Ждёт ли нас тотальная цензура?
№ 2013 / 12, 23.02.2015
В интервью газете «Московский комсомолец» (11.03.2013) руководитель комиссии Общественной палаты по сохранению историко-культурного наследия Павел Пожигайло призвал унифицировать трактовку произведений
В интервью газете «Московский комсомолец» (11.03.2013) руководитель комиссии Общественной палаты по сохранению историко-культурного наследия Павел Пожигайло призвал унифицировать трактовку произведений, изучаемых в школе на уроках литературы, и в дальнейшем «корректировать список классических шедевров» для школьников. «Допустим, «Бесы» Достоевского – произведение, насыщенное библейскими отсылами и требующее серьёзной подготовки, – я в школе бы его не преподавал. «Мастера и Маргариту» я бы тоже не стал давать школьникам. Булгаков – один из немногих сделал попытку обличения дьявола, но его книга многими воспринимается совершенно наоборот. Или вот «Портрет Дориана Грея» – это же опасная книга! Лорд Генри, как и Воланд, персонаж очень серьёзный».
Разделяете ли вы взгляды Пожигайло или считаете, что это – очередная попытка прозондировать общественное мнение на предмет готовности страны к введению тотальной цензуры?
Алексей КОРОВАШКО,
историк и теоретик литературы
(Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского):
 |
Даже из того фрагмента пожигайловского интервью, который здесь процитирован, явственно следует, что высокопоставленный «комиссионер» очень плохо представляет себе, что именно преподаётся сегодня в средней школе на уроках литературы. «Бесы» Достоевского, например, во время занятий практически никогда не становятся предметом обсуждения, поскольку задача репрезентации этого классика традиционно возложена на «Преступление и наказание». Полагать же, что в «Преступлении и наказании» меньше «библейских отсылов» (лучше было бы сказать «отсылок», но гражданин Пожигайло, следуя корпоративной чиновничьей солидарности, в своих морфологических пристрастиях ориентируется, видимо, на «сосули» гражданки Матвиенко), чем в «Бесах», значит, впадать в какое-то цифровое безумие. Поэтому степень «серьёзности подготовки», подразумевающей более или менее внятное знание священного писания, в обоих случаях должна быть одинаковой. Не меньшее удивление вызывает утверждение, что Булгаков принадлежит к числу тех немногих писателей, кто «сделал попытку обличения дьявола». Остальные писатели, как можно понять из слов Пожигайло, только тем и занимались, что на разные лады восхваляли дьявола, пели ему дифирамбы, сочиняли панегирики и т.п. Точных подсчётов, проливающих свет на соотношение отрицательных и положительных изображений князя мира сего в мировой литературе, конечно же, никто никогда не вёл, но уверенность Пожигайло, что последние решительно преобладают над первыми, может подпитываться только весьма специфическим мироощущением (оно могло сложиться, предположим, у воспитанника Алистера Кроули или Антона ЛаВея, с детства не знавшего других книг, кроме классики мирового сатанизма). Кстати говоря, сама мысль, что Булгаков «обличает» Воланда, выдаёт либо полное незнание, либо полное непонимание романа «Мастер и Маргарита». Каждый, кто достаточно внимательно ознакомился с этим булгаковским произведением, не может не увидеть наличия в нём чрезвычайно противоречивой философской системы, основанной не столько на жёстком разграничении сил света и сил тьмы, сопровождающемся гневными инвективами в адрес Воланда и его свиты, сколько на идеологии манихейского, гностического толка, признающей равноправие любых полярных начал. Что касается лорда Генри, фигурирующего в «Портрете Дориана Грея», то его «опасность» для подрастающего поколения, с точки зрения Пожигайло, заключается в «серьёзности». Но ведь, чего греха таить, «очень серьёзным» человеком является не только, допустим, Андрей Болконский, но и сам Владимир Владимирович Путин. Стоит ли по этой причине запрещать «Войну и мир» и ежегодное послание Президента Российской Федерации Федеральному Собранию – вопрос сугубо риторический.
Абсолютная некомпетентность, демонстрируемая Пожигайло в вопросах истории, теории и методики преподавания русской словесности, неопровержимо свидетельствует, что «переформатирование» школьного литературного канона действительно готовится, так как реальное – на государственном уровне – осуществление различного рода культурных и хозяйственных «инноваций» у нас всегда поручается только тем, кто понятия не имеет, за что берётся.
Василий КИЛЯКОВ,
прозаик (г. ЭЛЕКТРОСТАЛЬ):
 |
Читать нужно всё. И хорошие книги и плохие. Важно сопровождение (детям) и некоторое осторожное пояснение (не навязывая своего мнения). Де Сад, Ницше, нечто из Камю, Кафки, и т.д. – вот здесь не запрет, но большая осторожность. Если человек читает, если ему важно и интересно, то и не существенны ссылки и соотношения, реминисценции и параллели. Если он, читатель, понял «Инквизитора» из «Братьев Карамазовых» – не читая устава католиков – то и великолепно! Да вы и без меня всё это знаете. Какая же сегодня возможна «цензура», она просто неисполнима, даже если и для кого-то желанна.
Ирина ГОРЮНОВА, прозаик:
 |
Если товарищ Пожигайло думает таким образом сохранить культурное наследие страны, остаётся только разводить руками в недоумении, как он оказался на подобной должности. Что значит, унифицировать трактовку произведений? Давайте ещё унифицируем трактовку происходящих в мире и в нашей стране событий, чтобы, не дай бог, разногласий не случилось. А зачем нужны стране литературоведы, исследователи, если можно всё взять и унифицировать, подогнать под одни стандарты, чтобы мыслей в голове ненужных не появлялось? «Медного всадника» можно, к примеру… Не изучать «Бесов», «Мастера и Маргариту», «Портрет Дориана Грея»? Роман Замятина «Мы» тоже, безусловно, вредная книга, а произведения Шолохова вообще устарели, зачем их читать? Кому надо, сами потом прочтут, а кому не надо будут сериалы смотреть. Если уж и говорить о некоторой корректировке, то скорее необходимо пересматривать состав комиссии Общественной палаты по сохранению историко-культурного наследия. В школах и так хватает недочётов, обучение школьников порой находится на удручающем уровне преподавания. Могу сказать, что как директор фестиваля Корнея Чуковского, я занималась организацией бесплатных выступлений писателей в школах. Уговорить директоров оказалось непростой задачей, многие отказывались, не желая лишних телодвижений. Так что сохранять культурное наследие нужно прежде всего инспекцией по школам, по уровню образования учителей, а не подобными бредовыми идеями, в корне противоречащими национальной программе поддержки и развития чтения.
Елизавета АЛЕКСАНДРОВА-ЗОРИНА, прозаик:
 |
Судя по приведённым цитатам, г-н Пожигайло – первая жертва «коррекционного образования». Выражения «Лорд Генри – персонаж очень серьёзный», «Портрет Дориана Грея – это же опасная книга!» и отдающее неуклюжим канцеляризмом «список классических шедевров» говорят за себя. Разделять взгляды г-на Пожигайло, значит, стремиться облегчить и без того необременительный курс школьной литературы, проведя тотальную поттеризацию и заменив классику шедеврами американских комиксов.
При этом цензура, на мой взгляд, необходима. Она была везде и всегда, есть она и сейчас – цензура рынка, так или иначе, включающая в себя моменты идеологии. Сегодня её функция заключается в том, чтобы проводить отрицательную селекцию, однако, как сделать её эффективно работающей на благо общество, мне представляется с трудом. Кадры решают всё, и пока нам остаётся с ужасом наблюдать, как вчерашние двоечники реформируют систему образования. Может, «список классических шедевров» нужен для того, что из всего общества сделать господинов пожигайло?
Елена ЗЕЙФЕРТ,
писатель, доктор филологических наук, профессор РГГУ:
 |
В этом мнении в первую очередь настораживает определение «это же опасная книга». Оно не может вызывать приятия и действительно ассоциативно возвращает к эпохе жёсткой цензуры. Что может означать эта оценка – «опасная книга»? Кто будет решать, какая книга опасна, а какая безвредна? Кто будет накладывать на книги лекала?
Недавно по просьбе одной газеты я давала комментарий к списку из ста книг, «по которым россияне отличают своих от чужих». Эта выборка («русский культурный код») была составлена «Русским репортёром». При всех её недостатках сотня книг «Русского репортёра» приглашает к размышлению. На мой взгляд, отнять у детей «Бесов» Достоевского и «Мастера и Маргариту» Булгакова – значит отнять часть их русской и российской идентичности.
Более того, это значит не научить детей истинам «Нет выше счастья, как собою пожертвовать» («Бесы») или «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут» («Мастер и Маргарита»).
А лорд Генри – герой действительно очень серьёзный, и, следовательно, его мнению можно доверять: «Так называемые «безнравственные» книги – это лишь те книги, которые показывают миру его пороки, вот и всё». «Портрет Дориана Грея» – книга талантливая, богатая культурными кодами, к примеру, отсылкой к «Фаусту». Этому единственному опубликованному при жизни роману Оскара Уайльда досталось и от современников – автора «аморального» произведения даже хотели привлечь к судебному наказанию. Так, может, нам, потомкам, уже пора научиться ценить Уайльда, которого уберёг для нас главный ценитель литературы – время?
Сергей АРУТЮНОВ,
поэт, руководитель семинара поэзии в Литературном институте
им. А.М. Горького, преподаватель литературы в школе:
 |
Я разделяю это мнение.
Сегодняшний процесс школьного обучения в основном, как мне кажется, выстроен таким образом, что на этом бодро поскрипывающем и довольно резво бегущем конвейере раскрыть детям содержание «Бесов» просто нельзя. Невозможно. В школе из Достоевского я давал бы разве что «Белые ночи» и «Бедные люди», да пару ранних рассказов. Какие «Бесы», вы что? Кто их вообще сунул в программу и когда? Не иначе, новшество последних двадцати лет, когда с программой начали происходить вещи поистине чудовищные.
Раскрытие содержания классических русских романов представляется задачей сложнейшей уже потому, что учителей, способных это сделать, сегодня отчаянно мало, а у подавляющего большинства детей отсутствует то, что называется «базой восприятия»: не накоплены ими ни ассоциации, ни аллюзии. Бессмысленно заставлять их читать литературоведение – они его не поймут. То, что остаётся от романов, напоминает обглоданный скелет, состоящий из голой фабулы. Кому она нужна? Разве что вузовскому экзаменатору, отсеивающему таким образом «людей с улицы».
Давайте условимся: литература в школе нужна для воспитания эстетического чувства, соседствующего с чувством историческим, а если кому особенно нравится – патриотическим. Литература для запоминания дат, имён и обстоятельств – предмет постыдно бюрократический, отторгающий от литературы.
Школьная программа по литературе сегодня инвалид: в неё напихали «новых классиков» без разбора, кто, чей и зачем. Она распухла и изнемогла от этих явно посторонних ей включений и больше не является сбалансированным инструментом для привития литературного вкуса. С такой программой лучше к детям не подходить. А дети, жестокие и прямодушные, просят простых ответов на вопросы поистине немыслимые. Им хочется знать, кто в двадцатом веке лучше писал, «красные» или «белые», и почему. Милости прошу ответить.
Сначала нужно определиться с тем, для чего нужна программа, а когда определимся, в соответствии с её целью набивать её авторами. Если смущают какие-то кандидатуры, давайте создадим специальный преподавательский сайт, защищённый от вторжения посторонних и одиозных персон, на котором за включение или выключение каждого классика и их произведений будем голосовать, поясняя свои «да» или «нет» конкретными аргументами и, главное, опытом работы с детьми. Воспринимают ли они непочатую глубину, например, Пришвина? Не уверен. Конечно, это не повод к его выкидыванию из программы, но прежде всего вопрос о том, как его подавать. Нельзя же так просто – «Кладовая солнца». Ну, кладовая. А значит-то она чего? Что знаменует собой? Если этого не пояснять, кончено наше дело.
Владимир ГУГНИН,
главный редактор электронной версии журнала «Региональная Россия»:
 |
Я считаю, что интеллектуальный уровень учащихся в школах и в институтах настолько низок, интерес к литературе и истории настолько ничтожен, что совершенно не важно, что будет входить в школьную программу –Достоевский или Донцова. Эти споры высосаны из пальца, исключительно ради того, чтобы урвать из бюджета очередной жирный кусок. Читают сегодня единицы. Что толку об этом спорить, когда дети давно и прочно засели в Сети и у телеэкранов, а современные литераторы и читатели – это одни и те же люди. Какая разница, что будут проходить в школах, «Бесов» или «Золотой ключик», если система ЕГЭ выжигает калёным железом понимание литературного произведения, желание поразмышлять над ним, сопоставить его с окружающей действительностью. В эпоху модернизации совершенно не важно, что проходить в школе. Лучше в этой отчётно-тестовой системе, вообще, не касаться классики, а ограничиться Гарри Поттером. Так будет разумнее.
Анна ГЕДЫМИН, поэт:
 |
Преподавание литературы – это почти исключительно вопрос трактовки. Так что самая главная проблема здесь, как мне кажется, именно в том, кто и на каких основаниях этой трактовкой будет заниматься.
Я лично знаю нескольких учителей от Бога, которые понимают свою работу как служение и своим интеллектом, харизмой, увлечённостью способны превратить в думающего книгочея даже убеждённого второгодника. Но таких людей не бывает много. Обычный же, добросовестный учитель нуждается в знании «правильной» точки зрения, или всё в той же методичке. А то кто его разберёт, как реагировать, например, на поведение Ромео и Джульетты – не обычное ли это распутство несовершеннолетних? Или как растолковать школьникам тех же «Бесов» Достоевского или «Войну и мир» Толстого, если ты сам, признаться, осилил их с большим трудом и понимаешь едва-едва? А до современной литературы вообще руки не дошли, тогда как лукавые СМИ убедительно пугают тем, что Пелевин – певец наркотических снов и прочих изощрённых форм разврата…
Вот почему сама постановка вопроса о том, что трактовать произведения литературы будет некий профессионально безукоризненный центр и полученная концепция будет в итоге признана непреложной, меня в принципе не пугает и в идеале даже выглядит убедительно. Пусть, действительно, те самые учителя от Бога вместе с видными деятелями науки, литературы и вообще культуры соберутся и примут окончательное решение. Которое потом усердные и добрые учителя, не ломая голову и не занимаясь самодеятельностью, донесут до учеников.
Но это, увы, только в идеале. Потому что когда доходит до «человеческого материала», например, до того же Павла Пожигайло, ни много ни мало руководителя комиссии Общественной палаты по сохранению историко-культурного наследия, то из его уст слышатся страшноватые слова об исключении из списка преподаваемых произведений, о том, что бывают «опасные книги» и т.п. Причём к «опасным» господин Пожигайло относит, на самом деле, просто книги не примитивные, требующие для понимания умственных усилий («Мастер и Маргарита», «Портрет Дориана Грея» и др.). И в то же время – совершенно необходимые для прочтения, если мы хотим воспитывать действительно грамотных, имеющих отношение к культуре людей.
На мой взгляд, сам подход, предполагающий исключение шедевров мировой литературы из списка рекомендуемых произведений, безусловно, порочен. Литература – единственный прямой канал передачи мудрости (а не чистого интеллекта или знания), вкуса, традиции от поколения к поколению. А в наше время – ещё и единственный убедительный противовес телевизионной пошлятине. Не годится Салтыков-Щедрин? А «Ментовские воины», «Все мужики сво…», «Братаны» годятся?..
Думаю, в высказываниях государственных мужей о пересмотре школьной программы по литературе нас, обычных взрослых граждан, пугает именно ставка на снижение, на примитив. Ведь мы-то ещё книжки читали и понимаем: где примитив – там и манипулировать проще, и всякие вздорные идеи внушать легче. Цензура? Да в «идеале» и никакая цензура не понадобится – найдутся желающие написать «40 миллионов доносов».
Я не учитель и рассуждаю, конечно, постыдно дилетантски. Но со стороны мне кажется, что более убедительной выглядела бы попытка не примитивизировать, а усложнять, искать не лёгких путей, а трудных – действительно, с привлечением лучших педагогов, мыслителей, учёных. И с исключением вмешательства политиков и прочих профессиональных общественных деятелей. Да что там, существует богатейшее классическое литературоведение. Пусть это будет долго. В конце концов, это время будет потрачено на сохранение отечественной культуры, простите за высокопарность. Чтобы хотя бы у тех подростков, кто захочет стать достойным грамотным человеком, такая возможность существовала. А уж кто не захочет, всегда найдут лазейки, чтобы схитрить. Сама училась в МГУ – помню этот замечательный анекдот: «Сколько времени тебе нужно, чтобы выучить китайский язык? – А когда сдаём?»
Анастасия БАШКАТОВА, обозреватель «Независимой газеты»:
 |
Мнение Пожигайло не разделяю. Любое литературное произведение всегда многослойно по смыслу. И это нормально, когда каждый читающий находит в книге что-то своё, порой отличающееся от общепринятой трактовки. Бывает, что, казалось бы, отрицательный персонаж вызывает вдруг симпатию и сочувствие, а положительный – несогласие. Бывает, что со временем все эти симпатии и антипатии меняются. Чтение и осмысление прочитанного – «живой» процесс, столкновение разных трактовок помогает задуматься о затронутых в книге проблемах, сменить угол зрения, самостоятельно выработать свою жизненную позицию. Конечно, в школе нужно разъяснять, каков был авторский замысел, как произведение звучало в то время, когда было написано, но нельзя ограничивать фантазию читающего, загонять её в прокрустово ложе общепринятой трактовки и искоренять инакомыслие. Если вдруг школьник как-то слишком уж экзотически трактует прочитанное, то можно в дискуссионной форме обратить его внимание на другую интерпретацию, разжечь его мыслительный процесс, но не навязывать ему в ультимативной форме якобы единственно верный взгляд.
Всё же я не думаю, что Пожигайло пытался в своём интервью что-то прозондировать. Допускаю, что это действительно было его экстравагантное мнение, а возможно – это ещё одна эпатажная попытка выслужиться перед «начальством», произнести «правильные» слова, которые укладывались бы в тот курс, который избрали власти: президент говорил о необходимости ввести «правильные» учебники по истории, Пожигайло решил поговорить о «правильном» списке писателей для школьников. Когда власти решат ввести в стране тотальную цензуру, вряд ли они будут для этого заранее зондировать общественное мнение.
 |
Игорь ПОПОВ,
редактор журнала «Живописная Россия», радиоведущий:
Я считаю, что это – проявление глупости, которая, к сожалению, сейчас демонстрируется российским чиновничеством повсеместно. Не понимаю, как здравомыслящий человек может быть солидарен с подобной чушью. В данном случае имеет место быть подмена понятий. Под видом заботы о нравственности молодёжи происходит какая-то тотальная идиотизация общества. Ребёнок, который не учится сам читать и анализировать прочитанное, не сможет вырасти самостоятельной личностью, сделаться способным выражать свою личную точку зрения и аргументировать её. Сегодня не нужно жечь книги, достаточно объявить их «вредными» и «опасными».
Иван КЛИНОВОЙ, поэт (Красноярск):
 |
С одной стороны, Пожигайло прав: книги серьёзные, и глубокого понимания со стороны школьников (особенно при нынешнем дефиците талантливых учителей) ожидать трудно. Но, с другой стороны, исключать их из школьной программы было бы столь же нелепо, как запрещать «Ну, погоди!» за курящего волка, менять попа на купца в сказке Пушкина или цензурировать «Пеппи Длинныйчулок» за расизм. Так что в цепи подобных призывов, заявлений и высказываний это лишь ещё одно звено. Видимо, господин Пожигайло считает, что руководимая им комиссия должна сохранять историко-культурное наследие не для, а от.
Опрос провёл Максим ЛАВРЕНТЬЕВ
Добавить комментарий