А престольный праздник остался

№ 2013 / 15, 23.02.2015

Моя бабушка, Вера Захаровна Овсянникова, дожила до глубокой старости. Господь дал ей долгую память и настоящий талант рассказчицы. Её истории «про старину»

Моя бабушка, Вера Захаровна Овсянникова, дожила до глубокой старости. Господь дал ей долгую память и настоящий талант рассказчицы. Её истории «про старину» в нашей семье любили больше самых лучших романов. Все они были о нашей родовой станице Троицкой, расположенной километрах в шестидесяти от Грозного в Сунженском районе бывшей Чечено-Ингушетии.

Первые поселенцы станицы Троицкой были избраны по жребию. Никто не хотел покидать родные места на благодатной Кубани. Но выбора не было. Такова доля казака. И двинулись обозы на Терек и Сунжу, чтобы здесь укреплять рубежи государства. Бабушка моей бабушки маленькой девочкой приехала со своими родными с одним из таких обозов из кубанской станицы Воронежской. Полениковы, Гороховы, Провоторовы, Овсянниковы, Чеботаевы, Акинины, Буняевы, Туреевы и многие другие жили в Троицкой, как говорила бабушка, «испокон веков», и почти все приходились друг другу близкой или далёкой роднёй.

Овсянниковы Павел Петрович и Вера Захаровна

Здесь, на равнине, горские народы в то время не селились. Ближайшими соседями новых поселенцев были ингуши. Трудна была жизнь казаков станицы Троицкой. Не расставались они с оружием даже в поле, когда пахали, сеяли или убирали урожай. И всё же набеги горцев бывало, что заставали врасплох увлёкшихся работой казаков. Налётчики угоняли скот и забирали маленьких детей и женщин, которых продавали в рабство в Турцию. Из уст в уста передавались в станице рассказы об этом. А одна троицкая казачка была освобождена из турецкого плена нашими воинами во время Русско-турецкой войны. Она вернулась в свою родную станицу и рассказала удивительную историю.

Эта женщина в свои молодые годы работала в поле с семьёй. Как водится, дети были здесь же, в палатке. Старшие смотрели за младшими. Она покормила грудью свою маленькую дочь. И когда малышка уснула, продолжила жать серпом пшеницу. Откуда взялись всадники, никто так и не понял. Только пока подоспели казаки с ружьями, их и след простыл. Но они успели схватить маленькую девочку и увезти её с собой.

Искать малышку было бесполезно. Женщина проплакала ни один год, вспоминая свою доченьку, и всё молила Бога увидеть её когда-нибудь. Прошло почти двадцать лет. За это время горцы много раз нападали на казачьи полевые станы. И случалось, что им удавалось увезти с собой ребёнка или женщину. Так и сама мать потерянной дочери оказалась пленённой. На турецком рынке её купил богатый турок. И женщина стала служанкой его молодой жены. Черты лица хозяйки и её манера говорить (хоть и говорила она на турецком или ломаном русском) показались казачке до боли знакомыми. Она боялась поверить, что это могла быть её дочь! Так можно подумать о любой красивой девушке примерно такого возраста, хоть немного похожей на русскую. Но однажды молодая хозяйка позвала свою служанку помочь ей искупаться. И женщина увидела на её спине родимое пятно – точно такое же и на том же месте, какое было у её украденной малютки! Конечно, ей хотелось обнять обретённую дочь – теперь уже не было сомнений, что это она, – только, боясь быть непонятой, женщина решила расспросить свою хозяйку о её родителях. Как смогла – на словах и на жестах, – она сказала, что родителей своих не помнит, а воспитывала её бабушка, потом её выдали замуж за богатого человека. И тут не смогла мать сказать дочери, кто она на самом деле. Качая свою внучку, она пела ей песню о её родственниках-казаках. Эту песню услышала «турецкая» дочь и спросила: «Почему ты поешь моей дочери, что её дед казак?» Тогда женщина призналась: «Она моя родная внучка, а ты моя дочь!» В каких краях и странах могли оказаться другие украденные горцами дети, одному Богу ведомо. Только глядя на «восточных красавиц» с явными славянскими чертами лица, невольно думаешь, что они вполне могут быть потомками наших казаков…

Первым делом на новом месте, как это было принято у православных, строили храм. Часто и название станицы говорило о том, какой храм здесь стоит. В станице Троицкой была церковь, освящённая в честь Святой Троицы. Сначала её построили деревянной. Но случился пожар, и сгорела вся станица, тогда ещё небольшая, состоящая из нескольких улиц с хатами, крытыми камышом. Сгорела и церковь. Её отстроили заново уже из кирпича, большую, высокую, с колокольней и двумя клиросами. Строительство шло на пожертвования местных жителей. И каждый считал своим долгом внести посильную лепту.

В 1921 году в Троицкой церкви венчались моя бабушка Вера и дед Павел. Бабушкин свёкор, Пётр Иванович Овсянников, был председателем церковной десятки. Свадьбу своему сыну сыграл с размахом – на венчании пели два хора – он не поскупился на богатое угощение для певчих. По казачьей традиции невесту к церкви везли на бедарке, запряжённой парой лошадей. А жених приезжал верхом. После венчания молодожёны уже вместе возвращались домой на бедарке.

Простоял Троицкий храм до самой коллективизации. А потом его разобрали на кирпичи. Куда пошёл тот кирпич, бабушка не знала, а вот на месте разрушенного храма так ничего построить и не смогли. Дважды, а то и трижды, затевали здесь строительство «народного дома» – Дома культуры или клуба. И каждый раз стройка не шла – рушился фундамент, давали трещины стены. Тогда решили установить в этом месте большой бюст Сталина. Но постамент покосился, пришлось Сталина переставить подальше. Так и пустовала эта земля. Не позволял Господь её осквернить. И только памятник воинам-станичникам, погибшим в годы Великой Отечественной войны, устоял на бывшем церковном дворе. Есть в этом знак Божий!

До революции в Троицкой жили – горя не знали. Были, конечно, и те, кто побогаче, и те, кто победнее. Но не было таких семей, которые бы голодали, потому что все, кто имел возможность, им помогали, а таких было немало. Барыня Туреева – очень верующая женщина – держала швейный цех, где работала и сама. Накануне больших православных праздников она тайно оставляла на окошках многодетных семей узлы с новой добротной одеждой для детей и взрослых. Когда представители советской власти затеяли экспроприацию, барыня Туреева, не сопротивляясь, отдала всё, что у неё было. Но к ней приходили несколько раз, не веря, что уже ничего не осталось. Эту бесконечно добрую женщину убили за то, что ничего ценного в её доме во время очередного обыска не смогли найти. А её сыновья, образованные, умные молодые люди вынуждены были скрываться и даже изменить фамилию. Бабушкин свёкор опекал семью овдовевшей казачки. Помогал в обработке земли и сборе урожая. Отправил на учение её сыновей. Правда, потом его обвинили в том, что он их держал в батраках. Бесконечно благодарные ему сыновья вдовы давали показания в его защиту. И только благодаря тому, что всё нажитое имущество семья моей бабушки отдала в колхоз добровольно, Петра Ивановича Овсянникова не раскулачили и его семью не выслали из станицы.

Престольный праздник в Троицын день был обязательной традицией казачьих семей. Всегда готовили большие обеды и не закрывали ворота и калитки во дворах до позднего вечера, с радостью встречая гостей и непременно усаживая за стол каждого, кто проходил мимо. Даже, когда от Троицкого храма не осталось и следа на этой земле, Троицын день отмечался широко по всей станице. Каждый дом обязательно был украшен зелёными ветками. Руководители местного колхоза старались именно в этот день затеять субботник или ещё какое «общественно-полезное дело», чтобы помешать «проявлению религиозности в народных массах». Только всё это было напрасным!

Женщины накануне всю ночь готовили угощения, пекли пироги. Утром бежали на работу, стараясь, как можно быстрее выполнить свою норму. А потом – престольный праздник на всю Троицкую! Так было всегда, несмотря на то, что Троицкий храм так и не был больше отстроен.

И эта традиция сохранилась и по сей день среди тех, кто когда-то жил в станице Троицкой. Сегодня их разметало по миру. Многие осели в городах и станицах Краснодарского края, вернулись на малую родину своих предков. А Троицын день по-прежнему празднует каждая семья. По возможности так же широко, как это было в минувшие годы. Так же принимают с радостью гостей, особенно если они – троицкие. А старшие рассказывают детям и внукам о своей родовой станице, уже не мечтая когда-нибудь снова попасть туда. Потому, что те, кто по каким-то делам побывал в Троицкой в последние годы, говорят, что станицу не узнать. И живут там теперь в основном ингуши в больших кирпичных особняках. Можно сказать, что казачьей станицы Троицкой больше нет, как нет давно и станичного храма, а престольный праздник остался. И будет всегда!

Ирина БГАНЦЕВА