Погиб Олег Михайлов. Горит русская литература

№ 2013 / 19, 23.02.2015

В ночь на 9 мая на даче в подмосковном Переделкине сгорел Олег Николаевич Михайлов. С этим человеком связана целая эпоха для советского литературоведения и всей литературной России.

В ночь на 9 мая на даче в подмосковном Переделкине сгорел Олег Николаевич Михайлов. С этим человеком связана целая эпоха для советского литературоведения и всей литературной России. Его критическим статьям находилось место как в «Новом мире», так и в «Нашем современнике». Его перу принадлежали увлекательные исторические романы о Суворове, Кутузове, Ермолове, беллетризованные биографии Бунина, Куприна, Державина, пронзительные страницы исповедальной художественной прозы (романы «Час разлуки», «Пляска на помойке», книга воспоминаний «Вещая мелодия судьбы»). Итоговые историко-филологические работы Олега Михайлова «Литература Русского зарубежья» и «От Мережковского до Бродского» стали событием в литературоведении. Его слово и имя нередко украшало и страницы нашей газеты. Вместе с Михайловым в пожаре погибли ценнейшие рукописи (переписка с легендарными писателями и их наследниками), редкие уникальные книги. Это страшная трагедия для отечественной культуры.


Наталья КОРНИЕНКО, член-корреспондент РАН, заведующая отделом новейшей русской литературы и литературы русского зарубежья ИМЛИ РАН:

Это огромная для нас потеря. В нашем отделе присутствуют все поколения. Олег представлял старшее, я – уже среднее. Но для всех нас Олег оставался классиком литературоведения. Я помню, в 70-е годы из филологических книг по литературе XX века, особенно советского периода, нам, молодым, можно было читать очень немногое. И Олега мы читали тогда. Его работа о Бунине – это было просто открытие для всех нас. И не только открытие самого Бунина, но и что ТАК можно писать! Очень важно, чтобы рядом всегда был человек, за которым есть такой опыт, такое знание, который всегда, как никто, может дать дельный совет… Поэтому, конечно, для нас это просто невосполнимая потеря.


Алексей ЧАГИН, заместитель директора ИМЛИ РАН:

Такая трагическая гибель Олега Михайлова – для всех нас большая боль и большая утрата. В 2008 году я писал рецензию на его книгу воспоминаний «Вещая мелодия судьбы» (большой подвал в «Литературной газете»), и сейчас, когда всё это случилось, та моя рецензия читается как развёрнутый некролог… С институтом Олега связывает очень многое и давно. Он ведь после Курского суворовского училища пришёл учиться на филфак МГУ. И там занимался на «толстовском семинаре» у знаменитого профессора Н.К. Гудзия вместе с такими нашими знаменитыми сотрудниками, как Пётр Палиевский и Чалмаев (на этом же семинаре были и другие известные люди, в частности, Владимир Лакшин и Марк Щеглов). Это было первое соприкосновение, потому что и Палиевский, и Чалмаев потом, каждый в своё время, стали сотрудниками Института мировой литературы, а Олег после окончания университета поступил в аспирантуру ИМЛИ и потом ещё пару лет в ИМЛИ работал. Затем он ушёл на свои литературные пути, но никогда не терял связей с институтом, потому что у него здесь оставалась масса друзей, и дружеское, творческое общение продолжалось все эти годы.

А в 1989 году он вернулся к нам в ИМЛИ уже, можно сказать, навсегда. Вернулся, чтобы открыть новое направление имлийских исследований – изучение литературы русского зарубежья, что, собственно, и было делом всей его жизни. Ведь помимо того, что он был известный писатель, исторический романист, мастер современной исповедальной прозы, он ещё со студенческих времён обратился к опыту Бунина. Мне сегодня рассказывал Чалмаев, как неожиданно для всех тогда (а это было начало 50-х годов) на «толстовском семинаре» Олег Михайлов выбрал себе тему, на которую не всякий бы решился – «Лев Толстой и Бунин». Это в те годы, когда имя Бунина было не слишком-то в чести, а его эмигрантское творчество вообще было закрыто для нас. И с тех пор от этой темы он не уходил до последнего своего часа. Во многом с ним было связано возвращением имён и произведений крупнейших писателей эмиграции. Олегу Михайлову мы должны быть благодарны за первое в Советском Союзе собрание сочинений Бунина, которое все знают (коричневые томики). Он делал первые советские издания произведений Шмелёва, Аверченко, Тэффи, Куприна, Набокова, Мережковского и других писателей. В общем, это была колоссальнейшая работа, которую он продолжал в ИМЛИ РАН уже на новом уровне, придя в 1989 году и возглавив новый по тем временам сектор литературы русского зарубежья. И уже тогда он задумал серию выпусков под названием «Литература русского зарубежья», которая выходит до сих пор и будет продолжаться. Он определял и проблематику этих выпусков, и их уровень. Это очень важные труды. Перед смертью Олег сдал свою новую работу – монографию о русском литературном Париже. Он этого уже не увидит, но мы её будем утверждать на Учёном совете и издавать. Это важно. И, конечно, его уход – это большая брешь во всём этом деле. Кроме того, он ведь был авторитетнейшим человеком для имлицев, для своих коллег, многие из которых были его учениками. В институте есть два поколения тех, кто был ему близок – это его друзья (Ушаков, Палиевский, Чалмаев, которым около 80 лет) и это люди (примерно моего возраста и младше), кого он собрал в секторе литературы русского зарубежья. Я в этом секторе, кстати, никогда не числился, но всегда, особенно в первые годы его существования, аккуратно, совсем как их сотрудник, ходил на каждое заседание сектора, потому что это было зрелище упоительное. Они проходили абсолютно не в жанре наших традиционных заседаний. Это был такой клуб любителей литературы русской эмиграции. Все выступления Олега были наполовину воспоминаниями, потому что он был связан личной перепиской с Борисом Зайцевым, с племянницей Шмелёва, со вдовой Бунина, с архиепископом Иоанном Сан-Францисским (он же Дмитрий Шаховской) и многими другими замечательными людьми. У него была масса личных впечатлений, он был на тех кладбищах… Так что гибель такого человека – это большая потеря. А тогда – начало и продолжение работы его сектора – было как подарок, какое-то новое окошко в нашей имлийской жизни, и те, кто начинал с ним вместе и продолжает его дело, конечно, опыт работы с Олегом Михайловым никогда не забудут… Кстати, многие из нас звали его просто «Олег» и были с ним на «ты». И не только потому что он был такой демократичный (а он такой и был), но и потому что он по самому составу крови, по характеру своему был молодым. Мы никогда не чувствовали разницу в возрасте, и он этой разницы никогда не чувствовал.


ГОСУДАРСТВО ОТ ВСЕГО ОТМАХИВАЕТСЯ,

А ЛИТЕРАТУРНЫЙ ГЕНЕРАЛИТЕТ ВСЁ ГРЕБЁТ ПОД СЕБЯ

Произошло ужасное, непоправимое. Ходит множество версий о причинах случившегося. Одни утверждают, будто виной всему оказалась старая проводка. Другие прямо намекают на поджог, третьи ссылаются на простое стечение обстоятельств.

Мы не следователи. Надеемся, что правоохранительные органы разберутся и выяснят, что случилось и как не допустить подобных трагедий впредь. Но отметим несколько вещей.

Во-первых, появляется какая-то страшная закономерность. За последнее время в писательском городке Переделкино сгорело, как говорят, больше десяти дач. Вот только некоторые примеры. Трагедия случилась на даче, которую раньше занимал Анатолий Рыбаков и Артём Анфиногенов. Причём в огне тогда сгорела большая часть уникального архива Рыбкова. Нынешней зимой загорелась дача, которую занимал экс-министр ещё гайдаровского правительства господин Лопухин (оставим сейчас тему, за какие коврижки влиятельный чиновник, не написавший ни одной художественной строчки, вдруг оказался членом Литфонда и смог получить дачу).

При этом люди, занимающиеся страховым бизнесом, отмечают, что за всё обозримое время в Переделкине не сгорела ни одна личная дача, горят почему-то именно литфондовские дачи, которые никоим образом не застрахованы.

Всё это наводит на грустные раздумья. Почему? Предположим, что во всём виноваты одряхлевшие коммуникации. Но сразу возникает вопрос: а почему руководство Литфонда, в чьём ведении находится писательский городок Переделкино, не следит за состоянием этих коммуникаций? Почему до сих пор нет даже пожарной сигнализации, кнопки аварийного вызова? Сколько за последние годы уже было случаев, когда горели дома престарелых, гибли по сути беспомощные люди! Почему это никто не предотвращает? Или руководство занято лишь сбором арендных платежей, а больше их ничто не колышет? Чья дача следующая вспыхнет?

Только не надо говорить, что у Литфонда нет денег. Мы помним, какие сумасшедшие суммы Литфонд выделял таким обитателям Переделкино, как Светлана Василенко и Лев Котюков, и видим, какой дорогостоящий ремонт производится на бывшей даче Михаила Шатрова. Интересно, под кого делается этот шикарный ремонт?

Второй момент. Нельзя исключать и версии о возможных рейдерских захватах. На размышления наводит тот факт, что не успели ещё разобраться с причинами пожара на даче Рыбакова и Анфиногенова, а гастарбайтеры уже вовсю занимаются разбором уцелевших конструкций на освободившемся дачном участке. В ходу разговоры, что уже найден некий толстосум, которому обещан этот участок на сорок девять лет в аренду.

Особо стоит отметить, что в огне пожаров сгорели уникальные архивы. У того же Михайлова – это переписка чуть ли не со всей первой русской эмиграцией. Это ведь уникальное и невосполнимое достояние! Сколько лет писатели говорят: давайте сделаем музей! Музей не какого-то одного, пусть даже очень большого писателя (такие уже в Переделкине есть, в частности, Булата Окуджавы и Корнея Чуковского), а всей русской литературы двадцатого века. Ведь и здание под такой музей по сути уже есть – старый корпус Дома творчества. Сейчас это помещение, как говорят, сдаётся гастарбайтерам, дальнобойщикам и прочему люду, к литературе не имеющему никакого отношения. Почему же нельзя его отдать под музей? Нужна только твёрдая воля государства.

Но государство уже давно от всех этих проблем отмахнулось. Оно всё бросило на самотёк. И что получилось? Всё отдано на откуп двум-трём пронырам, которые, прикрываясь разговорами о высоком, отстаивают только свои шкурные интересы. Нужны примеры? Пожалуйста. Кто руководит международным Литфондом? Станислав Куняев, прославившийся отрицанием холокоста. Помнится, приступая к новым обязанностям, он клялся и божился, что вдвое уменьшит себе нехилую зарплату (его предшественник Феликс Кузнецов получал в Литфонде 150 тысяч рублей), будет отстаивать общеписательские интересы и для личных нужд ему ничего не надо, ибо у него уже есть замечательные хоромы под Сергиевым Посадом, выстроенные в своё время на собственные сбережения. На деле всё это оказалось уткой. Наш заядлый охотник предпочитал пропадать на смоленских заимках беглого экс-префекта Северного административного округа Юрия Хардикова, нежели ходить на работу в Международный Литфонд. А когда начались разбирательства с махинациями в столичной префектуре, он стал подыскивать себе местечко в заповедном Переделкине. Не случайно полгода назад была предпринята атака на переделкинский дом, который арендует семья Чингиза Айтматова. Но тогда вмешалась Общественная палата РФ, и литфункционерам пришлось оставить семью великого киргизского писателя в покое. Зато теперь господин Куняев, как говорят, готовит новоселье на бывшей даче Шатрова.

Как видим, литературные генералы, как в старые добрые времена, продолжают всё грести под себя. И плевать им на нужды своих коллег по перу.

Если государство в очередной раз отмахнётся от заповедного Переделкина и проблем Литфонда, не исключено, что пожары уничтожат последние остатки общеписательской собственности, и бесценный уголок российской культуры полностью окажется под пятой олигархов.

Редакция ЛР

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.