А был ли ад?

№ 2013 / 42, 23.02.2015

На вопрос «А был ли ад?» известный белорусский драматург Павел Пряжко ответит однозначно – «Был». Перед нами, так называемая, «новая драма», «Три дня в аду» где нет, по сути, ни главного героя, ни единого сюжета.

На вопрос «А был ли ад?» известный белорусский драматург Павел Пряжко ответит однозначно – «Был». Перед нами, так называемая, «новая драма», «Три дня в аду» где нет, по сути, ни главного героя, ни единого сюжета. Пряжко пересматривает традиционную форму драмы: диалог отсутствует – вместо него наслоение фрагментов речи, нецензурных слов, просторечий и вульгаризмов, сюжет заменяют разрозненные будничные события, которые вовсе не влияют на судьбу этого некого «персонажа», скомпилированного из многих лиц, обрывков фраз и чьих-то рефлексий.

Такой мир без лиц, без действий и практически без чувств. Чувства возникают тоже, как тающие отголоски услышанных вульгаризмов, они касаются и «персонажа», и «зрителя» лишь на поверхности, потому что нет ни персонажа, ни зрителя в традиционном их понимании. Всё это рассыпается на отдельные частицы, что выражается символически в конце постановки тем, что исполнители высыпают из мешка картофель – и только от нашего сознания зависит будем мы смотреть на это как на единую груду или массу отдельных клубней.

Авангардный и радикальный спектакль «Три дня в аду» стал первой премьерой Театра Наций в этом сезоне. Инсценировали его режиссёр Дмитрий Волкострелов и один из главных художников-идеологов «новой драмы» Ксения Перетрухина. Для Волкострелова тексты Пряжко – продолжение собственных идей, они пластично ложатся на его собственный театральный язык.

Итак, в Петровском переулке, на сцене Театра Наций, точнее сказать, на территории, ибо сценой называть армейские палатки, в которых разворачивается представление (и уместно ли говорить о «представлении» в данном контексте), было поставлено действие без действия, спектакль без актёра, ад без ада. Пересматривается не только концепция театра, зрителя, сценографии, кажется, осуществляется попытка передать иначе сам акт человеческого восприятия.

В результате работы творческого трио Пряжко – Волкострелов – Перетрухина возникает некая гипнотическая воронка, зажёвывающая человека, расщепляющая его на части. Эффект такой был создан за счёт структуры постановки: акцент смещён с визуальной составляющей театра на аудиальную – центральную часть драмы занимает воспроизведение записи, зрители становятся по большей части слушателями. В духе «потока сознания» актёры читают текст Пряжко, их голоса то грубые, то уставшие, то монотонные,– всю эту какофонию голосов, льющих несвязный текст, изредка прерывает вопрос, который от повторения как бы самостоятельно вычленяется из всей этой мешанины и повисает в пустоте: «Что такое квантовые нелокальные корреляции?»

А квантовые нелокальные корреляции – это и есть влияния друг на друга частей одной системы, которое происходит, несмотря на разделяющее эти части расстояние и отсутствие непосредственного их взаимодействия. Нет, как такового, объекта вне изучающего его сознания наблюдателя.

Реформирование ада, несмотря на название, далеко не главная идея постановки «Три дня в аду», но коснёмся и её. Может, то, что мы зовём адом – это лишь наши будни, круговорот повседневности,– вот, что вытекает из постановки. И ещё – ад у нас в голове, и только мы его творцы. Авторы этой инсталляции, видно, старались перенести акцент с актёра, действующего на сцене (а таких было два: Александр Усердин и Павел Чинарёв – они безмолвствовали и выполняли самые простые телодвижения), на зрителя, который проецирует увиденное в своём сознании и всё равно становится главным его художником. Сидя в палатке и в течение часа «любуясь» на стиральную машину, пару старых матрасов, стеклянные банки, в голове вертелись строки Лермонтова:

То не был ада дух ужасный, Порочный мученик – о нет! Он был похож на вечер ясный: Ни день, ни ночь, – ни мрак, ни свет!

Ада, по-моему, не было. По крайней мере, в проекции моего сознания возникло лишь серенькое чистилище, в котором уютно передохнуть денёк-другой перед тем, что затрагивает в самое нутро. Но так как деятели современного театра жаждут пересмотра всего и вся, требуют новых смыслов у старых, как мир, слов – позволим им такую вольность.

Отметить хочется работу художника по свету Сергея Васильева, который наполнил спектакль «Три дня в аду» живой психологией цвета. Помедитировать в «Аду» на красный – почему бы собственно и нет?! А почему после выхода из палатки хочется назвать эту постановку халтурой? Так это по тому, что по программе режиссировать, оформлять, играть, воображать должны были Вы сами.

Наталья ГОРБУНОВА