Тосса. Здесь нет полюбившейся читателям игры на грани фантастики и реальности, безумных взрывов, стремительных падений. События в романе развиваются по траектории панциря улитки – туго закручиваются вокруг главного героя. Но остросюжетным этот роман назвать нельзя. Это книга о выборе, который на каждом шагу подстерегает 19-летнего Анатолия Тосса. Как повести себя на партийном собрании в университете – выступить против товарища и обезопасить себя или заступиться за невиновного? Какую девушку выбрать – взрослую красавицу, однокурсницу гимнастку или таинственную незнакомку? С кем проводить время – с друзьями или девушками? Чем заняться – учёбой или развлечениями? Анатолий Тосс доказывает, что однозначных ответов на эти и ещё тысячу подобных вопросов (по крайней мере, когда тебе 19) быть не может.

Автор не скрывает, что его роман автобиографичен настолько, насколько это вообще возможно, когда пытаешься описать 12 дней из жизни прежнего себя. Поэтому книга, несомненно, заинтересует и тех, кто давно присматривается к фигуре этого неоднозначного писателя.

Анатолий ТОСС

– Когда мне впервые в руки попала книга Анатолия Тосса, это было странное ощущение: книга написана от лица женщины, тогда почему автор – мужчина? Написана на русском языке, тогда почему все герои и события никакого отношения к России не имеют? Можете нам рассказать, кто такой Анатолий Тосс?

– Начну с общего. Писателю хорошо отделять свою литературную жизнь от жизни личной. Чтобы не было пересечений. Для меня же это особенно важно: в моих книгах Анатолий Тосс сам порой становится персонажем, порой скрытным, порой закулисным, но всё же присутствующим. Вот и приходится пользоваться разными именами, чтобы самому не запутаться, чтобы хоть как-то отличать реальность повседневную от реальности, которую сам же и сконструировал. В романе «За пределами любви» присутствует такой сюжетный поворот, когда у некоторых героев возникает подозрение, что жизни, которые они проживают, уже давно и подробно описаны. То есть, опять же, «сначала было слово», а реальная жизнь лишь следует за ним. Факт, на самом деле, хорошо известный и не раз подмеченный: порой жизнь и даже судьбы отдельных людей повторяют писательскую историю, какой бы замысловатой и маловероятной она ни была. Причём повторяют настолько близко, что даже оторопь берёт. Поэтому писателю надо быть очень осторожным, особенно, когда он пишет от первого лица, особенно, когда он сам становится героем повествования. И многие писатели действительно очень осторожны.

Теперь попробую ответить на вторую часть вашего вопроса. Да, и «Американская История», и «Фантазии Женщины Средних Лет» написаны от лица женщин. Почему? Да потому что на тот момент, когда я писал эти книги, мне так было интереснее. В «Фантазиях…» есть такая мысль: обмануть судьбу, обмануть природу возможно лишь тогда, когда в одну, отведённую тебе физическую жизнь удаётся вместить несколько разных, друг с другом не связанных жизней. И полностью, без остатка прожить их. Я и пытаюсь это сделать – с каждой книгой прожить новую жизнь. Ведь книга пишется долго: месяцы, порой – годы. И за это время писатель, погружаясь в нее, вполне может провести себя самого по линиям судеб своих героев. Вот и мне удалось, пока я писал, достаточно полно прожить жизни своих героинь. Чему я, кстати, очень рад и чем, думаю, обогащён.

И ещё одно замечание. Писатель тем и отличается от «не писателя», что для того, чтобы залезть в жизнь, скажем, «ныряльщика за затонувшими сокровищами», ему самому не надо быть ныряльщиком. Или, чтобы проникнуться переживаниями, скажем, горбатого и убогого, ему самому не обязательно быть ни горбатым, ни убогим. На то он и писатель, чтобы проникать в человеческие души и там, изнутри, разбираться во всём. Вот и мне совсем не обязательно было быть женщиной, чтобы вывести (я надеюсь, достаточно достоверно) женские образы. В моём новом романе «Магнолия. 12 дней» эта тема душевного, творческого перевоплощения как раз подробно обыгрывается.

– Но откуда у вас столь глубокие познания в женской психологии?

– Я ведь уже говорил о том, что у писателя должно быть чуткое восприятие жизни. Да и тема должна интересовать. Для меня женщины куда как более интересные и загадочные существа, чем мужчины. Более насыщенная тема, более богатый материал. Ну что ведёт мужчин по жизни, чем они движутся? – в основном логикой. Да и то не все. А логика, она даже в математике формализована и оттого легко предсказуема. С женщиной всё сложнее, она ближе к природе, а природу мы все (включая науку) знаем и понимаем плохо. Даже сама женщина себя порой не очень понимает. Так что в женщине нам всем ещё разбираться и разбираться.

Конечно, существуют типажи. Например, в книге «Фантазии Женщины…» и в «Американской Истории» выведены два разных, даже противоположных женских типажа. Если упрощённо, то различие можно определить так: в «Фантазиях…» героиня приходит к любви эмоциональной через любовь физическую. А в «Американской Истории», наоборот, героиня приходит к любви физической через любовь эмоциональную. И каждый из этих типажей весьма распространён в жизни. Но это, повторю, упрощённо. Надеюсь, обе книги выходят за рамки одного жанра, одной задачи. Мне хочется думать, что они – и «Фантазии…», и «Американская История» – книги многослойные. И каждый читатель сможет найти в них что-то своё, ему близкое и дорогое.

Ну а вообще, я, конечно, общался с женщинами, они мне многое рассказывали. Ведь в женщине сильна потребность в исповедальности (не только в женщине, у некоторых мужчин она тоже присутствует), и если умеешь внимательно слушать, не осуждая, не оценивая вообще, а совершенно беспристрастно, то многое можно услышать.

– О чём ваша новая книга?

«Магнолия…» – это как раз книга о поиске себя, о поиске своего пути, о поиске своей любви, о том, что именно человек (мужчина ли, женщина ли – не имеет значения), так или иначе, противопоставляет любви… в смысле, на какие жертвы готов ради неё пойти, а на какие не готов. Ведь любовь, когда она не в мелодраме, не в дамских романах, когда она сталкивается с реальной жизнью, требует от нас уступок, тех же самых жертв. И каждый, конечно, готов чем-то поступиться… Но вот чем конкретно готов? – это уже второй вопрос. У каждого из нас свой предел. В издательстве, где вышел роман, в аннотации общую тему определили так: «О чём думает мужчина, когда он любит? Что чувствует? Что противопоставляет своей любви…»

А ещё эта книга о том, что время, проходя через нас, вносит в нас изменения, что-то привносит, что-то выветривает. О том, что мы неизбежно теряем, односторонне двигаясь по линии жизни, а что-то приобретаем.

– Почему вы раньше не затрагивали тему России?

– Да, действие в «Магнолии…» в основном происходит в России. Но это Россия моей юности, восьмидесятые годы прошлого века. Время, конечно, в книге присутствует, но я всё же попытался его отделить от основных примет «молодости» – от её порывов, от её страсти, поисков, от безрассудства, беззаботности, всего того, что делает молодость самым запоминающимся периодом жизни. Ведь порывы, страсти, поиски – они универсальны вне зависимости от специфики времени, они остаются неизменными во все времена. Поэтому надеюсь, что книга будет волновать и тех, чья молодость проистекает сейчас, и тех, кто, как и я, был юн в конце прошлого столетия.

Вообще, я пытаюсь создавать свои книги в отрыве от конкретной среды – времени, страны, экономических и политических обстоятельств. Для меня важен не текущий, социальный момент, а вопросы вечные, такие как жизнь и смерть, любовь и измена, отцы и дети или дружба и предательство… Всё то, что я называю шекспировскими вопросами, то, что волновало людей тысячу лет назад и что будет волновать через тысячу лет. Я пытаюсь разобраться хоть в чём-то, придвинуться к ОТВЕТУ лишь чуть, разрешить хоть какие-то вопросы. И если мне где-то, как-то это удалось, моя миссия выполнена. Впрочем, пытаюсь я это сделать литературно сюжетно, иными словами, держа читателя подключённым, подпитывая его и энергетически, и эмоционально. Но, повторю, специфика конкретной страны для меня не так уж существенна, политическая ситуация – тоже. Время я вообще пытаюсь избегать – ну её, эту времянку.

В «Магнолии…» я всё же вернулся к конкретному времени, конкретной стране, но те, кто прочитают роман, поймут причину и, надеюсь, примут её. Роман начинается немного медленно, такой приём, чтобы эмоционально подсоединить читателя к действию, но потом оно начинает раскручиваться всё быстрее и быстрее и в какой-то момент должно подхватить читателя и полностью увести его за собой.

– Когда и как вы уехали из России?

– Это было давно. Тогда ещё был Советский Союз. Другая страна, другие веяли ветра. Кому-то они казались с душком, с гнильцой, сковывающими руки, мысли. Жизнь казалась скучно определённой, запрограммированной, кем-то за тебя просчитанной. И казалось, что нет смысла проживать просчитанную за тебя жизнь. Хотелось поломать эту окольцовывающую стяжку, как там у Высоцкого, найти «свою колею», так, чтобы всё зависело только от тебя. Чтобы никто не имел права тебя ни пожурить, ни снисходительно потрепать по плечу, чтобы никого не надо было вечно благодарить. В смысле, ни партию, ни вождя, ни старших, мудрых товарищей из вышестоящей организации. Те из нас, кто жили в то время, поймут меня, а кому не пришлось – в короткой статье не объяснить. Отчасти для того, чтобы это показать, я и написал «Магнолию…». В книге этот сдавливающий дух, исходящий от разлагающейся власти, всё же витает, особенно в контрасте с дерзостью и позитивностью молодости. И молодость ему противостоит.

– Как вы стали писателем?

– Ответ банален: все же писателями в большей степени рождаются, чем становятся. Знаете, например, чтобы стать прыгуном в высоту, надо иметь рост за два метра, длинные ноги и вес, близкий к весу пёрышка. А если с этим со всем не родился, прыгать ты, конечно, сможешь, но не высоко.

Так и писатель должен родиться с определёнными физическими данными. Например, память должна быть особенная, чтобы запоминал всё и всегда, самые незначительные нюансы, разговоры, взгляды, улыбки, да ещё с самого раннего детства. И взгляд на жизнь неплохо особый иметь, чтобы подмечать её, жизнь, не просто глубже, но как бы под другим, только тебе доступным углом. Иными словами, восприятие жизни должно быть более тонким, что ли. Знаете, как в музыке есть «слухачи», которые слышат то, что обычный смертный услышать не может, так и писатель должен быть, прежде всего, «слухачом» жизни, чувствовать все её подводные течения, и не только чувствовать, но и разбираться в них, анализировать.

А так, если про меня датировано, то я начал писать рано, так, всякие поделки для собственного удовольствия. Лет в семнадцать меня стали печатать. Немного и редко в разных газетах и журналах. Я писал тогда короткие рассказики на страницу-две, они шли в рубрику юмора. Пробовал в лет двадцать осилить форму покрупнее, повесть или роман, но не получилось – терпения не хватило, выдержки. Всё же надо быть очень терпеливым, чтобы просто-напросто высидеть в такой концентрации. Потому что проза связана с концентрацией.

Вообще, об этом обо всём много сказано в «Магнолии…» (извините, что я так часто ссылаюсь на неё), но в этом романе тема творчества, различных подходов к творчеству, балансирование между требованиями творчества и требованиями любви занимает одно из основных мест.

– Вы пишете только на русском?

– Не только, порой пишу и на английском, но редко. Дело в том, что язык – это бесконечность, и чем выше ты поднимаешься, тем яснее ощущение, что предельная высота недостижима. Так даже с родным языком. Могу утверждать, что русский – очень сложный язык, с колоссальными залежами, с ещё не разработанными, не добытыми ресурсами. Просто начинаешь понимать это, когда выходишь за рамки бытового уровня и внедряешься в язык настолько, насколько таланта и мастерства хватает.

С английским у меня выходит такая история: я вроде бы пишу на нём достаточно неплохо, но очень медленно, в постоянной неуверенности в себе. А от неуверенности и сам страдаешь, и текст страдает. Так что я в основном сосредоточен на русском языке, к тому же, повторю, он неисчерпаем.

– На сколько языков переведены ваши романы?

– Если честно, не знаю. Правда, не кокетничаю, давно не считал. Языков на десять, наверное, а может быть, и на пятнадцать. Но это не имеет никакого значения. Ну, читают тебя где-нибудь, скажем, в Сингапуре. Но тебе-то что с того? Ты это никак не чувствуешь, не ощущаешь – вообще никаких ассоциаций. Сингапур сам по себе, ты – сам по себе. Никакой связки нет. С Россией, конечно, совершенно по-другому. Тут ощущения могут переполнять.

– В книге «За пределами любви», впрочем, как и в других книгах (на мой взгляд), герои ведут игру на грани фола. Игру с чувствами и даже с жизнями других людей… Где, на ваш взгляд, пролегает эта тонкая граница между нормой и патологией? Получается, что маньяк отличается от «нормального человека» только тем, что не сдерживает своих импульсивных желаний?

– Очень хороший вопрос. Для меня вообще отношения между людьми, и особенно отношения между мужчиной и женщиной, очень интересная тема. Как бы она ни была исследована учеными, описана писателями, она всё так же остаётся не познанной. Потому что сколько людей, сколько ситуаций, сколько этих самых отношений – столько и тем, столько и сюжетов. Ну и, конечно, чем запутаннее ситуация, тем она для меня интереснее. Поэтому я и стараюсь выйти за рамки бытового, повседневного сюжета. Это относится и к «Американской Истории», и к «Фантазиям Женщины…», и особенно к роману «За пределами Любви». Но «не-бытовые» ситуации создают, как правило, «не-бытовые», по-своему одарённые люди. Вот и мои герои, каждый из них по-своему одарён. А одарённость, она чревата и не всегда понятно, к чему может привести. Может и сильно зашкалить, дать сбой.

Тут должно подключиться другое человеческое качество. То, что называется моралью. У меня в «Фантазиях Женщины…» целая новелла посвящена «морали». Там я даю определение самому термину. «Мораль – это дистанция между желанием и реализацией этого желания». Не всегда эта дистанция должна быть пройдена, порой где-то надо остановиться. И этот предел определяется моралью, уровнем морали. Ну а в каждом человеке этот уровень совершенно разный. Подумайте над этим – этот вопрос требует нашего общего размышления.

В романе «За Пределами Любви» у одного из героев уровень морали просто на точке замерзания. Ну а когда подобное происходит (а мы знаем из истории, что порой это происходит с целыми народами), то судьба, жизнь, душа другого человека (или людей) перестают иметь какое-либо значение. Всё становится шуткой, утехой, экспериментом, идеологией, идеей фикс. Где предметом эксперимента является чужая судьба, чужая жизнь. В книге «За Пределами Любви» я довожу этот процесс до предела, до интеллектуальной крайности. У героя, проводящего «эксперимент», тоже имеется своя идеология, своя рациональность. Но эта рациональность за пределами и любви, и морали. В этом и заключалась одна из задач книги – шокировать, обострить чувства, вызвать неприятие. Чтобы в нашей реальной жизни мы были на страже и не допускали девальвацию уровня морали, не допускали торжества цинизма ни в себе, ни в людях вокруг нас.

Вообще «За Пределами Любви» – очень сложный роман, и с точки зрения технического построения, и с точки зрения идеи, и подачи этой идеи. В нём много слоёв – и стилистических, и семантических. Возможно, он подойдёт не каждому, только тем, кто любит жизнь во всех её проявлениях – не только позитивных, но и негативных. Но тем, кому он подойдёт, он доставит много удовольствия.

– Есть ли у вас литературный агент?

– Да, есть. В Европе. В России я как-то сам справляюсь.

– Что вы читаете? Кого из писателей можете порекомендовать?

– Когда пишешь сам, читать сложно. Во-первых, не хочешь отвлекаться от своей темы. А потом, хорошая литература может оказать воздействие, порой подневольное, и чуть изменить твой собственный голос. Поэтому, когда я работаю над книгой, я стараюсь ничего хорошего не читать. Но так как я не пишу постоянно, то читаю достаточно много. И по-прежнему получаю от чтения большое удовольствие. Читаю разное: и классику, и многое когда-то популярное, но сейчас забытое, и современное.

Конечно, когда пишешь сам, к любой прозе – и к своей, и к чужой – относишься подспудно критически: не можешь полностью абстрагироваться от своего ремесла и стать просто увлечённым читателем. То есть приём и восприятие текста происходит на другом, скорее профессиональном уровне. И даже если пытаешься отделаться от привычки постоянно анализировать текст, всё же полностью не получается.

– Знакомы ли вы с творчеством современных российских писателей?

– Знаком. Кого-то читал внимательно, кого-то отрывочно. Комментировать чужую работу я не буду. Дело в том, что писательский труд – труд очень тяжёлый, требовательный и постоянно подтачивающий, истощающий – и душевно, и нервно, и физически. Надо быть очень толстокожим, чтобы им заниматься и не надломиться. Ведь многие надламываются – случаев много и они хорошо известны.

Поэтому, независимо от того, нравится ли мне та или иная книга или не нравится, получилась ли она или, по моему мнению, не получилась, – я буду последним, кто кинет камень в автора. Автора надо беречь и лелеять, независимо от того, подошла тебе его книга или не подошла. Творческих людей в мире мало, а тех, кто ещё может создавать реальный творческий продукт, – вообще маленькая толика, и к ним надо относиться, как к достоянию. Конечно, есть авторы, которые в какой-то мере отходят от творчества и ставят процесс написания книг на конвейер, но это их частное дело, и вмешиваться в их позицию, в их решение я не собираюсь. Да и кто я такой, чтобы вмешиваться…

– Почему обычно детям хочется смотреть взрослое кино, но не хочется читать взрослые книги?

– Не замечал этого. Наверное, это зависит от того, каких детей вы имеете в виду. Наблюдая за своими детьми, могу сказать, что для каждого возраста есть и своя литература, и свои кинофильмы, которые дети предпочитают читать и смотреть. Кстати, о детской литературе. Я сейчас работаю над серией детских книг под общим названием «Светлый Мир». Невероятно увлекательная работа. Сразу признаюсь, что писать для детей и просто, и в то же время очень тяжело. Постоянно боишься ошибиться, неправильно спроецировать своё понимание и видение мира на детское видение. Как я уже говорил, писателю вообще необходимо перевоплощаться, но оказывается, что перевоплощаться в ребёнка сложнее всего. Слишком многое тебя, взрослого, от ребёнка отделяет. Парадоксально, сам ведь был ребёнком, а дистанция почти непреодолимая. Во всём виновато время, это оно перемывает так сильно наше сознание.

– Ваши дети читали ваши книги? Как они вообще относятся к вашему творчеству?

– Раньше я думал, что я тщеславный, а со временем оказалось, что не особенно. Мне не обязательно, чтобы посторонние люди меня любили и мной восторгались. Я имею в виду, что мне не надо, чтобы любовь к моим книгам переносилась лично на меня, чтобы она встревала в мою маленькую частную жизнь. Это ещё одна причина, почему я пытаюсь отделить свою личную жизнь от жизни литературной.

Я вообще считаю, что писатель должен оставаться за кадром, за кулисами, за него говорят его тексты, его книги, и писательские выступления «на показ» мне претят. Всё же писатель – не модель на подиуме и даже не актёр, он не должен часто и пусто мелькать перед глазами. Лично мне нравится такая закулисная роль, она вообще соответствует моему внутреннему построению. В результате я редко выступаю, редко даю интервью, только когда мне подходит формат и я могу хоть как-то объяснить и выразить именно себя, а не подыгрывать чужой теле- (или любой другой) программе.

Я вообще не очень приветствую, когда мои знакомые, друзья читают мои книги. Потому что тогда их отношение ко мне самому, хотят они того или нет, видоизменяется. Скажем, если кому-то книга понравилась, то он/она переносит восторг от книги на меня. Не понимая, что я повседневный имею очень незначительное отношение к тому человеку, который пишет книги. А если книга не понравилась, то тогда он/она начинает смотреть на меня с сожалением, с этаким сочувствием. Которое мне тоже совершенно не требуется. И получается, что и в том и в другом случае личные отношения меняются, возможно, незначительно, но всё же.

Аналогично я не хочу, чтобы мои дети меня дополнительно «уважали и любили» за то, что их папа писатель. Мне надо, чтобы они меня любили – просто, как «папу». Поэтому я не стремлюсь к тому, чтобы они читали мои книги. Когда вырастут и если захотят прочитать – на здоровье, а пока – не обязательно.

– Чем занимаетесь помимо литературной деятельности? На что отвлекаетесь?

– Самая большая проблема в том, что отвлекаюсь. Мог бы написать значительно больше и, наверное, лучше, если бы жизнь не отвлекала. Мне жизнь интересна глобально, во всех своих аспектах, вот и отвлекаюсь на неё. Но больше всего отвлекаюсь на жену и на детей.

Женщины вообще требовательны, и тут, конечно, надо идти на компромисс – творчество или семья и крепкие в ней связи. Я вообще не понимаю, кто придумал, что за каждым успешным мужчиной стоит женщина. Я-то считаю как раз наоборот: мужчина может стать успешным только вопреки женщине. Потому что женщина в основном живёт сегодняшним днём, бытовой повседневностью и стремится притянуть мужчину к земле, к текущим заботам и текущим радостям. А успех требует видения и перспективы, а порой отречения, жертв и терпения. Оговорюсь, не все женщины, конечно, приземляют, но, как правило, приземляют – просто исходя из своей женской природы. Это, кстати, одна из тем в «Магнолии…». Помните: «…о чём думает мужчина, когда он любит? Что противопоставляет своей любви…»

– Над чем сейчас работаете?

– Пишу я не очень быстро. Поэтому всегда надо выбирать, расставлять по приоритетам, над чем работать в первую очередь. Идей много, увлекательных идей. Если вкратце, то, как я уже сказал, детская серия «Светлый Мир». Я придумал совершенно новый мир – со своим небом, солнцем, звёздами, травой и ветром, архитектурой. Ну и жители, населяющие «Светлый Мир», тоже особенные. Несколько книг уже написаны, сейчас основная задача – найти правильный подход к иллюстрациям.

Ещё написана книга «Фантазии Мужчины Средних Лет. Версия 8». И уже готова к изданию. Наверное, выйдет где-то зимой. Это набор повестей, которые выстроены на гране реальности и фантастики. В том плане, что, в принципе, «так» может случаться в реальной жизни, но обычно не случается. Я люблю такой баланс, когда на грани, когда как согнутая ветка – она и не распрямляется, и не ломается – напряжённое такое состояние.

Почему «версия 8»? Потому что я также работаю над большим и очень важным романом «Фантазии Мужчины Средних Лет. Версия 1». Хочу, чтобы эта книга позволила и мне, и читателям переосмыслить наш мир. Посмотрим, получится ли, хватит ли мне таланта и мастерства.

Ну и продолжение «Магнолии…». Я планирую описать несколько этапов жизни героев – и возрастных этапов, и временных. Но это зависит от того, какой отклик получит первый роман «Магнолия. 12 Дней».

Есть ещё немало задумок и планов. Время покажет, что из них удастся реализовать. Ведь время – оно единственный беспристрастный ценитель и критик.

Беседу вела Любовь ГОРДЕЕВА