Местечковый детектив

№ 2013 / 1, 23.02.2015

Возможно, «Дознаватель» – лучший нелинейный, многоголосный, если хотите, «полифонический» русский роман последних лет. Героев в книге – вагон и маленькая тележка.

Возможно, «Дознаватель» – лучший нелинейный, многоголосный, если хотите, «полифонический» русский роман последних лет. Героев в книге – вагон и маленькая тележка. И все они задействованы, все они много говорят, вернее, шепчутся и шипят, громогласно молчат и совершают непредсказуемые действия. Маргарита Хемлин смастерила некий «комод» или «буфет» со множеством выдвижных ящичков, в которых лежат коробочки. А в коробочках – шкатулки. А в шкатулках медальончики, в которых находится что-то совсем таинственное… Но чтобы добраться до этого «таинственного», сначала придётся «перерыть» весь шкаф, обследовать все ящички и коробочки. А их в «Дознавателе» – великое множество.

Никто из персонажей не остаётся вне поля зрения автора. Все, как в оркестре, исполняют свою партию. Помимо этой «полифонической» особенности с наследием Достоевского, а конкретнее – с «Братьями Карамазовыми», роман Хемлин роднит наличие мешочка с «еврейским золотишком» (кивок в сторону трёх тысяч брата Дмитрия), переходящего из рук в руки и заканчивающего своё существование в топке печи.

Время и действие «многоголосного» романа выбраны безупречно: Украина. 1952–53 годы. Чернигов (и местечковые городки, лежащие в его окрестностях). Послевоенное брожение умов, продолжающаяся борьба за выживание, новая вспышка государственного антисемитизма, жажда жить и любить после ада фронта и оккупации, кошмарные мучения тех, кто потерял самых близких, смерть Сталина… Всё это стало аккомпанементом напряжённо разворачивающихся событий произведения. При этом смысл действий, диалогов и монологов персонажей, прежде всего главного героя, совершенно не доступен читателю. Хоть роман и написан в чётком и внятном стиле объяснительной записки (доклада, служебного рапорта), что его сильно сближает с «бытовыми» рассказами Михаила Зощенко («Жил я, товарищи, в громадном доме. Дом весь шёл под керосином»), в нём до трёхсотых страниц не прощупывается стержень фабулы или хотя бы намёк на задумку автора.

Вроде, это – детектив. Но в детективе автор всегда даёт наживку: чуешь, читатель, куда дело клонится? Чуешь, что этот персонаж, скорее всего, запятнан кровью? Может быть, всё не так, но пока я тебе просто намекаю. А дальше сам решай. В «Дознавателе» – никаких намёков. Настоящий детектив движется в таком русле: вот – жертва, вот – сыщик, вот – подозреваемые. Это – отправная точка, а дальше посмотрим. У Хемлин же все действующие лица – одновременно и жертвы, и сыщики, и подозреваемые. Капитан Цупкой, повествователь, то ли охотится за преступником, то ли, наоборот, спасает свою жизнь. Страница за страницей происходит демонстрация охоты чёрной кошки за чёрной же кошкой, которая прячется в тёмной комнате.

«Не может быть, чтобы это написала женщина! – хочется воскликнуть на сотой странице, – у писательницы всё-таки должна быть какая-то логика, хоть и женская. А здесь нет даже зыбкой тени рациональной последовательности: всё рассыпается. Ничего не понятно. Но оторваться от книги невозможно: затягивает».

Кто бы это ни написал – мужчина или женщина, первая половина романа обязательно вызовет восторг у всех, кто не равнодушен к чёрному абсурду a-la «Процесс» Кафки. Единственная ясная линия сюжета заключается в том, что дознаватель Цупкой пытается повторно раскрыть уже раскрытое убийство, чувствуя зудящую незавершённость дела. Его никто не заставляет этим заниматься, однако дознаватель мечется между прямыми и косвенными фигурантами преступления, теряя здоровье, разрушая свою карьеру и собственную семью, безнадёжно запутываясь и загоняя людей в гроб.

Главный герой романа – очень сильный и умный человек, бывший фронтовик-разведчик, с ранениями и орденами. Ему приходилось одолевать самых разных врагов. Но еврейский местечковый «цирлих-манирлих» оказался ему не по зубам. В мире, где человек, задавая вопрос про «А», намекает на «B», при этом подразумевая «С», где среди бараков и коммуналок разносят свои сплетни портнихи, сапожники, дантисты, где, в зависимости от обстоятельств, люди легко переходят с русского на украинский, а потом и на идиш, где стенают полоумные еврейские ортодоксы, – дознаватель Цупкой увязает, как муха в лужице варения. Увязает, но продолжает отчаянно биться крылышками, используя все свои оперативные навыки.

Его помощники-доброхоты (они же злейшие враги дознавателя) разговаривают не словами, а интонационными полутонами и почти незаметными жестами – намёками. Однако оперативник начинает улавливать эти речевые нюансы, быстро овладевает ими (роман можно назвать настоящей «энциклопедией местечковых «шпилек и уловок») и принимается плести из них паутину, в которую сам же и попадает.

Многоголосный текст очень долго катится неизвестно куда без дробления на части и главы – единым массивом, как и положено для формата объяснительной записки. Представление театра абсурда Маргариты Хемлин длится почти до самой финальной черты.

Всю эту увлекательную путаницу Хемлин «вышила бисером» для того, чтобы подвести читателя к самому краю обрыва бездонного человеческого отчаяния, изображённого в последнем акте. В конце романа, «отбросив шуточки», автор бьёт слегка расслабившегося читателя «финкой под лопатку». И читатель, если он конечно не подлец, получает серьёзное ранение. Потому что трагедия военных и послевоенных лет, катастрофа, от подробностей которой становится жутко даже на расстоянии шестидесяти лет, миновавших с тех пор, продолжает нарывать в душах. Увы, или к счастью, боль никуда не исчезла. Не растворилась.

Владимир ГУГА