Без политической жилки

№ 2014 / 52, 23.02.2015

С книгой поэта Орловского пришлось мне непросто и долго пожить. Вроде и невелика с виду, и называется легко – даже банально.

С книгой поэта Орловского пришлось мне непросто и долго пожить. Вроде и невелика с виду, и называется легко – даже банально. А всё же понять-то её, прочесть напролёт, как рекомендовали анонсы, не выходило. Вообще, на мой взгляд, есть системная ошибка (её и классики допускают) в публикации стихов и прозы под одной обложкой, и уж тем более в шахматном порядке. Вот новинка Михаила Андреева рядом – думал, только проза, но оказалось – нет. Новинки? Да нет – скорее, the best. Новый смысл именно в такой последовательности?.. Вот и гадай с этими поэтами. Всё же когда стихов подавляюще больше, то проза, как комментарии в довесок – ещё имеет право на существование. А вот если паритет – то плохо. Неразбериха. Внимание и «настройки» современного читателя – хрупкое и неверное явление, по сути. Ищешь годы, теряешь в секунды.

Андрей ОРЛОВСКИЙ
Андрей ОРЛОВСКИЙ

Пишут анонсирующие, и сам пишет Андрей – мол, устал от разъездов-концертов, прям сил нет, а ещё «сетевая деятельность»… Самоубийственное словосочетание. Простительное при отсутствии собственного авторского скепсиса – может, в том и Искренность… Но сплошь и рядом этакое «фи», обращённое к равным. Даже не читая книги, возникнет сочувствие – устал поэт (была такая брошюрка «Бренер устал», правда, название оправдывали недвусмысленные фото – от чего устал). И возникает вопрос «Так сколько же вам лет, дитя моё?». «Ах, много, сударь, много, – твердит каждая страница, – целых двадцать»… И такая усталая, угловатая спина вглядывающегося в железнодорожную даль – ну, никак не двадцать. Может, сорок, как мне скоро? Курить надо бросать, Анджей…

«Окаянные дни» любимая книга – это многое объясняет, почти как курево. В сущности, сказав это, можно уже не претендовать на авторский драйв интонации. Бунина можно за разное любить или не любить (мне-то ближе вторая позиция) – но вот за это?.. За наполненный ядом и ненавистью к соотечественникам дневник элитного беглеца, которого вообще-то за шкирку вытащил в гении пролетарский писатель Горький? Ну, понятно – родная Одесса, но ведь и она разная, мне-то милей – с ненавистно для Бунина горящими глазами красного энтузиаста на грузовике, – Одесса, из «Зелёного фургона». Кому из нас 20? И та Бунина убогая радость «стабильности» при виде зарубежного эсминца на горизонте – хороша ли, поэт усталого образа? Уж если начистоту?

Вот и Орловскый (хочется уж в такт тут произнести фамилию дворянско) что-то ничего, кроме скорбей не предлагает, даже в разных жанрах. Есть удачные стихи, вполне, но не более. Всё это, меж верлибром и редкой рифмой, наскучило и Воденникову, и «Вавилону» уже в начале нулевых. Если желчность Бунина имела политический драйв, то тут вместо вполне по уровню занятости подходящей пролетарской сознательности (работал грузчиком, дни напролёт не ел – ну и?) – мелкобуржуазное брюзжанье. Причём ещё и провинциальное, и вовсе не потому что одесское. У нас и в Москве полно такой недалёкости – при талантливости, при способностях описательных, но… Но этого давно мало. Измазать страницу кровью из носа, правдой из любви, чернилами из чужой чернильницы – неплохо в сплошной прозе. А для игры в шахматы тут маловато контрастов и вариантов. Дождливо-готическая любовь в «недоромане» (опять кокетство!) – неплоха, но где, чёрт возьми, подробности? Лакуны чугунны. Где цвет волос готической поклонницы Кафки, тело где? Синяки есть – тела нет. Комната гудела – ну, дело. Но и всё? Недопроза. И зачем тогда Генри Миллера поминать?

Исторический перекос в сторону субъективности сыграл с литераторами рубежа наших веков гадкую шуточку. Они все решили, что необходимо и достаточно явить себя. Но тогда, извините, будьте до упора субъективны: «всем рассказать немедля надо – кто ты, зачем и почему». И тут без историзма и преемственности (пусть и критической) идей – никуда, безъязыко. Не видите в упор СССР (не видите созданной для вас красоты) – ну, так и вас не увидят, паблики не в счёт, это иллюзия литературы, лиterraтура какая-то кривоскулая и корявоногая. Бессмысленно убеждать нюансами, что стихи одного невидимки чем-то отличны от прочих – текст это не рок-музыка. Если уж разок привлёк внимание лимфой, кровью, то вторая песня о том же не слушается. Вот вроде лёгкая и по цвету и по дизайну книга, а тяжела. По прошествии летне-осеннего проживания с нею – понял, в чём дело.

Костюм поэта старит, лирический герой – давно такой старик, что и 20-летнего (23 сейчас) обрекает на маету повторных хождений по давно пройденным ровно век назад кругам. В ней можно проявить и талант, и оригинальность, и даже покажется, что гранж сей мил. Но груз старческого пиджака эдакий скажется – это всё то же «дневное окаянство». И нет главного – нет политической жилки понимания современности, пульсирующей в виске. Толстым фактом Быков и тощим тире Воденников зачем-то на выступлении есть, а жилки нет. И без неё все традиционные удачи метафор, рифм и полурифм – лишь повод для жалости. Нет, не убогой, а эротизированной, востребованной поэтами женской жалости. Напускные печали и позы задумчивости без главной, общественной, Постэпохальной пульсации – кимвал звенящий. Так в лотереях и бывает – ждёшь за сетевую и «обналичивающую себя» деятельность звания писателя, а получаешь утешительный приз-интрижку. Впрочем, как писал классик именно этого поколения-направления Е.Лесин (не в стихах, в передовице) – даже на демонстрациях и революциях выигрывает тот, кто оттуда уводит бабу…

Вы из Одессы? Здрасьте – а слабо вам написать поэму про сожжение «колорадов» в Доме профсоюзов? Конечно, слабо – ведь для вас, как и постановила перестройка, нацизм и коммунизм через запятую. Всех гонят у тоталитаризьму («голосуй или проиграешь») – бла-бла-общих-мест-политкорректности социального Регресса, который и привёл к очаговой победе фашизма на Украине. Увы, можно и одной фразой «на понимание» так обесценить всю поэзию, что никакой пирамидки не получится (ведь имелся в виду айсберг, а его функционал в перевёртывании).

Хилое, диетическое идёт за нами, новреалистами, поколение – причём, не возраст его определяет. Безполюсная эстетика с убогим идеалом абстрактной, безыдейной красивости. Вот есть в Днепропетровске заметные поэты Бельский и Макс Бородин, но время в их текстах – всё ещё «вавилонское», политически кастрированное, безыдейное. Салонам и кафешкам поздно читать – надо нового читателя воспитывать, «Болотного», площадного. Литкафешки а ля «Расея которую потеряли», это в 90-х модно было – но тут рифмой «быдло». И Бунин не спасает, ведь ему отвечает не Симонов, а бунинский, современный как бы наследник – и не иронично-иносказательное, а стыдноватое «не могу знать». Всё, господарики, хороним лирического Пьеро и Бродского-булгактера, рождаем трибунного поэта-хронометра! Подберите кровавые сопли, Андрей, девушки разлюбят.

Дмитрий ЧЁРНЫЙ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.