Благодарю тебя, печаль…

№ 2014 / 27, 23.02.2015

Есть клумбы на Земле, на которых растут цветы, предназначенные артистам. Самые недолговечные цветы.
Есть шум, подобный шуму листвы

Есть клумбы на Земле, на которых растут цветы, предназначенные артистам. Самые недолговечные цветы.

Есть шум, подобный шуму листвы, облетающей под ноги артисту. Это – аплодисменты.

Сначала они – цветут, трепещут под ветреным дыханием минутного признания, затем, осыпаясь, мгновенно увядают в опустевшем зале…

Есть путь, на который уходят годы, но высвечивается он в одно короткое мгновение. Это – путь артиста, ступившего на ненадёжные подмостки сцены.

Есть талант, который можно назвать беспокойной совестью, ибо от него зависит выбор пути, выбор желаемой удачи, выбор желаемой славы. А главное – выбор цели и средств для её достижения. Отсюда всё и начинается. Здесь завязывается узел судьбы артиста.

Есть музыка инстинктов. После её грохочущих, бьющих «ниже пояса» звуков и ритмов, многотысячный зал бросается всё крушить и сметать на своём пути – живое и неживое. Такой своеобразный музыкальный атеизм, который, не задумываясь, взорвёт и Храм Христа Спасителя, и устроит сатанинскую оргию беспамятства на могилах предков, на родном пепелище…

Есть музыка, помогающая пищеварению. Под неё хорошо жевать икорочку, балычок, охлаждаемые в разгорячённом чреве запотевшей рюмкой ледяной водочки.

Есть музыка, обращённая к внутреннему человеку, к тому нетленному в нас, что заставляет думать, страдать, смотреть в себя, как в зеркало, освобождаясь от всего искажающего человеческий образ.

Всё это прекрасно знал и чувствовал знакомый и незнакомый нам артист – певец Юрий Березин. Каждый жест которого на сцене был выверен, рассчитан настолько, насколько является внутренним жестом.

Певец, который всегда помнил слова Эдит Пиаф о том, что все артисты Франции работают перед зеркалом… Уж она-то знала, что зеркало – режиссёр, хотя позднее открыла для себя свободу от всякой предварительной прорисовки жеста. Но уроки зеркала – важны, ибо всех, кто мельтешит и суетится, бесстрастная поверхность амальгамы не отражает, фиксируется только сосредоточенность, только мысль…

Популярные телевизионные программы «Утренняя почта», «50 x 50», «До шестнадцати и старше», «Добрый вечер, Москва», телемарафон милосердия в защиту детства, в которых в 80–90-е годы прошлого столетия принимал участие певец, – сделали узнаваемыми лицо и голос Юрия Березина, но не смогли осуществить главный принцип эстрадного закона: сделать расхожим образ артиста, лишить этот образ тайны, недосказанности, обещания… Выступая в одних концертах с В.Кузьминым, Ж.Агузаровой, а позднее – с Аллой Баяновой и другими звёздами, Березин всегда оставался самим собой, зал немедленно чувствовал в нём личность, индивидуальность, покоряющие любую аудиторию.

Конечно, сценический образ певца был колоритен – в его неизменной чёрной шляпе с большими полями и в неизменном длинном то белом, то чёрном плаще, словно сошедший с экрана итальянских фильмов эпохи неореализма. Но его песни-монологи, каждая из которых похожа на щемящую исповедь, обнаруживали в нём иной характер. То был грустный, выпавший из времени, заблудившийся в современности городской Пьеро, – отражённое от железа и бетона двадцатого века эхо песенной души Вертинского, зеркальный осколок Серебряного века, старомодного декаданса. А его одежда – это его занавес, его кулисы, его дом, кров, за которыми легче прятать печаль и одиночество, всегдашнюю неприкаянную бесприютность. Его душа открыта сопереживающим, но не досужим и пресыщенным.

Иногда, правда, Березин появлялся в телевизионных видеоклипах в лихой фуражке дворовых голубятников шестидесятых годов, этакий ностальгический образ минувших десятилетий, минувшей бедности и романтической веры в человеческое братство. Не из той ли поры этот приблатнённый кепарик, когда тепло родительского дома осиротевшему семилетнему Юре Березину (и его младшему брату) в далёком пермском посёлке заменили казённые стены детдома, продуваемые всеми ветрами Северного Урала. Когда после восьмого класса четырнадцатилетнему детдомовцу выдали на руки справку в техникум и чемодан с одной простынёй и с зимним пальто на вырост… За спиною оставался неродной порог, а впереди открывалась ощетинившаяся и оскалившаяся жизнь, в которой нет ни угла, ни единой близкой души. Надо было надеяться только на собственные силы, на собственную веру в себя, да ещё, пожалуй, на откликающееся на чужое горе сострадание добрых людей послевоенного поколения, по своему опыту знающих цену бедности и бесприютности. Вот почему Юрию Березину не надо было имитировать внутренний драматизм, примеряя модный в горбачёвскую пору бутафорский ореол мученичества, пытаясь отметиться в длинной очереди пострадавших от так называемого «тоталитарного» прошлого. Просто его путь с тем давним потрёпанным детдомовским чемоданом в руках всё ещё продолжался, но, к сожалению, уже совсем в иных обстоятельствах, при более жёстких правилах игры, в условиях окончательно испарившегося человеческого братства.

Законы искусства, а уж тем паче законы эстрады суровы и безжалостны, здесь каждый сам буквально зубами держится за жизнь. И никто не должен догадываться, какого труда и терпения стоит эта обворожительная улыбка из-под козырька лихо надвинутой хулиганской фуражки!.. Хотя именно здесь и скрыт ключ к правде искусства, которую всегда отличит зритель от самой роскошной и эффектной фальши. В это безусловно верил Березин, говоря: «Толпа видит, где белое и где чёрное, она всё понимает. И это при том, что общество скатилось в трагедию, не желая думать, а желая лишь потреблять…» Знал Березин и другую истину: «Каждый находит то, что он ищет, мальчик постигает жизнь через «Ласковый май», а кто-то через Пиаф…»

И ещё: «Мне неинтересно им нравиться, мне важно думать вместе с ними…»

Ему близок песенный мир Камбуровой. Он и начинал на большой эстраде с программой «Монологи Пьеро». Он отдавал себе отчёт в том, как далёк от шума и успеха такой выбор. Как писала в своих мемуарах ныне покойная С.Аннапольская, выдающийся редактор самых известных музыкальных передач центрального телевидения 70–80-х: «На репетиции «Песни года» я его увидела и сразу поняла, что это талантливый парень. Юрий Березин невероятно музыкален, у него очень красивые выразительные руки, и каждая песня сделана как законченная драматургическая новелла. Он настоящий русский шансонье. Когда говорят: «Русский шансон», а звучит дворовая музыка, то это никакого отношения к русскому шансону не имеет. Вот Вертинский – это русский шансонье, также русский шансонье Юра Березин. Он не поёт что попало. Я его ещё успела снять в нескольких «Утренних почтах». Сделала клип песни «Три свечи» на слова Геннадия Красникова, которая потом долго звучала по разным программам в печальные дни нашей истории. И ещё я заставила его записать песню «Мальчики» Александра Вертинского – она так современна сегодня и спел Юра её по-своему. В зале «Россия» на одном из военных концертов он её спел, и зрительный зал стоя аплодировал. А потом всё оборвалось – не стало Останкино. И певец Юрий Березин оказался никому не нужен – у него ведь нет «зелёных»… Ещё и потому, что он никогда не изменяет своему нутру. Юра считает, что лучшие песни – это грустные песни…»

Я дружил с Юрием Березиным. Он пел несколько песен на мои стихи, в том числе и упомянутые выше «Три свечи» на музыку Леонида Тимошенко. Поясню, что имела в виду Светлана Ильинична Аннапольская, вспоминая эту нашу песню, с которой мы в прямом смысле попали в историю, хотя и трагическую.

Все знают, что едва ли не анекдотом и знаковым символом времени стало обычное для телевидения той эпохи внезапное появление на экране вне программы балета Чайковского «Лебединое озеро». Что могло означать либо смерть очередного члена Политбюро, либо иное непредвиденное историческое потрясение. Тем самым, видимо, предполагалось, что «умирающая» на сцене лебедь и танец «маленьких лебедей» разделят вместе с нами невосполнимую потерю. Вот и 19 августа 1991 года страна снова вздрогнула, увидев с утра на всех экранах своих телевизоров сучащих стройными ножками под музыку Чайковского танцующих лебедей. Так было ознаменовано начало августовского путча. Балет не кончался целый день, однако в перерывах, на экране в видеоклипе несколько раз появлялся Юра Березин в своей траурной чёрной шляпе и с какой-то крамольной печалью обнадёживал безутешных зрителей: «Да не погаснут эти три свечи…» Пожалуй, это была последняя в нашей жизни минута славы, поскольку в дальнейшем на телевидении рухнувшей страны никто не удостаивал нас подобным вниманием…

Репертуар певца – это биография артиста, это та самая точка опоры, позволяющая перевернуть весь мир. Артистический талант как дорогой бриллиант нуждается в достойной оправе репертуара. С годами репертуар Березина становился всё изысканней, с уклонном в литературный музыкальный театр, в котором звучали песни на стихи Вертинского, Северянина, Гумилёва. Для него писали музыку замечательные современные композиторы – Владимир Матецкий, Борис Емельянов, Виктор Енченко, Леонид Тимошенко… Появлялись диски, были редкие выступления, ради заработка приходилось петь на «корпоративах», где жующая и пьющая публика лениво аплодировала масляными от закусок руками… Утешением становились случавшиеся ночные встречи на радио, где Березин старался выговориться в прямом эфире со своими слушателями, которые любили его уникальный голос и пронзительные песни. Но это не спасало от одиночества и невостребованности, от унизительной бедности, словно вновь возвращающей его в сиротское детство… Эти ночные эфиры Березин обычно заканчивал нашей с ним песней «Чёрный граммофон», в которой особенно любил слова:

Благодарю тебя, печаль,

За то, что с самого начала

Ты шла за мной в любую даль

И никогда не предавала…

Ровно год назад, 23 июня, на светлый Праздник Троицы, Юры Березина не стало. Удивительно, что в тот день с утра он заходил в соседний подъезд к тяжело больному товарищу, который скончался на глазах у Березина. Потрясённый, вернувшись домой, Юра сказал: «Оказывается, так легко умирать…» Это были его последние слова. Ему было неполных 61 год (родился 28 августа)… Урну с прахом Юрия увезли на родину артиста в Пермь, где он был похоронен рядом с его дорогой матушкой, которую он помнил всю жизнь, с его младшим братом, потерю которого оплакивал за год до собственной кончины…

За всё прошедшее время с его ухода я не нашёл ни одного упоминания в прессе или в Интернете о том, что не стало замечательного русского певца Юрия Березина. Не появилось ни одного некролога. Такие времена. Так помним мы добро, свет и печаль, подаренные нам. Хотя на музыкальных форумах в Интернете песни и трогательные отклики о творчестве певца продолжают жить своей жизнью…

Вспоминаю рассказ артиста, как однажды в Таллине, после концерта, в зале с изысканной публикой на сцену Юрию Березину вынесли корзину со ста розами… Тогда-то и подумалось мне невольно: «Есть клумбы на Земле, на которых растут цветы, предназначенные артистам. Самые недолговечные цветы. Есть шум, подобный шуму листвы, облетающий под ноги артисту…» И так далее, и так далее…

Геннадии КРАСНИКОВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.