Русская писательская «малина» и её литературные «воры в законе»

№ 2013 / 50, 23.02.2015

Ночные переговоры с Юрием Бондаревым, чтобы тот сам подал заявление об уходе с поста председателя Союза писателей России, от имени Контрольно-Ревизионной комиссии вёл Байгушев.

Как спихнули Бондарева

Ночные переговоры с Юрием Бондаревым, чтобы тот сам подал заявление об уходе с поста председателя Союза писателей России, от имени Контрольно-Ревизионной комиссии вёл Байгушев. Почему именно Байгушев? А потому что Бондарев ему слепо доверял. Ведь именно Байгушев сенсационно раскрутил Бондарева в газете «Московский комсомолец», когда тот был никому не известным начинающим писателем-фронтовиком.

Екатерина МАРКОВА

Байгушев начинал свою карьеру после окончание МГУ именно в «МК». Мало кто знал, что ему в то время сильно помог Аджубей. Начинавшему свою «оттепель» Н.С. Хрущёву срочно нужны были молодые кадры, которыми новый вождь хотел заменить упёртых сталинистов. Вот выпускника МГУ, своего давнего приятеля Байгушева зять Хрущёва Аджубей и завербовал в «партийную разведку», подложив вчерашнего сопляка-студента по закрытой партийной линии аж негласным консультантом-помощником к самому идеологу КПСС Суслову, которого требовалось держать под контролем. Правда, Байгушев потом, подружившись с дочкой Брежнева и зачастив к Брежневу на дачу в Заречье, сдал Аджубея. Но это уж дело его совести.

Байгушев, как и его шеф Суслов, поразительно умел оставаться непотопляемым – аж при трёх Генсеках. Убеждённый иезуит Суслов сумел оставаться вторым лицом в партии, её «серым кардиналом» при Сталине, Хрущёве и Брежневе. А такой же убеждённый иезуит Байгушев сохранял своё особое положение в «партийной разведке» при Хрущёве, Брежневе и Андропове.

На лучшего, закадычного друга Байгушева – главного редактора журнала «Человек и закон» (а это номенклатура ЦК КПСС) Сергея Семанова председатель КГБ СССР Юрий Андропов написал в Политбюро особо секретную записку «Об антисоветской деятельности Семанова С.Н.» от 28 марта 1981 года. А с Байгушева – как с гуся вода. Почувствовав, что Брежнев физически сдаёт, Байгушев, – как сам объяснял в своих мемуарах, – в «интересах «русского дела» своевременно перебежал на сторону Андропова, и Андропов его сделал влиятельной фигурой на центральном телевидении, дав ему обширные полномочия, в частности, провести кадровую чистку и подготовить «перестройку».

Я не собираюсь осуждать Байгушева – возможно, он действительно был убеждён, что действует в интересах «Русской партии внутри КПСС». Но не надо только романтизировать эту достаточно сложную теневую фигуру.

Справка о Байгушеве, который вовсе не Байгушев

Свободная русская энциклопедия «Традиция» даёт о Байгушеве такую совершенно романтическую справку: «Александр Иннокентьевич Байгушев – советский писатель и журналист, автор популярного исторического романа «Плач по неразумным хазарам (1960). А по закрытой партийной линии координатор Личной стратегической разведки и контрразведки Генерального секретаря КПСС Л.И. Брежнева и один из лидеров негласной «Русской партии внутри КПСС», осуществившей в 1964 году партийно-государственный переворот и поставившей вместо Н.С. Хрущёва Генеральным секретарём ЦК КПСС Л.И. Брежнева. Согласно советским писательским справочникам Байгушев родился в семье рабочих кузнечного цеха завода «Борец» – кузнеца Байгушева Иннокентия Ефимовича и подсобной рабочей Прохоровой Валентины Николаевны. Но после распада СССР раскрылось, что советские справочники умалчивали, что во время сталинской чистки советских вузов от детей из «бывших, уничтоженных эксплуататорских классов», отца Байгушева вычистили с механико-математического факультета МГУ. Отец Байгушева успел переделать в паспорте свою родовую аристократическую фамилию Беклемишев на «Байгушев» (что в русские казачьи диалекты вошло с хазарского языка и означает «Обнищавший»), но НКВД был бдительным. Мать Байгушева тоже вычистили из консерватории во время очистки вузов от детей «бывших». На ней было клеймо бывшей миллионерши – она была из корчева-калязинской (кимрской) ветви русских купцов-мануфактурщиков Прохоровых. Обоих родителей Байгушева направили на пролетарское перевоспитание в горячий кузнечный цех. Родители Байгушева «перевоспитались» – стали рабочими, передовиками производства, орденоносцами. А у их родившегося в общежитии при заводе «Борец» сына стало по анкете уже по советскому времени самое привилегированное, открывавшее доступ в лучшие вузы страны пролетарское социальное происхождение. Александр Байгушев школу закончил с медалью, а затем очно закончил подряд два советских вуза – в 1956 году элитарное романо-германское отделение МГУ, в 1960 году – сценарный факультет ВГИКА. Александр Байгушев всегда отличался особым интересом к истории. Уже с восьмого класса начал посещать школьный кружок по археологии и истории Древней Руси при Государственном Историческом музее, который вёл академик Борис Александрович Рыбаков. Влиятельный советский академик опекал Байгушева, когда он делал карьеру в «партийной разведке». Байгушев, ещё будучи студентом, начал широко печататься в центральной прессе. Чаще всего в «Московском комсомольце», где учась очно в институте, параллельно работал в штате – литературным сотрудником и ответственным секретарём Литературного объединения при «Московском комсомольце». Байгушев пытался также писать проблемные статьи по теоретическим вопросам. Но первая серьёзная статья Байгушева «Трагедия советской трагедии» в журнале Академии Наук СССР «Вопросы философии» (1957, № 1) по распоряжению главного советского идеолога М.А. Суслова была вырезана из уже отпечатанного тиража академического журнала. По настоянию академика Рыбакова Суслов лично вызвал студента для объяснений. И эрудированный студент так сыпал цитатами из марксизма и классической философии, что Суслов пригласил его работать своим негласным консультантом-помощником на закрытую линию «красная паутина». В силу особой специфики своей работы в «красной паутине» (так кодировалась особо секретная советская «партийная разведка»), Байгушев однако не сидел у Суслова в «предбаннике», как другие его помощники, а работал преимущественно под «крышей» специального корреспондента международного агентства печати «Новости» (АПН). Хотя время от времени в зависимости от обострения политической ситуации в той или иной среде творческой интеллигенции Суслов перебрасывал Байгушева под «крышу» профильных изданий. Байгушев, кроме АПН, успел также поработать в газетах «Московский комсомолец», «Советская культура» и «Голос Родины» (Советского общества по культурным связям с соотечественниками за рубежом), журнале «Театральная жизнь», писательском издательстве «Современник» и главным редактором на центральном телевидении».

Ах, как красиво! Но и как наивно. Никакой бы влиятельный академик Рыбаков, действительно опекавший Байгушева всю жизнь, никогда бы не сумел устроить своего любимого ученика консультантом-помощником к самому Суслову, если бы Байгушев сам блистательно не умел находить себе влиятельных друзей, вроде зятя Хрущёва Аджубея и дочки Брежнева Галины. Он умел присматривать и раскручивать «надёжные фигуры» в писательском мире – это были Юрий Бондарев, Анатолий Иванов, Пётр Проскурин и Анатолий Софронов.

***

Так вот, именно Байгушев согласовал с Сусловым и опубликовал у себя в «Московском комсомольце» огромную статью – на разворот! – своего близкого друга по ВГИКу Владимира Амлинского с буквально гимном военным повестям молодого писателя-фронтовика Бондарева. Байгушев потом уже сам продолжал как литературный критик постоянно чуть ли ни до небес превозносить Бондарева. Авторитетный либеральный критик Евгений Сидоров, – кстати, начинавший писать у редактора Байгушева в «МК» и потом устроившийся в штат «МК», перебежав с должности инструктора райкома ВЛКСМ, – разнёс Байгушева даже в центральном органе КПСС «Правде» (19 марта 1984 г.) за это необузданное преклонение перед талантом Бондарева. Но с Байгушева при его связях в Кремле всё это было по-прежнему, как с гуся вода – он продолжал необузданно раскручивать Бондарева. Поэтому уж кому-кому, а Байгушеву-то Бондарев поверил, что ему надо в интересах сохранения «русской партии» временно уйти с поста председателей Союза писателей. И зря поверил!

Роковая ошибка

Я лично считаю, что опытный «иезуит», прошедший школу Суслова, «писатель в штатском» Александр Иннокентьевич Байгушев совершил однако грубую стратегическую ошибку. Я вовсе не осуждаю, я даже уважаю его, как и Кожинова, и Семанова, других ведших «двойную игру». Да, они действовали совершенно иезуитскими методами. Но все лидеры «русской партии», начиная с самого члена ЦК КПСС и, одновременно, Нобелевского лауреата Михаила Александровича Шолохова, действовали именно так… Они помнили «ленинрадское дело» и расстрел пооткровенничавших со Сталиным ждановцев.С волками жить – по-волчьи выть. Марксисты-большевики, особенно ленинцы-сталинцы, были волками на «русском поле». И их без «двойной игры» было не свалить.

Юрий Бондарев

Но я привыкла на Западе резать правду в лицо; тут никто за правду не преследует. И считаю, что худшего варианта для судьбы писательской организации, чем выдвинуть бездарного прихлебателя Ганичева придумать было нельзя. Тактически, именно на тот момент по политической ситуации вроде бы Байгушев и стоявший за его спиной Семанов действовали правильно. В «русской партии» решили любой ценой спасти Союз писателей РФ, поставив на него временную конформистскую, не мозолящую Ельцину глаза фигуру. Есть версия, что от Байгушева потребовал убрать Бондарева сам Ельцин. Но даже если это не так, то я всё равно убеждена, что Байгушев и те, кто стояли за ним – а это кроме Семанова, ещё и самый главный русский «иезуит» Кожинов, – тогда совершили именно роковую ошибку. Контрольно-Ревизионную комиссия СП РФ тогда всеми правдами и неправдами настояла на замене выдающегося писателя Юрия Бондарева, открыто конфликтовавшего с кремлёвской властью. Вячеслав Марченко и Байгушев от лица, Контрольно-Ревизионной комиссии убедили съезд писателей, что Бондарев своей принципиальной открытой конфронтацией с кремлёвской властью якобы погубит СП РФ – у него просто отберут здание и выставят всех за дверь. Но, как бы ни относиться к Бондареву, а Юрий Бондарев – по натуре фронтовик, отчаянный борец, у него было реальное огромное писательское имя, и он бы, может быть, как раз спас Союз писателей. А вот Ганичев всё профукал, что только можно.

Типичный конформист, приспособленец советской партийной школы Ганичев сразу трусливо сбавил тон, стал осторожно примазываться к власти, действовал как типичный конформист.

В советское время писатели были привилегированным сословием. Быть членом союза писателем означало быть членом высшего общества. Союз писателей получал на благое дело воспитания «нового человека» огромные дотации от государства. Союз писателей и контролировавшийся Союзом писателей Литературный фонд (член Союза писателей автоматически получал право вступить в Литфонд) имели свои Дома творчества на курортах, свои благоустроенные дачные посёлки, свою поликлинику и много других благ. Я, когда вступила в Союз писателей, то думала, что вступила в дворянское сословие.

Но не надо закрывать глаза и на то, как всякую «малину», писательскую малину тоже быстро оседлали свои литературные «воры в законы» – бездарные, но дошлые приспособленцы из партийных и комсомольских функционеров, вроде Ставского, Верченко, Ганичева. Спущенные сверху, такие «функционеры» наводнили аппарат СП. Аппаратчики СП – сами абсолютно не способные к творческому труду, но люди пронырливые и бесстыдные, как клопы, присасывались к телу Союза писателей, пили писательскую кровь. Клуб ЦДЛ был самым престижным – посидеть в его ресторанах и шикарных буфетах, в которых всегда было дефицитное заграничное пиво, пепси, бутерброды с чёрной икрой, ломилась вся богатая Москва, особенно деятели «теневой экономики». А посетить Дубовый зал для избранных, в котором писатели обязательно обмывали свои гонорары вместе с литературным начальством из партийных функционеров (иначе в тематические планы издательств не прорвёшься!), считалось верхом мечты.

Вся жизнь администраторов Союза писателей протекала в непрестанных застольях и банкетах. Особенно любили «поганичевы» («поганичевы» в кулуарах зло именуют ушкуйников Ганичева!) организовывать дни литературы на выездах в провинцию, прежде всего в национальные республики. Там местное партийное начальство из кожи вон лезло, чтобы переплюнуть друг друга в организации гостям-писателям шикарных банкетов и подарков под видом национальных сувениров. Кстати, замечу, Союз писателей РФ под административным руководством Ганичева влачит сейчас жалкое существование, полностью развалился, но Ганичев по-прежнему пирует, разъезжая с делегациями приближённых холуёв по провинции, где местное начальств ещё по советской традиции не скупится на щедрые банкеты гостям-писателям. Всё развалено, но Ганичев по-прежнему не просыхает на банкетах.

Да, Союз писателей СССР всегда жил по законам «малины». На это не надо закрывать в глаза.

Кто знает теперь Ставского? А ведь именно он был Генеральным секретарём СП СССР в 1936–41 гг. Кто знает Верченко? А ведь именно Верченко, придя с поста зав. отделом культуры МГК, до 1991 года рулил так называемым «рабочим секретариатом СП». На котором практически решались все финансовые дела СП СССР. То есть распределялись все блага – дачи, бесплатные путёвки в Дома творчества и творческие командировка.

С 90-х годов остатками писательской «малины» – Союзом писателей РФ до сих пор бессменно рулит Ганичев. Ганичев практически угробил Союз писателей – при нём от Союза писателей РФ уже брезгливо отделилось много групп писателей, особенно либеральных, свободно мыслящих, создав свои собственные карликовые союзы. Ушёл в отдельное плавание даже второй по мощности в стране Союз писателей Татарстана. А главное – Ганичев оказался совершенно бездарным хозяйственником. При нём ничего не созидалось, всё только разворовывалось.

Куняев как страшное лицо писательского союза

Или ещё одна совершенно демоническая фигура поэт Станислав Юрьевич – у него столько должностей во всевозможных маргинальных писательских организациях, что, сомневаюсь, помнит ли он их сам – разве только вспоминает, когда расписывается в ведомостях. Недавно на всю Европу прогремел крупный футбольный скандал в Ярославле со спартаковскими фанатами, вывесившими фашистские лозунги. «Спартак» был наказан. Два ключевых матча российского чемпионата – «Спартака» с «Локомотивом» и «Зенитом» прошли без зрителей. Ищут провокатора? Я почему-то думаю, что этот провокатор начитался статей, печатаемых в журнале «Наш современник.

Станислав Куняев

Замечу сразу, что тут я совершенно согласна с аргументацией Виктории Вебер, кто бы она ни была на самом деле – засланная в солидный международный еврейский журнал «Мы здесь» мусульманка (как считает Александр Байгушев). Или, – как его поправляет Владимир Бондаренко, – случайный её двойник – одноименница и однофамилица этой знаменитой русской по национальности с православными родителями авантюристки, перебежавшей в мусульманство нести миру ненависть – кровавый джихад. Хотя в таких несчастных случаях принято сразу отмежёвываться от скандально знаменитой грязной фигуры, просто беря приличный литературный псевдоним.

Суть же в том, что определённым кругам очень хочется исподтишка повернуть русскую литературу вместо пути Совести на другой путь. Не вышло у Натана Дубовицкого, потому в дело вступает второй эшелон вроде поэта Станислава Куняева. О чём бы ни писал и ни говорил Куняев, он непременно сворачивает на еврейство и «поливает» евреев грязью, не деля различия между правыми и виноватыми. Хотя давно образовалась пропасть между радикальными еврейскими сектантами-террористами, вроде Ленина (Бланка) и Лейбы Бронштейна и принявшими Православие русскими евреями, типа великого русского поэта, Нобелевского лауреата Бориса Пастернака, затравленного сатанистом Хрущёвым за православный по духу роман «Доктор Живаго» и православные «Стихи к роману».

Своим «боссом» армавирский критик Юрий Павлов, не стыдясь, объявил Станислава Кунява. Но кто такой Куняев? На Западе в культурных кругах в доказательство, что русские покатились к фашизму, ходит по рукам мерзопакостная антисемитская книжка Станислава Куняева «Жрецы и жертвы холокоста».

Видимо, стоит поговорить о Куняеве поподробней.

Как Куняев стал из Савла Павлом

Как доверительно (исподволь вербуя в «русскую партию») рассказывал нам, молодым, на своём семинаре на Всесоюзном совещании молодых писателей Вадим Валерианович Кожинов, – он, Кожинов, ещё учась в советские 50-е годы в Московском университете на филологическом факультете, в начале хрущёвской «оттепели» уже организовал вокруг факультетской стенной газеты «Комсомолия» первый «русский клуб». Сменными главными редакторами «Комсомолии», выпускавшими номера каждую неделю поочерёдно, стали его, Кожинова, близкие друзья Пётр Палиевский и Александр Байгушев. Газета была объёмом с хороший литературный журнал. Её вывешивали вдоль всей колоннады вокруг Коммунистической аудитории – тогда ещё в старом здании Московского университета, что напротив Кремля. Газета «Комсомолия» также организовывала еженедельные литературные вечера в Большой коммунистической аудитории. На эти вечера Байгушев и Марианна Роговская, – сначала вышедшая замуж за крупного советского разведчика, военного атташе в Египте, а затем жена замечательного поэта из кожиновского кружка Владимира Соколова, – приглашали реабилитированных поэтов (кто при Сталине выжил!) и родственников репрессированных поэтов с воспоминаниями. И на эти вечера – прообраз «русского клуба» – тогда ломилась вся интеллигентная Москва, люди стояли даже в проходах. Ярым противником того первого «русского клуба» был тогда тоже учившийся на филфаке молодой поэт Станислав Куняев.

Станислав Куняев изначально придерживался антирусской ориентации. Он был отчаянным почитателем русскоязычного поэта Бориса Слуцкого и буквально лизал ему пятки. Слуцкий взял шефство над Куняевым и вывел его в люди – буквально, вытащил из сибирского захолустья, где тот работал после МГУ в маленькой местной газетке, и устроил сразу заведующим отделом поэзии в журнал «Знамя». Влиятелен Борис Слуцкий был страшно.

Дальше однако были ещё более интересные события. Кожинов и вся его группа – писатели Пётр Палиевский, Сергей Семанов, Виктор Чалмаев, Олег Михайлов, Валентин Сидоров, Виктор Петелин, Святослав Котенко, Александр Байгушев и другие, приняли активное участи в создании ВООПИК – Всероссийского общества охраны памятников и культуры и развернули под крышей секции пропаганды этого общества по всей стране «русские клубы». В «русских клубах» собравшиеся слушали доклады и принимали активное участие в обсуждениях тем по русской истории, замалчивавшихся антиправославной марксистской властью. И – тут же делом подкрепляли свои убеждения, восстанавливая на общественных началах древние храмы. Это встречало активное недовольство активных богоборцев типа Бориса Слуцкого. Куняев, варившийся в сплошь либеральной литературной среде, сначала активно поддерживал позицию ярых противников восстановления храмов. Он даже одобрял политику своих предков-золотоордынцев. И не по идее ли своего покровителя Бориса Слуцкого поэт Станислав Куняев взялся за такое программное стихотворение «Реставрировать церкви не надо…»? Он писал:

Реставрировать церкви не надо – пусть стоят как свидетели дней, как вместилища тары и смрада в наготе и в разрухе своей… Всё равно на просторах раздольных ни единый из них не поймёт, что за песню в пустых колокольнях русский ветер угрюмо поёт!

Вот она непредсказуемая мистика поэзии! Куняева посетило вдохновение, и он подсознательно нашёл щемящую музыкальную мелодию стиха. Да такую, что неожиданно для него самого всё в самом Куняеве перевернулось. И Куняев в этом стихотворении неожиданно для самого себя из Савла превратился в Павла.

После оглушительного успеха этого стиха – а ничего лучше Куняев, пожалуй, больше не написал! – Куняев вдруг прозрел. Он понял, что в «иудейской партии внутри КПСС» (так эту группировку Слуцкого в кулуарах цинично называли) ему ничего не светит, что он в этой группировке навсегда останется шабесгоем. Что там есть и всегда будут и поэты посильнее и критики позубастее, чем он. И тут наш Савл, превратившийся в Павла, решил перебежать в негласную «Русскую партию внутри КПСС». А чтобы доказать, что делает это искренне и отрезает себе все пути назад в Савлы, Куняев обвинил своих прежних союзников по Союзу писателей в сионизме.

***

Надо сказать, что Станислав Куняев всё просчитал очень верно. В «русский клуб» его не приняли (новоиспечённого Павла не допустили ни на одно заседание «русского клуба» – всё-таки боялись, что он «единожды предав»…). Но зато Куняева взял под свою личную опеку и стал «шлифовать» – даже приглашать к себе домой на свой узкий кружок, стал воспитывать, доводить до ума один из духовных лидеров «русского сопротивления» сам гениальный Вадим Кожинов. Зачем Кожинову нужен был Куняев? Кожинов нам, молодым поэтам, на своём семинаре на Всесоюзном совещании молодых авторов, оправдываясь, объяснил, что это было его особым тактическим ходом. Куняев, мол, мог стать весьма полезен, как человек, прекрасно знавший либеральную среду, сам долго варившийся там.

Тут дело было в политике. Две партии внутри КПСС усердно разыгрывали политическую борьбу. И Кожинову хотелось эту карнавальную борьбу для остроты подперчить.

Между тем, у обеих негласных партий была одна общая цель. Нет, не свалить советскую власть. Так изначально вопрос не стоял. А её облагородить – из сталинского «казарменного социализма» вывести хотя бы на путь «социализма с человеческим лицом». Но общей цели обе группировки добивались исподтишка – на фоне якобы своей грызни.

***

Кожинов так был убеждён в том, что перевоспитал Куняева и сделал его из Савла Павлом, что, использовав свои огромные связи, «пробил» назначение именно Куняева главным редактором «Нашего современника» вместо Викулова, которого буквально затравили за его Православие.

Кожинов пробил на Старой площади (где размещался аппарат ЦК КПСС) Куняева в главные редакторы даже вопреки многочисленным протестам своих близких русских соратников! Насколько я знаю, Семанов и Байгушев считали, что Куняев легко продаст «русскую партию», если ему дадут больше – так же, как он продал либеральную литературную группировку Бориса Слуцкого. Союз писателей России в лице Юрия Бондарева тоже был категорически против. Против был и отдел культуры ЦК КПСС. Об этом, напомню, уже писала «Литературная Россия» в воспоминаниях тогдашнего сотрудника ЦК КПСС Вадима Дементьева.

Но Кожинов посчитал, что Куняев, не очень любивший работать, а больше склонный весело гулять по рыбалкам, охотам и дармовым банкетам в провинции, станет для него прекрасной подставной фигурой, а журнал будет делать он сам, Кожинов.

Война с ветряными мельницами, или

Как один слуга Санчо Панса наставлял другого литературного слугу

Верным Санчо Панса у Куняева из моего потерянного поколения стал публицист Александр Казинцев. Сам себе он довольно откровенно дал характеристику вынужденного приспособленца. Но между вынужденной «корпоративной этикой» или искренний – какая разница?! Читатели давно научились внимательно прочитывать подтекст и сами делать выводы. Поэтому просто процитирую газету «День литературы» от 20 октября 2008 года, в которой Казинцев дал интервью своему нынешнему любимому автору – забойщику журнала «Наш современник» критику из Армавира.

Александр Казинцев

ПАВЛОВ: Я знаю критиков, которые начинали как поэты. Это Владимир Бондаренко и Александр Казинцев. С точки зрения части патриотов, к которым принадлежу и я, Бондаренко начинал в «сомнительной» компании ленинградских поэтов во главе с Иосифом Бродским. У Казинцева была не менее «сомнительная» компания…

КАЗИНЦЕВ: Нет, я никогда не назову свою компанию «сомнительной». Александр Сопровский, Алексей Цветков, Бахыт Кенжеев, Сергей Гандлевский – талантливые поэты. Теперь о них немало написано, в том числе, и в «Дне литературы», так что мне нет нужды доказывать это. Что бы они ни писали потом, я помню их стихи, я помню их лица – они озарены светом нашей общей юности. Потом мы повзрослели и разошлись в разные стороны. Буквально: Цветков и Кенжеев эмигрировали, Сопровский погиб, Гандлевский стал кумиром молодых еврейских интеллектуалов. Каждый из них не раз комментировал наши отношения и наш разрыв. Без злости, но, на мой взгляд, не всегда корректно.

ПАВЛОВ: Александр Иванович, в студенческие годы вы регулярно общались с Арсением Тарковским, ездили в Тарту к Юрию Лотману... То есть вроде бы вы были типичным московским интеллигентом, условно говоря, космополитически-либерального толка. И вдруг в феврале 1981 года вы стали редактором отдела критики журнала «Наш современник». Что подтолкнуло вас к этому опасному шагу (ведь всегда опасно быть русским патриотом)?

КАЗИНЦЕВ: В студенческие годы я, как и положено, ума-разума набирался. Признаюсь, знакомясь с людьми, я всегда стараюсь определить: является ли их патриотизм результатом культурного самоопределения или они просто никого, кроме Михаила Исаковского и Анатолия Иванова, не читали. Не хочу обижать этих достойных писателей, но, согласитесь, такой патриотический багаж недостаточен. Мало того, что человек будет поверхностным, он может оказаться и неразборчивым в своём патриотизме. Знакомство с западной культурой, как правило, более прихотливо «инструментованной» и потому более броской, чем русская, может сбить его с позиций и превратить в яростного западника. Мне повезло: я сначала впитал в себя культуру (то есть западную культуру, надо понимать Казинцева, якобы по Казинцеву у нас, русских, своей собственной культуры нет и никогда не было. – Е.М.), а уж потом ударился в патриотизм. Причём не только из книг. Лотмана я только слушал. А с Арсением Александровичем Тарковским мне посчастливилось немало общаться. Я пришёл к нему не из университета, а ещё из школы, в сером форменном костюме – другого у меня не было. Он рассказывал мне об Ахматовой и Цветаевой, с которыми был дружен. О Пастернаке, к которому относился не без ревности. «Ну знаете, – говорил он, – Пастернак фигуряет в стихах, как подросток на велосипеде перед дачными барышнями». Тут волей-неволей мы переходам к излюбленной патриотами теме – еврейской. Я учился на факультете журналистики.

Противостояние между двумя факультетами МГУ

Поясню, что имеет в виду лукавый Казинцев. На филологическом факультете МГУ деканом был исключённый из партии за «великорусский шовинизм» знаменитый учёный Роман Михайлович Самарин. Он оставался одновременно и заместителем директора Института мировой литературы. Партбилет, постращав, Суслов хотел Самарину вернуть. Но Самарин гордо, обиженно отказался – под удобным предлогом, что в роли пострадавшего ему удобнее налаживать связи «красной паутины» за «железным занавесом». Роман Самарин собственно и воспитал всю знаменитую литературную «русскую партию» – Кожинова, Палиевского, Чалмаева, Петелина, Котенко, Байгушева. Последний, так вообще с первого курса был у Самарина под личной опекой. Самарин готовил Байгушева себе на смену для работы за «железным занавесом» в «красной паутине» (так кодировалась особо секретная «партийная разведка» Коммунистического Интернационала). И в переломном 1956 году именно Байгушев был у декана Самарина лично единственным дипломником. Дублёром Байгушева Самарин готовил Святослава Котенко. Тот тоже учился у Самарина на привилегированном романо-германском отделении, занимавшемся в порядке особого исключения (так как готовило кадры для контактов за «железным занавесом») не по вульгарно-социологическим программам марксизма-ленинизма, а по программам Гарварда и Сорбонны. Только Байгушев учился в немецкой группе (всего 8 человек избранных студентов), а в английской, она была чуть больше. Святослав Котенко был моложе на курсе, но они с Байгушевым дружили ещё с восьмого класса. С кружка по русской истории в Государственном историческом музе, что на Красной площади, который вёл, присматривая себе кадры, знаменитый археолог и историк Борис Александрович Рыбаков. Обоих – Байгушева и Котенко – Рыбаков и рекомендовал своему другу профессору Самарину. Рыбаков считал, университетский курс они у него освоили в кружке и в археологических экспедициях, в которые Рыбаков их брал, и сдадут за университетский курс истфака экстерном. Поэтому им полезнее пучиться на элитарном романо-германском отделении филфака у Самарина. При этом Рыбаков настоял, чтобы они одновременно посещали все лекции по русской литературе и прошли бы и её полный курс.

Насколько доверял Рыбаков своих ученикам Байгушеву и Котенко, можно судить по тому, что, когда организовалось Всероссийское добровольное общество охраны памятников и истории и культуры, то Рыбакова избрали председателем секции пропаганды Центрально совета этого общества. А он своим замом тут же предложил избрать Святослава Котенко. А ответственным секретарём – организатором секции академик Рыбаков предложил избрать Александра Байгушева, Именно на них Рыбаков возложил всю утиную организационную работу по созданию сети «русских клубов». Вадим Кожинов стал главным идеологом «русских клубов», а всю рутинную организационную работу вели именно Котенко и Байгушев. Академик Рыбаков, подчёркивая значение «русских клубов», очень часто сам председательствовал на собраниях «русских клубов» или просил председательствовать своего друга академика Игоря Васильевича Петрянова-Соколова.

А вот деканом факультета журналистики МГУ на протяжении 42 лет был Ясен Николаевич Засурский, и он в отличие от Самарина готовил совершенно другие по духу кадры. Собственно, именно Засурский массово воспитал и духовно подготовил те особые кадры журналистов-антипочвенников – газетчиков и телевизионщиков, которые при «хромом бесе» А.Н. Яковлеве в перестройку сваливали советскую власть.

Я особо остановилась на роли Святослава Котенко, потому что он рано умер, и о нём как-то забыли. А ведь именно Котенко, а вовсе не Михаил Лобанов (как он сам себя в своих нескромных мемуарах рекламирует) сделал почвенным журнал «Молодая гвардия». Лобанов был всего лишь членом редколлегии на общественных началах и появлялся в журнале, как свет в окошке. А подлинным мотором журнала «Молодая гвардия» ещё при Никонове стал Котенко – редактор отдела критики. Все русские кадры вокруг журнала «Молодая гвардия» собрал именно Котенко, и именно он заказывал и редактировал все программные статьи «Молодой гвардии». Сейчас Лобанов в своих воспоминаниях пытается присвоить ту роль, которую сыграл в формировании курса «Молодой гвардии» Святослав Котенко. И в это слепо верят такие, например, как Юрий Павлов из Армавира. Но это по отношению к Святославу Котенко, сыгравшему огромную роль в формировании как «русских клубов», так и журнала «Молодая гвардия, как рупора «русской партии», на мой взгляд, по меньшей мере, со стороны Лобанова не честно.

Окончание следует

Екатерина МАРКОВА