Ещё вопросы будут?
№ 2014 / 7, 23.02.2015
Известный список русской литературы (Кто виноват? Что делать? Когда же придёт настоящий день? С кем вы мастера культуры?…) пополнился.
Известный список русской литературы (Кто виноват? Что делать? Когда же придёт настоящий день? С кем вы мастера культуры?…) пополнился. «Куда движется история?», книга Бориса Тарасова… «рассматривает вечные проблемы философии, искусства, цивилизации, исходя из… взаимосвязи между психологией и историей, душевно-духовным состоянием людей и содержанием «прогресса» (из аннотации).
 |
И в почти двухвековой уже русской традиции, объектом самого пристального, жестокого анализа становится «прогресс». Именно он, не философия, искусство, а единственно там закавыченный «прогресс», безжалостно словно устрица, выковыривается из створок-кавычек, щедро поливается иронией и… Чаадаев: «Прогресс человеческой природы вовсе не безграничен, как это обыкновенно воображают. Как только материальный интерес удовлетворён, человек больше не прогрессирует, хорошо, если не идёт назад». Хомяков: «Нужно задать вопрос: прогресс чего именно? Иначе выйдет, вся жизнь Римской империи до последнего дня была прогрессом». Тютчев – Уварову: «Я далеко не разделяю того блаженного доверия, которое питают ко всем этим чисто материальным способам… расстояния сокращаются (речь шла о железных дорогах. – И.Ш.)… уничтожение пространства никоим образом не является услугой (людям) ибо ставит их лицом к лицу друг с другом». Достоевский: «Ясно, что общество имеет предел своей деятельности, тот забор, о который оно ткнётся и остановится. Этот забор есть нравственное состояние общества».
В книге Бориса Тарасова мощный, убедительный поток великих имён, согласно меж собой обличающих «прогресс». Бахтин, Леонтьев, обязательно Шпенглер, Гоголь, Ясперс («Человек надеялся найти в научно-технической, материально-потребительской деятельности смысл, а оказался перед им самим же созданной пустотой»), Толстой, Пушкин («наше всё» выдал и первый антиамерикосовский пассаж), Розанов, и опять, и более всех – Достоевский. «…Зарытые в материальных благах; они, может быть, ходили бы по воздуху, пролетали бы чрезвычайные пространства в десять раз скорей, чем теперь по железной дороге, может быть, создали бы химией организмы (Вот и для Аэрофлота-Люфтганзы и для ГМО нашлось у прозорливца место в «Дневнике писателя». – И.Ш.), и говядины хватило бы по три фунта на человека, как мечтают… социалисты… Вот, закричали бы все филантропы, когда человек обеспечен, только теперь он проявит себя! Но вряд ли и на одно поколение людей хватило бы этих восторгов. Люди вдруг увидели бы, что жизни уже более нет у них, нет свободы духа, воли, личности, что кто-то украл всё разом…»
Кто-то скажет, что круг этих ненавистников «прогресса» давно знаком, что они, словно резиденты некоего клуба, постоянно приглашаются на подобные программы со своими известными философскими скетчами. Но вот в книге Тарасова и… внезапно – Вернер Гейзенберг, нобелевец, знаменитый физик, как раз из главных научных моторов критикуемого «прогресса», результат которого он сравнивает с «… непрерывно совершенствуемым кораблём, перегруженным стальными деталями, чей компас указывает лишь на его собственную массу».
А главное, собранный «хор» звучит небанально, оттого, что и не хор это вовсе, а несколько тонко сведённых дуэтов, почти платоновских диалогов. Главный движитель книги: диалог-сквозь-всю-жизнь Чаадаев-Пушкин. Борис Тарасов, автор и составитель ЖЗЛ-овского, дважды издававшегося «Чаадаева» и самого полного, 750-страничного «Чаадаева» издательства «Русский мир», ещё нескольких книг, где на обложке: «непрочитанный Чаадаев, неопознанный Тютчев, неуслышанный Достоевский». Бесспорно, главный исследователь «Философических писем» и их беспокойного автора, он упомянутую галерею «русских вопросов» пополнил, как мне показалась, чтоб ещё раз заставить удивиться, задуматься о той странной паре. Сабуров вспоминает: «Чаадаев первый заставил Пушкина мыслить». Анненков: «он поворотил его на мысль». А ведь в Лицее у Пушкина были более признанные учителя, чем «гусарский поручик (на момент знакомства и вовсе корнет), участник походов 1812–1814гг». Впору ставить царскосельском ушалопаю первый плюс «За похвальное внимание к ветеранам Отечественной войны».
В 1826-м они синхронно возвращаются в Москву: Чаадаев из-за границы, уже говоря по-современному «двинутый» католицизмом с ворохом впечатлений для «Философических писем», а Пушкин из ссылки, с «Борисом Годуновым». Хотя по-прежнему (см. «К Чаадаеву») готовый писать «их имена на обломках самовластья» (так и представляется выцарапанное на стене Зимнего или цоколе Александрийского столпа:»Петя и Саша были тут.1818г»), но полный новых глубоких мыслей. Далее, при всей искренности дружбы, взаимного пиетета они пошли в разных, да что там – противоположных направлениях.
Пушкин заканчивал «Онегина», писал «Капитанскую дочку»… и перечислять глупо, в общем, выплавлял наш «Золотой век». Чаадаев – «Философические письма». С ними он познакомил в числе первых Александра Сергеевича.
«Однако, – пишет Б.Тарасов, – надежды его не оправдались… Чаадаев болезненно переживал невозможность сойтись ближе, посылал другу книги с сопроводительными рассуждениями, просил подсказать какие-нибудь мысли из его поэтического мира, стремясь определить точки расхождения… в нём просыпались былые учительские интонации: у Пушкина не хватает терпения следить за современными событиями…». Пробует внушить Пушкину «одну (предполагается – «главную») мысль». Потом и прямо просит посодействовать публикации «Писем».
Об «одной мысли» Чаадаева надо хоть кратко сказать. Причина всех отличий России от Запада в том, что она христианство взяла из Византии, неправильное… Далее почему-то хочется продолжить от лица какого-нибудь гоголевского персонажа, Манилова, например, или Агафьи Тихоновны: «…если б в России натурально сделался бы вдруг католицизм, то…».
Реалист Пушкин отделался несколькими частными техническими замечаниями и похвалами, но, – пишет Тарасов: «за несколько месяцев до смерти в неотправленном письме Чаадаеву сделал возражения, сходные с теми, что делали в салонах славянофилы».
«В салонах» – не в печати, потому, что век действительно был «золотой» и «люди золотые», и они постеснялись громить беспомощные силлогизмы Чаадаева, после всего обрушившегося на него. «Хомяков готовил громовое опровержение, но узнав (о правительственных мерах. – И.Ш.) отказался… И Баратынский. Не стал публично развивать своих мыслей В.Ф.Одоевский, заметивший в частном письме «Глупая статья Чаадаева, затворяет рот всякому, кто хотел бы вступиться».
Доводы Пушкина, славянофилов убедительны, начиная с первого: сводя всё различие Россия/Запад к православие/католицизм, Чаадаев забывает о всех других факторах, начиная с наследия Римской империи.
В целом можно сказать, село Михайловское оказалось более качественной академией, чем Лондон, Париж, Рим… (перебираю ярлычки на «чемодане Чаадаева» 1826года). А к известной с 8-го класса дарственной надписи Жуковского: «Победителю ученику от побеждённого учителя», можно добавить аналогичную от Чаадаева. «Ученик и учитель поменялись ролями» (Тарасов).
Но ведь громыхнуло же, с выходом «Писем»? – Даа-с, громыхнуло. Тургенев – Вяземскому: «Здесь большие толки о статье Чаадаева, ожидают грозы от вас», В.Одоевский: «Такой трезвон по гостиным, что ужас», С.Карамзина – брату: «Письма Чаадаева в «Телескопе» вызвали негодование и удивление», Надеждин (редактор «Телескопа»): «Нахожусь в большом страхе. Ужас что говорят», А.Никитенко: «Ужасная суматоха в цензуре и литературе». И.Гагарин – Чаадаеву: «Великий немец (философ Шеллинг) вами бредит, ловит везде русских и жадно расспрашивает о вас».
Вспоминая зазубренное миллионами школьников герценовское: «Письмо Чаадаева прозвучало как выстрел в ночи», и обратясь далее к главе «Рыцарь самодержавия НиколайI», можно догадаться и о причине столь громкого эха. Откровенно любуясь фигурой императора, Тарасов выступает вполне справедливым историком, приводя свидетельства «величайшего уважения» со стороны Достоевского, отправленного им на каторгу, но не скрывая и примеров бюрократического безумия, к которому скатился «Николаевский проект». Император с фантастическим терпением изучал всю критику «аналитических записок» декабристов, выделяя рациональное зерно и «конструктивные идеи». Вернул либеральных министров брата: Сперанского, Кочубея. «Славянским Людовиком XIV» назвал его известный де Кюстин. Пушкин – Вяземскому: «Ограничение дворян, подавление чиновников, новые права мещан и крепостных – вот великие предметы». Отчёт министра Уварова о первых десяти годах оптимистичен: «Посреди быстрого падения религиозных и гражданских учреждений Европы, ввиду печальных явлений, окружающих нас, мы…».
Но вышло всё, как… «Подавление» – не чиновников, конечно, а ровно наоборот, выразительно описано Тарасовым. В секретных документах III отделения говорилось: «борода – принадлежность баррикадных героев». Баррикады имелись в виду – гремевшей тогда Французской революции. Министр Перовский разослал по стране «циркуляр о бородах».
Пытаюсь припомнить знаменитую картину Делакруа именно о тех баррикадах. Гаврош с пистолетом, дама с флагом, знаменитая – НЕ бородой. Разве что мужик с ружьём – «баки» едва пробиваются. Из-за этих «баррикадных героев» русским дворянам запретили бороды?!.. Впрочем, не рассмотрели, тех «барриакадных героев» и пасомые царскими жандармами писатели. Помните Велимира Хлебникова? «Свобода приходит нагая! Бросает на сердце цветы…» Детальный же взгляд оставил бы менее вдохновенные, но более точные строки: «Свобода приходит к нам топлес! В формате известных Femen…»
Но вернёмся к «николаевским жандармам».
 |
Для наблюдения за печатными изданиями был создан специальный комитет Бутурлина, задача: отыскивать в текстах – подтекст. Журнал «Европеец» Киреевского закрыли за статью, где, как было вычислено: «под словом просвещение, понималась свобода, «деятельность разума» означала революцию, а «искусно отысканная середина» – конституцию». Боратынский – Киреевскому: «Что делать! Будем мыслить в молчании». Вот и причина того расслышанного Герценом «выстрела в ночи Чаадаева»! Представьте гвалт среднего уровня на площади или в каком-то собрании. И вдруг громовая команда: «Ма-а-алчать!» И обрушившаяся тишина «подставляет» человека… – будем же европейски-политкорректными: вдруг неудачно разрешившего кишечно-газовую проблему. Это впрочем, моя версия, сегодня могут сказать: «не подставил, а помог с рекламой» (вспомним недавнюю «музыкальную группу» = ответ в кроссворде на: «Самая известная на Западе российская группа»).
Поистине гениальное, правда, в другой книге Тарасова, в 750-страничном «Чаадаев» (изд-во «Русский мир») продолжение сей истории. Представьте, 15 лет как император объявил Чаадаева сумасшедшим, но век, повторю, «Золотой», никто не травит философа, не гонит с раутов. И на одном приёме он вдруг встречает Николая, разговаривающего с графом Киселёвым. И что, по-вашему, случилось? Царь, сощурившись, спросил, как гайдаевский Шурик: «А вас уже выпустили из сумасшедшего дома?»… Император Николай, полуобернувшись, громко сказал: «Здравствуй, Чаадаев», легко, спокойно кивнув. Чаадаев, сделал пару шагов назад, а государь продолжал разговор с Киселёвым (верно о каких-то московских делах), будто в доказательство, пару раз указывая рукой говорил: «Да вот, спроси хоть Чаадаева»… Англичане именно непринуждённость ставят вершиной, оценивая стиль королей, аристократов – тут, наверно, их «стилеметры» зашкалили бы.
По-моему, именно в таких сценах – истинное богатство, глубина нашей истории, литературы, без которых они воспринимались бы плоскими лужами. А Чаадаев с годами переменил взгляды, повторил траекторию Достоевского, в миниатюре своего таланта. Написал «Апологию сумасшедшего», признал правильность принятых к нему мер. Но властители дум в эпоху «перестройки» 1860-х годов, Чернышевский с Добролюбовым, готовя издание Чаадаева, выбросили всё это как «верноподданическое». Их «Чаадаев» с «выстрелом в ночи» и царил в наших школьных программах.
Так, а куда, собственно, «движется история»? – вспомним мы заглавие книги. Как и Русь-тройка Гоголю, не даёт история ответа Борису Тарасову, читателям его книги. Только сгущая тяжёлые подозрения: что и весь тот знаменитый список, суть «вопросы риторические». Но читать интересно.
Тарасов Б.Н. Куда движется история? – СПб.: Алетейя, 2013 – 350 с.
Тарасов Б.Н. Чаадаев – М. Русский мир, 2008 – 750 с.
Игорь ШУМЕЙКО
Добавить комментарий