Снимаем кино

№ 2013 / 14, 23.02.2015

Творчество ненецкой писательницы Анны Неркаги скоро выйдет на большие экраны. Это не такое уж частое явление, когда экранизируют произведения северных писателей

Творчество ненецкой писательницы Анны Неркаги скоро выйдет на большие экраны. Это не такое уж частое явление, когда экранизируют произведения северных писателей, это, скорее, исключение из правил. Другим таким недавним исключением был роман Еремея Айпина «Божья матерь в кровавых снегах». Название книги Некраги менее пафосное и нарочитое, оно лаконично и вполне в духе северных традиций – «Белый ягель». И надо надеяться, что фильм будет иметь больший успех, чем в случае с «Божьей матерью…» Художественным руководителем проекта назначен Владимир Меньшов, а режиссёром Владимир Тумаев. Не знаю, прочитал ли он уже «Белый ягель» или всё ещё откладывает чтение, но я прочитал и хочу выразить сочувствие режиссёру.

Правила современной киноиндустрии таковы, что режиссёр (даже самый именитый) часто не выбирает, о чём снимать фильм. Единственное, что ему подвластно – это попытаться разукрасить разными средствами данный сюжет так, чтобы он стал интересен. Иначе говоря, сделать из г-на конфетку. Но и в этом есть определённые ограничения, потому что продюсер редко даёт режиссёру полную волю.

«Белый ягель» – это мелодрама из жизни ненецких семей. Это история несчастной любви между парнем, который остался в стойбище, и девушкой, которая уехала в город. В книге ничего не происходит, нет практически никаких действий, зато тщательно, с массой тяжеловесных образов и неумелых метафор описываются страдания героев. В книге страдают все – и молодые, и старые, всем плохо, у всех тоска, все ходят из угла в угол, сетуют, не хотят жить, скрипят зубами и вздыхают. Больше в книге нет ничего, только вот эти внутренние хождения по мукам. Любопытно, что хотя фон этих страданий – коренной быт ненцев, возникает подозрение, что сама Некраги совершенно утратила связь со своими ненецкими корнями. Дело в том, что менталитет героев её книги чисто русский (точнее, даже, советский). Он ведут себя, думают, говорят, как персонажи какого-нибудь советского кинофильма о колхозном быте и любви в деревне. И это стойкое ощущение (о советской деревне) не покидает на протяжении всей книги. Ненецкие мифы и предметы являются лишь обрамлением повести, но оказываются второстепенными и ничего не значащими. Хочется возразить Неркаги: «Уважаемая Анна, ваш главный герой Алёшка – не ненец, а обычный русский парень с завода «Серп и молот», и старик Пэтко – обыкновенный старик с московских улиц!»

Известно, что вначале продюсер Светлана Дальская предложила Неркаги экранизировать её более ранний и знаменитый текст: «Молчащий». Однако Неркаги настояла на «Белом ягеле». Сложно сказать почему, но это уже и не важно. Важно, что фильм о северном народе должен в какой-то мере отражать самобытность этого народа, его культуру, специфическое мировоззрение, чего в случае с «Белым ягелем» явно нет.

Почему бы, например, не взять в качестве основы для экранизации блестящие произведения «Имеющая своё имя Джелтула-река» Галины Кэптукэ или «Записки охотника» Николая Дункая? Ответ, к сожалению, не очень разумный (но, увы, правильный) – те, кто выделяет деньги на съёмку фильма, руководствуются другими мотивами, например, личным отношением, например, или же вообще ничего не смыслит в кино и не понимает о чём стоит снимать, а о чём нет.

Конечно, не всё потеряно, при умелом подходе можно сделать и на основе посредственной книги интересное кино, правда, в этом случае, это нельзя будет назвать экранизацией, скорее – по мотивам. Меньшов уже высказался на эту тему – что сценарий будет отличаться от оригинала. Например, вышла бы неплохая чёрная комедия в духе Тима Бартона. Правда, как уже было замечено выше, комичное в книге обнаружить крайне трудно (только в случае очень вольной интерпретации), потому что по большей части она состоит из описания депрессии действующих лиц. Хотя нет, как же, по крайней мере, один позитивный эпизод мне удалось найти: «На шум прибежали собаки и, не зная, в чём дело, принялись скакать и тоже шуметь, и этот радостный шум жизни, такой милый и светлый, лучше всяких слов убедил старика, что жизнь не кончается никогда и что солнце, опираясь щекой о край земли, поднимается утром для всех – сирот, калек, одиноких, для счастливых и несчастных».

Иван ГОБЗЕВ