Реквием

№ 2014 / 39, 23.02.2015

Траурная месса в католичестве. Пожалуй, не было ни одного из великих композиторов-католиков, не вдохновившихся этой трагической темой жизни и смерти.

Траурная месса в католичестве. Пожалуй, не было ни одного из великих композиторов-католиков, не вдохновившихся этой трагической темой жизни и смерти. Не только в филармонии, но и на сценах оперных театров звучат наиболее известные реквиемы: Моцарта, Верди, Листа и других. Но творческая мысль не стоит на месте, время требует нового прочтения, и рядом с классическим филармоническим исполнением появляются реквиемы – балеты и реквиемы – оперы.

В 2003 году мне посчастливилось побывать в Михайловском (Малом оперном, бывшем императорском) театре, где Станислав Гаудасинский представил на суд зрителей действо, названное оперой,– «Реквием» Джузеппе Верди (премьера 2001 г.). Открывается занавес, звучит музыка, и ей в унисон… медленно поднимается в центре сцены огромный крест с распятым Христом. По сцене хористы, одетые в белые балахоны с капюшонами, плавно передвигаются с зажжёнными свечами в руках, олицетворяя волны скорби и памяти усопшему. Это впечатляло. Зал буквально замер. Постановка Гаудасинского, принятая «на ура» зрителями, вызывала зачастую отнюдь не положительную критику, за которой далеко не всегда стояла, с моей точки зрения, именно оценка новаторской идеи. А музыка звучала, и действие продолжалось, достигнув своего апогея в дуэте сопрано и меццо-сопрано Agnus Dei, когда солистки стоят на подиуме в центре сцены, а под ними играет всеми красками цветущий луг, как символ возрождения и воскресения, радости и счастья. Некоторым критикам не понравился финал оперной постановки: на сцену спускаются ангелы и появляется Христос , увитый красной лентой – символ крови, принесённой им жертвы– но… Нет, впечатление от постановки, именно от постановки, осталось потрясающим и сохранилось на долгие годы. Музыка, хор, вокалисты – в Петербурге всегда на высоте.

Одиннадцать лет спустя, в 2012 году мой любимый Мариинский также пришёл к мысли превратить «Реквием» Верди в театрализованную постановку,– концертное исполнение уже не удовлетворяло, по-видимому, руководство всемирно известного театра. Только отблеск имён зарубежных постановщиков впечатлял: режиссёр Даниэле Финци Паска и он же автор концепции совместно с Джулией Хэмлин. Они основали продюсерскую компанию Inlevitas, занимающуюся разработкой и продвижением творческих проектов в области оперы, акробатического театра и кино. Художник-постановщик – парижанин Жан Рабасс, уже дебютировавший на сцене Мариинского театра с «Аидой», художник по костюмам – Джованна Буцци, итальянка, имевшая немалый опыт по созданию костюмов не где-нибудь, а в «Ла Скала». Можно было ожидать космического взлёта творческой фантазии авторов. Я не говорю ни о музыке, ни о вокалистах, ни о великом хоре Мариинского театра – они вне конкурса ныне, присно и во веки веков. Только о постановке.

Неизбежные ангелы, прошествовавшие на сцену и склонившиеся по её углам, ассоциировались у меня с Царевной-Лебедью из «Сказки о царе Салтане», разве что крылья были поменьше. Когда же поднялся занавес, декорация представляла собой врата в потусторонний мир, в центре которых в глубине сцены виднелся шар с мечущимся пламенем внутри. Это впечатляло. Requiem aeternam (Вечный покой). Вечный покой вскоре нарушила маленькая девочка, появившаяся из-за этого огненного шара. Детство. Оправданно. Уже само рождение – это путь к иным мирам.

Вскоре эту девочку в небесно-голубом платьице прикрепляют к трём воздушным шарам, и она висит на стропах над головами хора и солистов, олицетворяя (что?) расцвет жизни? Стремление к божественно-небесному? Или «надувной» реквием, как охарактеризовал его кто-то из критически настроенных зрителей?

Девочке, подхваченной хористами за ножки, удалось-таки благополучно спуститься с небес на землю. А творческая фантазия постановщиков двинулась ещё дальше. И вот уже по сцене стали кататься на велосипедах… ангелы! Из правой кулисы в левую и наоборот!

Захотелось закрыть глаза и не открывать их до момента падения занавеса. Как это бывало в Мариинском театре, к сожалению, не единожды, зарубежные постановщики, увы, привносили на эту великую сцену не дыхание современности, а миазмы масскульта. А критика… На сей раз она была весьма и весьма благодушно настроена. Мариинский всё-таки! Что позволено Зевсу, не дозволяется быку? Или за одиннадцать лет после постановки С. Гаудасинского либеральная толерантность проникла и в умы критиков?

Но вернёмся к «Реквиему», на сей раз реквиему-балету. Ещё в 1991 году Борис Эйфман поставил балет на музыку Вольфганга Амадея Моцарта. Спустя более, чем два десятилетия балетмейстер возвращается к этой теме в в год двойного юбилея – 70-летия полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады и 125-летия Анны Андреевны Ахматовой, автора поэмы «Реквием» (1963 г.). На базе этих двух величайших произведений он создаёт новый двухактный балет, считая, что события поэмы Ахматовой связаны не только с репрессиями, но и с блокадой: первый акт на музыку Дмитрия Шостаковича, второй – на музыку В.А. Моцарта. В преддверии премьеры он сказал журналистам, что коллективу творцов удалось найти пластическое решение двух произведений, хотя музыка Шостаковича, будучи камерной, казалось бы, не «приспособлена» для балета.

Мне не удалось побывать на январской премьере, но в августе труппа Бориса Эйфмана вернулась с гастролей и вот… Первый акт, трагическая музыка Шостаковича, на сцене плохо одетые в валенках, согбенные женщины одна за другой волокут санки с трупами родных и детей… Прямо-таки воспроизведение графики Валентина Попова-Катарсина, хотя время у Ахматовой другое – время репрессий.

А затем, чёрная стена во всю высоту сцены – Это было, когда улыбался Только мёртвый, спокойствию рад. И ненужным привеском качался Возле тюрем своих Ленинград. –

и медленно текущая бесконечная очередь убитых горем женщин в заветную дверь, за которой крошечное окошечко, и руки с надеждой протягивающие передачи.

Непреходящая боль ахматовской поэмы… «Крику женщин, на чью долю выпали страшные испытания в поэме Ахматовой, вторят стоны тысяч несчастных матерей и жён. Эта симфония скорби не перестаёт звучать во мне. Священная боль не утихает», – так напишет Борис Эйфман о своём видении спектакля во вкладке к программке.

Стена разрезается зигзагообразной молнией:

Сын на кресте. Боль матери. Тюрьма. Надсмотрщики. Всё перепуталось навек, И мне не разобрать Теперь, кто зверь, кто человек, И долго ль казни ждать.

А жизнь продолжается, физкультурный парад – светлое олицетворение предвоенного времени. Заключённые. Гибель одного за другим. Площадь, усыпанная истлевшей одеждой заключённых. Играют дети. Маленькая девочка, тот же образ, что и в «Реквиеме в Мариинском театре, поднимает головной убор одного из них, с недоумением рассматривает его, подходит к рампе, в полном молчании вопросительно смотрит в зал…

Овация! Конец первого акта. Думаю, что слова уже не нужны, молчание красноречивее.

Второй акт на музыку Моцарта – это балет в классическом стиле. «По прошествии времени детали стираются, остаётся тема человека, который проходит через испытания, но дух не сломлен и победа духа над слабостью тела – это и есть идея спектакля», – так охарактеризовал Эйфман своё видение последней постановки «Реквиема».

Но, снова цитируя постановщика,– «… сколько неувядающих прикосновений счастья, любви!.. И погребальная песнь сливается с моцартовским гимном жизни».

В заключение назову имена исполнителей этого балетного шедевра в том составе, который я имела счастье видеть. Мать – Анжела Прохорова, Сын – Эльдар Янгиров, Жена ( и Женщина во 2-м акте) – Любовь Андреева, Муж – Игорь Субботин, Семья – Дмитрий Савинов, Игорь Поляков, Полина Горбунова, Юноша – Евгений Гриб, Мужчина – Олег Габышев, Старик – Олег Марков. Декорации С. Пастуха и З. Марголина. Постановка и свет – Бориса Эйфмана.

Два реквиема, три постановки и бессмертная музыка…

Надо память до конца убить, Надо, чтоб душа окаменела, Надо снова научиться жить.

Татьяна ЛЕСТЕВА
г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Сентябрь 2014 г.