НЕ БУДЕМ ОТЧАИВАТЬСЯ

№ 2006 / 14, 23.02.2015


ОБЛОМКИ

Лика всегда приезжает с матерью. Хотя ей под тридцать – давно позади медицинский факультет местного университета. Живёт Лика в райцентре, и в первые приезды помню глаза её сияющими, полными молодого огня.
Сейчас – не то. Потухла Лика. Который год без работы, да и без перспективы работы. Ей, чтоб восстановить квалификацию, на курсы надо. А курсы платные, только поликлиника на них отправить может. Замкнутый круг. В первый-то год по окончании вуза она гордо плечами поводила на вопросы о трудоустройстве: зачем же, мол, дворником или подсобницей куда, образование же есть. Теперь без гордости говорит: и туда трудно устроиться… Сидят с мамой на своём четвёртом этаже, даже кур нельзя завести – вот настроили построек в райцентре на «радость» бывшим крестьянам. Может, раньше кто и радовался удобствам, кстати часто весьма относительным, но теперь многие частный крохотный домишко ни за что бы на квартиру не сменяли. Там – участок земельный, какое-никакое хозяйство, да печь, а в многоэтажке – «чубайсы» нынче хозяева. Отопление или свет отрубят – буржуйки, что ли, ставить?..
Из того же райцентра приезжает с рассказиками молодой учитель. Пишет о рыбалке, с юмором, целые сюжеты выстраивает и психологические коллизии рисует. Не женат. И тоже мама его попутно в редакцию захаживает, бывая по делам службы в наших «столицах».
– Такой парень и не женится!..
– Вот и я беспокоюсь, – кивает его мама.
Встретиться бы им с Ликой! Пишущие оба, читающие, с образованием, интересные внешне. Не нам сводить, а Господь не свёл.
А вообще тема эта сегодня глобальная. Кто-то из мыслителей называл условием выживания русского народа – сохранение патриархальной семьи. Так вот вместо семьи – одни обломки. Может, ещё среда наша литературная аккумулирует людей душевно-нервных, утончённых, одиноких, но оглянешься – и с ужасом констатируешь почти поголовную бессемейность. Живут при родителях, жизнью этой связанные, подчинённые, неудовлетворённые. А вот родителей не станет, и что?
Пришла поэтесса знакомая. Просидела с подругой двое суток у гроба матери этой подруги. Сама, разведённая и бездетная, в стрессе, подруга одинокая – в депрессии… Чем жить? Как перемогать? Примерам несть числа… Оставшийся сиротой молодой человек погрузился в компьютерный мир, кое-как работу нашёл, с людьми совсем контачить не умеет, и люди ему не нравятся, и сам он кого хочешь своими капризами оттолкнёт. Глаза собачьи, жалкие: «Не бросайте меня!» А кому это он адресует? Родители – в гробу, больше никому не нужен.
Зрелище обломков и вымирания – ежедневное, а потому – тяжёлое вдвойне. Патриархальная семья разрушилась, советская – малодетная – доживает последние годы. Ребята не хотят жениться. Вернее, те, что попроще, ещё готовы. Но эта среда очень маргинальная и криминализированная. Те же, что рвутся в элиту, «компьютерные» мальчики, ориентированы на карьеру, на успех, здесь семья только помеха. Девочки подстраиваются – учатся бесконечно, на кавээнах смеются, на дискотеках прыгают. На семью никто не нацеливает, на рождение детей – тем более. Бесперспективно сие, несовременно, бессмысленно. Разобщение, одиночество, индивидуализм.
А ведь семья – это начало соборности. Основа народа, церковности, государства. Начало любви, способной преобразиться и перейти в вечность.
О, достойная плача потеря!..

ЛЮБИТЬ – БОЛЬНО

Служба была праздничная со множеством народа и в связи с этим – с легкой нервозностью: кто-то кого-то толкнул, кто-то поучать взялся или во время чтения Евангелия свечи передавать. У меня же предыдущая неделя сложилась напряжённо – то встречи деловые с малоутешительным результатом, то мероприятия официозные, где присутствовать обязан, то – так, всякие трения мелкие. Короче – на взводе весь, душа вся вздыблена. Даже в храм не тянуло. Но – пошёл. Батюшка однажды дочке моей вразумление сделал: как в школу ходишь – так и в церковь ходи, хочется не хочется – не разбирай! Вот и я так же пошёл.
Встал, и в этом храме, где давно уж я – свой, всё что-то от меня требовалось в этот раз. Никак на молитве не сосредоточишься: лампадка потухла – зажги, свечи некому поправить – действуй, столик на водосвятный – поставь… В усугубляющемся раздражении моём всё мне казалось – задёргали меня, покоя не дают. Эти самые люди, знакомые мои прихожане, которых я хорошо уже знаю, которых люблю и о которых скажу даже больше: ощущаю себя среди них, как в новой семье. Вроде – вот жил ты, жил, куролесил как попало, с родными и близкими так всё запутал и испоганил, что исправляется ситуация медленно, в час по чайной ложке, может, за всю жизнь теперь не изжить скопившейся дряни в этих отношениях, где слишком много накопилось обид и взаимного недоверия. Ну не верят тебе, что хочешь ты что-то исправить, что желаешь быть искренним, видят тебя таким же, как прежде, – доцерковным. А кого винить? Себя самого.
Но вот зато в приходе, где образовывается христианская община, дана тебе как бы совсем новая возможность выстроить отношения с людьми. И они к тебе, и ты к ним повёрнуты лучшей стороной. И эти вчера ещё чужие люди становятся тебе так странно близки, так дороги, что их ты в глубине души и считаешь своими ближними, потому что близость эта – в единомыслии о главном. Чего же больше? Взаимно радоваться друг другу, строя эти отношения уже как бы на чистовик. Увы! И тут того и гляди – клякс насажаешь…
Стыдно сказать, но в какой-то миг этой трудной для меня службы раздражение достигло апогея и вылилось во вполне чёткую, неприязненную, озлобленную ко всему миру мысль: «А ведь могу и разлюбить!» Вот эти подлые в своей трезвости слова и всплыли, удивив меня самого. Я-то думал – своеволие моё убежало за тыщу вёрст, а оно – вот, рядом. Стало мне от этих моих чувств – страшно. И осозналось ясно: чтобы это, прежнее, не пустить в себя, чтобы любить дальше – нужно сделать усилие. А усилие это сделать не только трудно, но и больно, потому что надо утеснить разлегшуюся в душе жирную самость. За ничто почесть свои раздражённые эмоции, отодвинуть, перечеркнуть, стереть. Выкинуть себя наконец из центра мира. Вот когда душа-то плачет от необходимости сделать это с собой!.. Вот отчего так больно сквозь себя самого прорастать… Вот отчего так больно – любить…

О МАРИИ – СРЕДИ ПРОЧИХ

Живя пусть и в России, но в национальной республике, поневоле озабочиваешься национальным вопросом. Обращаешь внимание на старух-мордовок в церквях, краем сознания отмечаешь мордовскую речь в храме, начинаешь дорожить всяким упоминанием о проявлениях местного, народного благочестия. И хоть сама я только приучаюсь считать края эти родными, приехав сюда вслед за мужем и постепенно обрастая привязанностями, но – вот поди ж ты! – тепло становится на душе, когда слышу или читаю о верующей во Христа мордве. Идёт этот взгляд как бы в пику навязываемому отовсюду язычеству, шатанию современному и безверию.
Радостной находкой стали для меня книги о блаженной Алипии, подвизавшейся в Голосеевской пустыни, что неподалёку от Киево-Печерской лавры. И вот – новая встреча. На этот раз – с Марией, послушницей преподобномученицы Евдокии (Шиковой). Множество житий, кратких и пространных, повествуют о новомучениках ХХ века. Сколько ж их было! Как просты, как обыденны судьбы – до роковой черты призвания к мученичеству. Воистину – среди прочих – всего несколько слов о мордовке Марии. Её, может, и звали иначе, потому что ушла она от любимого и любящего мужа, ушла, получив исцеление и пообещав странствовать.
Блаженной Евдокии служила она семь лет. «Смиренная была, как ребёнок…» Как-то стащила у Дуни денег, купила конфет, орехов и кормила детей. «Ах, мордовская воровка!» – заслужила за это. Но правда была в ответных, простых словах Марии: «Ешьте, ешьте, у нас Христос богатый, каждый день нам даёт…»
Трёх послушниц, в том числе и Марию, расстреляли 5 (18) августа 1919 года. «Машу застрелили не до смерти. Её прикалывали штыком…» – так свидетельствовали очевидцы. В тот день все верующие ощущали благоухание от могилы.
Трудно нам сегодня даже поверить в такую простую реальность, в таких простых и цельных людей, у которых жизнь – труд и молитва, а смерть – подвиг.

ЦЕНА СОВЕТСКОГО СЧАСТЬЯ

Мы (наше и несколько близких по времени поколений) – «продукты» советской эпохи, и нам волей-неволей приходится сравнивать жизнь в прошлых условиях с жизнью в нынешних. Зачастую результаты сравнения не в пользу сегодняшнего дня. Так почему же в Советском Союзе народ жил намного лучше (даже радостней!), чем сейчас? Особенно в шестидесятые – семидесятые годы прошлого века, в так называемые «времена застоя»? Для меня важны не столько материальные условия (бесплатное образование, медицина, жильё, переполненные курорты и т.д.), сколько душевно-психологическое состояние народа. Люди могли позволить себе быть наивными, простоватыми, могли жить в своё удовольствие. И ещё! Людям позволительно было грешить (в христианском понимании, а не юридическо-государственном), просто отметая душевный аспект этой проблемы.
Мы жили в атеистической стране, под прессом мощной идеологической системы, где Бог представлялся «опиумом для народа», нам доказывали и внушали, что Бога нет. Государство, точно по Достоевскому (Великий Инквизитор), брало на себя ответственность за граждан, ограничив свободу в духовной области и предоставляя за это материальные блага. Как сказано в Евангелии от Иоанна: «Если бы Я не пришёл и не говорил им, то не имели бы греха…» Вот советского человека и лишили возможности «слышать» Бога. Потому в определённой мере сняли с него ответственность за совершение грехов. Между прочим, самое мирное и сытое время советской эпохи выпало для поколения, выросшего в массе своей без участия церкви. А тем, кто шёл в церковь, сразу «перекрывали кислород» и в образовании, и в карьерном росте. Не случайно многие из обратившихся к вере в то время выглядят настоящими титанами на нашем фоне. В те годы, можно сказать, за спасение души советского человека с христианской стороны открыто боролась одна русская классическая литература. И то наиболее яркие адепты Православия были либо недоступны (Шмелёв, Зайцев, Никифоров-Волгин и т.д.), либо ограничены менее «вредоносными» произведениями и сопровождены искажающими комментариями (поздний Пушкин – исписался, Достоевский – мракобес и пр.), а особо почётное место в литературной иерархии отводилось Льву Толстому (несомненно – гению, но важную роль здесь играли и его «сложные» отношения с Церковью).
Отсюда – вывод: подноготной нашего благополучия (земного, социального) было наше атеистическое воспитание и ответственность государства перед Богом за оное. А цена возвращения к Богу и церкви – разрушение империи, захват её богатств потомками «февралистов» и «октябристов», для которых христианское понимание чести и совести условно-относительное. И вся нынешняя деградация государства и общества – тоже следствие нашего «благополучного» прошлого.
Но – теперь мы живём в свободном мире и Господь снова среди нас. Нам доступны Библия и Церковь. По крайней мере, в данный период. Конечно, и дьявол откровенно проповедует с телеэкранов и страниц СМИ, совращая потерявшего православный иммунитет человека насилием, сексом и жаждой обогащения. Нам трудно принять Господа после стольких лет атеистического воспитания, однако это уже не является нашим оправданием. Наступило время индивидуальной ответственности за собственную душу и дарованную свободу выбора. Необходимо понимать это.

СЛОВА НА ИКОНЕ

Родительская дача – на самом берегу Днепра. Тут тебе и сосны, и песчаный берег, и веранда, увитая виноградом – отдыхай, утешайся теплом и изобилием плодов земных. Но – не до отдыха. В те самые, памятные августовские дни погибал атомоход «Курск». У соседа на флагштоке перед кирпичной «избушкой» – флаг военно-морского флота России. Это сын его на побывку приехал, теперь, правда, он в торговом флоте, но флаг – дело святое. Так и проводим отпуск – в центре «ридной неньки Украины», но под Андреевским стягом. С соседями делимся новостями, добытыми по транзистору, здесь, на даче, телевизора не имеется. И не естся, и не плавается, и не загорается… Все думы – там, в холодном море…
Много позже тех дней в кармане одного из погибших на «Курске» офицеров обнаружили записку, начинавшуюся словами: «Не надо отчаиваться!..» Удивительные эти, мужественные, отрадные слова прозвучали утешительно и светло на всю страну. Да, подводники получили укрепление душевное перед смертью. А от Кого оно исходило – очевидно.
Год спустя, тоже в августе, у нас, на территории Мордовии, в Санаксарском монастыре происходило прославление святого праведного Феодора Ушакова, легендарного адмирала, и отныне – покровителя моряков. Побывать в момент прославления в монастыре – не удалось. Лишь фотографии да телепередача рассказали о стечении народа, о пышном служении, о том, как покрыт был ковчег с мощами Андреевским стягом, как шли за ним моряки в высоких чинах и мальчики-юнги, как вдруг из-за облаков упал на ковчег солнечный луч…
Уже осенью в руки попала и с тех пор поселилась в доме небольшая бумажная иконка воина Феодора, с орденской лентой через плечо, с оружием и свитком, на котором – слова: «Не отчаивайтесь! Сии грозные бури обратятся к славе России».
«Не отчаивайтесь!», а через сотню с лишним лет снова во всеуслышанье: «Не надо отчаиваться!» Всё вздрогнуло, отозвалось в душе: так вот они, эти посмертные слова, повторенные почти буквально, теперь – увенчавшие икону. Нет напрасного мужества и напрасных жертв. Не будем отчаиваться – с нами Бог!АННА И КОНСТАНТИН СМОРОДИНЫ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.