Поэзия: скандалы, интриги, расследования

№ 2013 / 31, 23.02.2015

Поэзия, она штука такая – вечная. Категориями солидными, масштабными оперирует. Потому и любые мелкие дрязги в ней проходят, в общем-то, незамеченными.

Поэзия, она штука такая – вечная. Категориями солидными, масштабными оперирует. Потому и любые мелкие дрязги в ней проходят, в общем-то, незамеченными. Поэтические скандалы, конечно, случаются, да и частенько, но вот так, чтобы прогреметь, распалить общественность – редкость.

А тут вдруг тряхнуло так тряхнуло. Один поэт, якобы, украл у другого стихотворение. Вроде как плагиат. Нечто похожее случалось и раньше, – сколько примеров знаем – но то ли раздувать не хотели, то ли фигуры не слишком известные были. На этот раз всё совпало как надо.

Похожими оказались стихотворения маститого луганского поэта и его российского коллеги. В роли жертвы – Игорь Меламед, поэт, переводчик, эссеист. Персонаж в литературном мире известный. В роли «злодея» – Владимир Спектор, поэт, публицист, председатель правления Межрегионального союза писателей Украины. Фигура статусная. Понятное дело, что оба лауреаты, финалисты, члены жюри разнообразных премий – в общем, всё как полагается приличным людям.

Так как они оказались в подобной истории? Надо бы разобраться. Без криков, угроз и мордобоя. Но едкая, как бабки у подъезда, ирония заключается в том, что разбираться на самом деле никто не хочет. Всё и так ясно. Хуже того – удобно. Ярлыки развешаны, не содрать.

Владимир Спектор – аферист, злодей и мерзавец. Это я, цитируя обвинителей, мягкие эпитеты привожу. Игорю Меламеду, конечно, исключительно тёплые слова. Более того, если разобраться, ему вся эта леденящая поэтическую кровь история лишь на пользу. Защитники, которых понабежало достаточно, начали почитать его за величайшего поэта земли русской. Как сказал бы Виктор Пелевин, «всё, что не случается, это пиар…»

И всё же – давайте разбираться.

Факт совпадения, так сказать, на лицо. Понять логику, в отличие от их действий, ненавистников Спектора можно. Но тут стоит задаться вопросом: для чего солидному, уважаемому, известному поэту воровать чужое стихотворение? Рассылать его по журналам, включать в подборки? Это абсолютно невыгодный, недальновидный с точки зрения банальной меркантильной логики шаг.

Понимаю молодых поэтов, которые прут чужое в надежде прочесть, опубликовать, удивить. Им это как бы по статусу юношеского максимализма, борзости положено. Но для чего заниматься плагиатом человеку, уже добившемуся положения, если этим он ставит себя под удар? Терять многое ради одного единственного стихотворения – где логика?

Тогда ведь надо идти дальше – заниматься систематическим плагиатом. Заимствовать не одно стихотворение, а поставить это дело на поток. Так есть доказательства, что поток существует?

Владимира Спектора, кстати, уже успели обвинить в том, что он покупает стихи. И тут, собственно, присутствует элементарное незнание матчасти – не читали. Ну или чересчур ошалели от приступов гнева.

Я читал книги Владимира Спектора. Безусловно, не все – их у него более 20, – но достаточно. И даже писал о них. В них очевиден индивидуальный авторский почерк. Как стилистически, так и метафизически. Выходит, покупал Спектор у одного автора? Всю жизнь, стихи-то он пишет с детства?

Сам Владимир Спектор утверждает, что ситуацию кроме как мистикой не объяснишь. Сошлись, что называется, звёзды на небе; Дух, как мы помним, дышит, где хочет. В открытом письме Спектор написал следующее:

«В начале снежного февраля 2005 года, в трагические для меня дни после смерти жены Ларисы, я написал стихотворение, посвящённое её памяти. Спустя 8 лет, в 2013 году, я узнал, что стихотворение, отличающееся от моего лишь двумя строчками в первой строфе, опубликовано в книге Игоря Меламеда «Бессонница», изданной в 1994 году, а написано им в 1982 году. Я никак не могу это объяснить…»

Между тем, такие совпадения бывают. В КВНе, например, которому я отдал четыре года, подобное случается сплошь и рядом. Пишешь шутку, сценку даже, а потом оказывается, что есть такие же, слово в слово, жест в жест, а ты видеть, слышать чужого априори не мог.

Литература она, конечно, сложнее, хитромудрее, чем КВН. Но и тут совпадений хватает. Доказанных совпадений. Когда автор не мог видеть и знать о творчестве другого, а написал слово в слово.

Впрочем, поэты считают, что у них такого произойти не может. Оно понятно: служители муз – люди особенные. Хотя, справедливости ради, и такие случаи науке известны.

Владимир Спектор утверждает, что прочесть книгу Игоря Меламеда никак не мог. И это тоже имеет место быть. Потому что книга, в которой вышло стихотворение Меламеда, вряд ли могла появиться в Луганске; она вообще была не в слишком широком доступе. Учтём так же, что сила интернета тогда не поражала: он был скорее редкостью, нежели правилом. Да и опять же стихотворение Меламеда было практически не представлено. В общем, так просто его не прочтёшь.

И всё же представим, что Владимир Спектор его где-то прочёл. Между делом, на досуге. Может быть, оно даже осело у него в памяти, где-то на уровне подсознания.

А после этого у Владимира Спектора умирает жена. Он сидит дома, у гроба (собственно, так, по словам очевидцев, и было), на израненный, воспалённый страданиями ум приходят строки. Спектор записывает их как посвящение жене. Сложно представить, в каком состоянии он находился. Какие фокусы, реакции могло выдать его сознание, подсознание. Откройте любой учебник по психофизиологии – там всё написано.

Этот вариант, хоть он и наиболее логичен, самопровозглашённые защитники Меламеда не стали рассматривать. Какой-то не слишком моральный человек даже написал, что Спектор прикрывает умершей женой свою шкуру. Действительно, можно подлить, если не хочешь думать.

В ситуации Владимира Спектора и Игоря Меламеда этических моментов хватает. Намеренно украсть стихотворение, предавшись греху плагиата, значит оказаться – давайте уж без обиняков – форменным мудаком.

Владимир Спектор таковым не является. Чисто по-человечески не является. Я не буду перечислять, сколько хорошего (зачастую вопреки обстоятельствам) он сделал для коллег, друзей, знакомых. Подобным с точностью да наоборот занимаются «доброжелатели», среди них, кстати, хватает тех, кому Спектор делал добро (прав был Ницше, что больше всего бываешь наказан за свои добродетели). Для меня достаточно личного знакомства с Владимиром Спектором. Он порядочный, добрый, отзывчивый человек. В этом со мной солидарны десятки людей, которые выразили ему сочувствие и поддержку.

Поэты ведь – люди специфические. Их ценишь, прежде всего, не за человеческие качества, а за стихотворные строки. Тем приятнее, когда встречаешь и хорошего поэта, и замечательного человека.

Говорят, что каждый судит сам по себе. В таком случае поведение тех, кто так рьяно набрасывается на Владимира Спектора, по меньшей мере, настораживает. Да, основания, на первый взгляд, есть, но переход на личности, оскорбления, угрозы и даже проклятия – это перебор, нонсенс, больше напоминающий истерическую травлю. Видимо, свои брёвна в глазах не жмут.

В таком контексте человек, не слишком интересующийся поэзией (а таких, к сожалению, всё больше), глядя на происходящее со стороны, подумает нечто вроде: «И такое из-за стиха раздули?». Подумает и окончательно забудет дорогу к памятникам нерукотворным.

Ведь раздули и, правда, так, что скоро все в пламени сгорим. На первичное состояние дел, как на шампур, одни за одним нанизали ещё три десятка обвинений, большая часть из которых является откровенным бредом.

Например, Спектор приметил стихотворение Меламеда ещё в Литинституте. Но ни в каком Литинституте он не учился. Это так, для справки.

Справок таких выдать нужно прилично. Больно случаев много. Зачастую клинических.

Изумляет ведь даже не вероятность плагиата, а яростное поведение разоблачителей неправды и поборников справедливости – так, с гнусцой, с мерзостью, с агрессией, порядочные дамы и господа себя не ведут. Акела ещё и промахнуться не успел, а стая уже оскалилась, рассвирепела, начала травлю.

И это, пожалуй, главный поэтический диагноз сегодня. Куда более страшный, чем якобы плагиат.

Платон БЕСЕДИН

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.