СТРАШНАЯ ПРАВДА О ДЕТЕКТИВЕ

№ 2006 / 17, 23.02.2015

Некоторое время назад «Литературная Россия» опубликовала несколько материалов о проблемах детективной литературы. Писатель Виктор Пронин с пристрастием допросил Леонида Словина и Льва Гурского, и они дали признательные показания – о чём пишут, зачем, на что надеются и на что надеяться уже перестали. Их чистосердечные признания и легли в основу опубликованных материалов. Виктор Пронин не остановился на достигнутом и встретился с начальником отдела мужского детектива издательства «ЭКСМО» Сергеем Александровичем Рубисом. Его показания позволили взглянуть на проблемы детектива с совершенно неожиданной стороны. Одно дело сидеть в ресторане и, наслаждаясь роскошным залом, вкушать диковинные яства, и совсем другое – пройтись на кухню, окунуться в пар, жар, копоть, взглянуть, как эти яства возникают из чего-то сырого, кровавого, непривлекательного…
Итак, приглашаем на кухню, дорогие читатели!

Виктор ПРОНИН: Сергей Александрович, мы знакомы достаточно давно, исполнилось десять лет моего безоблачного сотрудничества с «ЭКСМО», и я подумал, а почему бы нам не отметить эту скромную дату откровенным разговором о нашем общем деле… Но сразу обещаю – в конце разговора раскрою страшную правду о детективе.
Сергей РУБИС: Согласен, Виктор Алексеевич! Вперёд и с песней!
– Известно, что сегодня издательство «ЭКСМО» одно из самых значительных в России. Широкая тематика, прекрасное полиграфическое исполнение, громадные тиражи книг – всё только подтверждает этот вывод. Скажите, Сергей, а если все эти мои восторженные слова перевести на язык цифр… Я слышал, что у вас ежедневно выходит не менее десяти книг… Неужели это правда?
– Нет, Виктор, это неправда. Это половина правды. В месяц у нас выходит около пятисот наименований книг. А если учитывать допечатки, повторы, то эту цифру можно увеличить вдвое. Но сразу скажу – сюда входят все жанры – художественная литература, классика, фантастика, загадки психологии, науки, истории и так далее.
– Но поскольку сегодняшний у нас с вами жанр – детектив, скажите, сколько среди всего этого изобилия детективной литературы, какой процент она составляет?
– Если навскидку… Процентов тридцать-сорок. Но опять же вопрос требует уточнения… Сюда входит и криминальная литература, остросюжетная, армейско-спецназовская, отражающая войны в Афганистане, Чечне, перевороты на Украине, в Средней Азии, напряжёнка в Абхазии и Осетии… Все эти книги входят в те тридцать-сорок процентов, которые я упомянул.
– А что касается чистых детективов?
– Где-то вы, Виктор, утверждали, что детективов сейчас никто не пишет. Полностью согласен. Это сложный жанр, но не в смысле таящихся в нём загадок – далеко не каждый писатель способен написать хороший детектив, даже талантливый писатель. Повторяю – это особый жанр. И книг, которые даже с натяжкой можно назвать детективами, у нас не более пяти процентов.
– Кто же они, эти люди, эти авторы?
– Могу назвать нескольких… Это известный вам Пронин Виктор Алексеевич, его сборник рассказов «Ловушка для убийцы» – детективы чистой воды. И, помнится, мы не один раз их издавали. Меня, кстати, удивляет нерасторопность киношников, сериал получился бы совершенно необыкновенный. Кто ещё… Александра Маринина, у неё другое, но тоже детектив. Некоторые проявления детектива можно обнаружить у Дарьи Донцовой. Но, думаю, что читателя в её книгах привлекает другая составляющая – юмор, лёгкость повествования, женская логика поступков.
– Сергей, уж коли мы заговорили о Донцовой… Мне известно, что такое писательская популярность, – в середине девяностых не было прилавка, на котором нельзя было бы увидеть десять-двадцать моих книг. Прекрасные были времена! Но, как выразился один критик, женская волна как цунами в Индийской океане смела с прилавков детективы мужчин и установила матриархат. Ведь от книг Донцовой прогибаются все прилавки на бескрайних российских просторах! Как это понимать, как такое возможно?
– Как видите, возможно. Дарья Донцова – уникальный человек. Она пишет небольшие по объёму романы, но она пишет их по восемь, девять, десять в год. А мы издаём их все стартовым тиражом в двести пятьдесят – триста тысяч каждый. И они раскупаются.
– В чём её тайна? В чём секрет такой бешеной популярности? У меня такое ощущение, что ни критики, ни писатели, ни сами читатели на этот вопрос ответить не смогут. Одни её отвергают с порога, другие выражаются по-всякому, а большинство просто дышит её произведениями, как дышат воздухом, – сами того не замечая. По-моему, ответ может быть только у издателя.
– Спасибо, конечно, за доверие, но… попробую ответить. Не кажется ли вам, Виктор, что вы своими суровыми детективами середины девяностых годов сами подтолкнули читателя к поискам чтения более мягкого, тёплого, ироничного? У Донцовой нет крови, насилия, истязаний…
– Да и у меня этого добра не так уж много!
– Не надо заблуждаться… Ирония у вас есть, но и всего остального тоже достаточно. И ещё одно обстоятельство… Более восьмидесяти процентов читателей – женщины.
– Согласен… Мужчины зарабатывают деньги, пьют водку, болеют на стадионах, читают газеты…
– Вот-вот! А женщины читают Донцову. Они её понимают, они ей верят, они хотят услышать от неё нечто доверительное, чего им никогда не скажет мужчина, какие бы хорошие книги он ни писал. И как бы плохо или хорошо при этом ни писали женщины. Они пробились к читателю, вернее, к читательницам. Пробейтесь вы, мужчины.
– Мне кажется, есть некие ножницы в понимании литературы… У мужчин постоянно наблюдается некий соблазн сопоставлять свои произведения с вершинами – а вот Достоевский говаривал, а вот Толстой предостерегал… Женщины мыслят прагматичнее – они пишут так, как пишется, и получается легко, непосредственно, искренне… Без надсадности и желания во что бы то ни стало пристроиться где-нибудь возле щиколотки Льва Николаевича.
– Виктор, я выражусь проще… Женщины лучше знают, чего от них хочет читатель. Вот и всё. Они не стремятся поколебать основы, они просто хотят нравиться. Это по-женски, и они в этом искренни. И это правильно, это разумно, это нравственно, в конце концов.
– И с коммерческой точки зрения тоже?
– Естественно. Иначе мы не смогли бы существовать. Но сводить всё к купле-продаже я бы тоже не стал. У нас достаточно жёсткий отбор, система оценок и рецензирования, жёсткая тиражная политика. Да за всем этим стоит читательский спрос. И этот спрос достаточно требователен и своенравен. И не надо думать, что читатель съест всё, что ему подсунешь, – была бы красотка на обложке, кровища на стенах и Джеймс Бонд с пистолетом. К нам пробиться не так уж просто, и сколько бы ни было трупов, постельных сцен, истязаний, изнасилований… Для нас это скорее отрицательные факторы в романе, нежели положительные.
– Где-то я уже рассказывал историю о том, как один очень известный писатель из советских времён решил было, профессионал, блин! написать нечто детективное.
– Скажу сразу – он не смог.
– Да, не получилось. Но интересен вывод, к которому он пришёл, – видимо, маловато трупов, надо бы добавить.
– Добавил?
– Вдвое!
– Результат?
– Не взяли.
– Речь о нашем издательстве?
– Да.
– Вопросы есть?
– Сергей, в своё время я тоже занимался издательской деятельностью, в начале девяностых годов. Мы продержались до середины девяностых, могли бы работать и дальше. Нас подкосил человеческий фактор.
– Конфликт внутри издательства? Знакомая ситуация. Побеждают единомышленники.
– Я бы мог и сейчас заняться издательской деятельностью, но при одном условии – у меня нет системы реализации.
– Виктор, вы мне напоминаете Архимеда. Это он, помнится, сказал – дайте мне точку опоры, и я переверну мир. Реализация – это точка опоры не только в издательском деле.
– В связи с этим, Сергей, вопрос – реклама? Обложка в журнале? Телепередача? Встреча с автором в книжном магазине?
– Всё, что вы перечислили, это случайные акции, их результат примерно нулевой. Должна быть не просто реклама, а рекламная политика. Вы перечислили акции прямой рекламы – телевидение, растяжки над дорогами, раздача листовок у метро. Есть ещё такой приём – популяризация автора. Можно, к примеру, поинтересоваться его мнением о мисс Вселенной, о том же цунами в Индийском океане, об очередном заседании Думы – читатель даже не догадывается, читая обо всём этом, что попал в сети рекламной кампании. Для оптовых покупателей мы устраиваем витражи с книгами на наших складах, в офисах, выпускаем плакаты, календари, опять же книжные ярмарки…. И так далее. Так вот, результат будет только в том случае, если задействовать все эти виды рекламы. Читателю может показаться странным одно обстоятельство – рекламируется автор и без того достаточно известный, но именно реклама такого автора оказывается результативной, окупаемой, поскольку читатель по простоте душевной имеет обыкновение реагировать именно на знакомое имя… А раскручивать совершенно нового автора с его новым, даже прекрасным, но единственным романом… просто нет никакого смысла.
– А если говорить о Пронине… В качестве примера…
– Ну, Пронин, вообще-то говоря, не нуждается ни в какой рекламе, зачем она вам…
– Спасибо, конечно, на добром слове, но…
– Виктор, назовём вещи своими именами… Когда речь идёт о всеохватной рекламе, то имеется в виду новый роман известного автора. По разным причинам, о некоторых из них я знаю, вы нам новый роман давно не предлагали, уже, наверное, скоро будет год… Хотя обещаете…
– Роман готов.
– На стол его! Ждём с нетерпением! Но растяжек над дорогами не будет. Нет надобности. Тот тираж, который, исходя из здравого смысла, мы можем вам предложить, в рекламе действительно не нуждается. Ваш роман и без того разойдётся за месяц, хотя другие лежат годами. У вас есть свой читатель, который вас ни на кого не променяет. И у Акунина есть свой читатель. У него, я называю условные цифры, читателей, допустим, в сто раз больше, чем у вас. При том, что ваш роман, допустим, может быть в сто раз лучше акунинского. Но вы с тиражом в триста тысяч экземпляров зависнете. А Акунин худо-бедно эту гору книг переварит. Вернее, его читатели.
– Это печально.
– Для кого?
– Конечно, для меня.
– Виктор, мы не создаём шедевров. У меня такое чувство, что и писатели шедевров не создают. Их создаёт общественное мнение, и часто это происходит, как ни прискорбно, уже после смерти писателя.
– Недавно мне довелось участвовать в разговоре, который проходил под общим тезисом «Почему издатели не любят хорошей литературы». Мнения высказывались разные, довольно неожиданные, звучали даже наивные предложения помочь издателям разобраться, где литература хорошая, где средненькая, а какую вообще печатать противопоказано. Однако от некоторых рекомендаций издатели решили отказаться, поскольку не удалось прийти к единому мнению – какую литературу считать хорошей. Есть Сорокин со странными своими устремлениями, есть Распутин, есть Акунин… Все добились известности, у всех выходят книги, у всех берут интервью, о каждом можно найти статьи в прессе… Что бы вы, Сергей, сказали, если бы пришлось участвовать в этом разговоре?
– Для начала я бы удивился постановке вопроса, вернее, почему этот вопрос адресован издателям. Вопрос надо поставить иначе – почему основная масса читателей не любит хорошую литературу? Посмотрите на сегодняшние книжные прилавки, посмотрите на стенды издательств во время книжных ярмарок! В потрясающем исполнении изданы книги, за которыми двадцать лет назад люди ночами простаивали в очередях, жгли костры, чтобы согреться, устраивали переклички, безжалостно вычёркивая из списков всех, кто отлучился, заснул, побежал на минутку домой выпить чашку чаю… Представлены книги, за которые двадцать лет назад читатели готовы были отдать зарплату, машину, а то и квартиру! Они, правда, изданы очень малыми тиражами, но они лежат, за ними не выстраиваются очереди. Почему?
– В самом деле, почему?
– У меня есть ответ… Книги эти расхватывали во времена так называемого «застоя». Страна была как бы в спячке, не было событий, не о чем было говорить. И создавалась так называемая хорошая литература. Сейчас люди устали от событий, от реформ, переворотов, войн и заказных убийств… И потянулась душа к чему-то лёгкому, спокойному, умиротворяющему. Ещё одно – при больших тиражах мы имеем возможность выставлять небольшую, вполне доступную цену. Это важный момент. Что делать, нынешний читатель в массе своей предпочитает Донцову и Маринину. За что боролись, на то и напоролись. Назовите мне хорошего, современного, злободневного писателя, который бы был востребован…
– Александр Проханов.
– А с Прохановым всё в порядке. Он пишет, издаётся, получает премии, частенько выступает по телевидению. Я слышал злопыхателей, которые называют его литературу заказной… Я так не думаю, это их проблемы, злопыхательские. Пусть их.
– Кстати, о заказной литературе. Она существует?
– Конечно, и прекрасно себя чувствует. Я понимаю, заказывать писателю, мастеру слова, властителю дум человеческих… Звучит вроде бы не слишком хорошо. Но есть много хороших, честных писателей, которые охотно идут на такую форму сотрудничества. И вовсе не в силу рабской натуры… Некоторым нужен толчок, они до сих пор не могут сориентироваться в окружающей действительности и попросту не знают, куда направить свой талант. Другим нужна уверенность, что их труд будет опубликован и оплачен, третьим нужно внимание, они хиреют без общественного внимания, привыкли за советские времена и сейчас чувствуют себя осиротевшими…
– Значит, заказы случаются?
– Что значит случаются! Это обычная практика… Если затевается какая-то серия, мы находим авторов, которые работают в этом направлении, часто оказывается, что у них уже есть что-то готовое. В январе мы запустили афганскую серию, нашли участников той войны, если вещь недотянута, мы подключаем опытного редактора…
– В писательских разговорах постоянно возникает некая стыдливая тема… Дескать, что же вы хотите, если под именем некоторых авторов работают целые бригады, куда же нам, дескать, со скромными своими потугами поспеть за ними… Я понимаю, что помимо прочего в этих разговорах звучит поиск самооправдания, мол, так каждый может классиком стать… Для издательства эта тема открыта, закрыта?
– У нас нет закрытых тем. Создаём ли мы бригады? Да. И не у нас в России придумана такая практика. Это нормальный литературный процесс. Хочу пояснить… Далеко не всех читателей интересует философия Толстого, психологизм Достоевского, стилистика Платонова… Большинство открывает книгу для того, чтобы что-то узнать. Тайна смерти Сталина, личная жизнь Мадонны, похождения Распутина и так далее. Тот же Беслан, атомная программа Ирана, летающие тарелки на дне Средиземного моря… И если несколько человек в короткое время соберут нужную информацию, грамотно её изложат, и мы через два месяца положим на прилавок книгу… Что же в этом плохого? Да, эта книга не войдёт в историю литературы. Но в историю страны она может войти. Есть люди, которые за два месяца могут сделать роман в десять печатных листов. Та же Донцова…
– Я тоже могу. Но только один. И на спор.
– Не сомневаюсь. Другим требуется год. Леонид Леонов писал свою «Пирамиду» сорок лет. Не знаю, соответствует ли результат таким усилиям, но как факт можно вспомнить. Не хочу бросать камень в классика, но у той же Донцовой читателей в сотни раз больше, чем у Леонова. А о тиражах вообще говорить не буду.
– Кто у вас сейчас чемпион по тиражам?
– Как это в анекдоте… Вы будете смеяться, но опять же Донцова. Последний её роман в мягкой обложке вышел тиражом четыреста двадцать тысяч экземпляров.
– О качестве говорить не будем?
– Почему, охотно. Мне кажется, у нас в России развит некий литературный максимализм. Написал человек стихи – его тут же сравнивают с Пушкиным и разочарованно разводят руками. Написал роман – поминают Толстого, Достоевского… Это неправильно. Неграмотно. В конце концов и Пушкин, и Толстой выросли на некой литературной почве. Прошу прощения, но хочется сказать круче – они выросли на некоем литературном навозе. Литературная почва должна быть удобрена, ухожена, полита.
– Ну хорошо, Сергей… Романы, сериалы, тиражи… Всё это прекрасно, востребовано читателем и им же оплачено. А вот рассказ, маленький такой, совершенно невинный жанр, который прославил Чехова, О’Генри, Казакова, не говоря уже об Эдгаре По, Конан Дойле… Он умер? Он совершенно неинтересен издательству?
– Грешно вам такое говорить, Виктор Алексеевич. Сборник ваших детективных рассказов мы сегодня уже поминали… В «ЭКСМО» он вышел не один и не два раза. Да и сейчас вы у нас в планах, как вам известно…
– Прошу прощения… Это я так, вообще… Чтобы разговор поддержать…
– Если вообще, то рассказ сейчас мы не может издавать приличными тиражами. Не востребован, как ни печально это звучит. Читатель хочет получить жизненную историю, достаточно продолжительную, достаточно поучительную. В читатели пришли за последние пятнадцать лет совершенно новые слои населения, они сформировались на переворотах, развале страны, на криминальном беспределе, и они хотят понять, что происходит в жизни, в стране, в мире. Рассказ сможет написать далеко не каждый, кому легко даются романы, это жанр для хорошего, профессионального писателя. Нынешние наши авторы частенько из сюжета для рассказа делают объёмистый роман. Это приходится признать – читатель привык употреблять разжиженную прозу.
– Другими словами, рассказ – это спирт, а роман – разбавленное сухое вино?
– В первом приближении, в нашем необязательном разговоре и с надеждой на то, что эта фраза будет вычеркнута редактором… Так сказать можно. Да, рассказ – это как бы вспышка, яркая, но кратковременная. Наверно, все издательства, или осторожно скажем, почти все, отдают предпочтение роману. И при этом не могу удержаться от признания – как бы ни был хорош роман того или иного писателя, если этот роман у него единственный, мы не сможем с этим автором строить серьёзные долговременные отношения. Одинокая книга нового автора, простите, нам неинтересна. Она попросту утонет в книжном море. Что происходит довольно часто. Посоветовать таким авторам можно только одно – работайте. Приносите вторую рукопись, пятую, десятую.
– А если книга потрясающе хороша?
– Мы её издадим. Хорошие книги на дороге не валяются. Но успеха она иметь не будет. Утонет.
– Сергей, а если вспомнить зарубежные издательства… Они покупают ваши книги?
– Единицы. И если издают, то тиражами совершенно мизерными, просто фиксируют факт издания. На Западе наши детективы, как бы они ни были хороши, никому не интересны. Наши криминальные заморочки их не то чтобы не волнуют, а даже не забавляют.
– А вам не кажется забавным такой факт – в Латвии издали двенадцать томов моих детективов на латышском языке.
– Поздравляю! Это действительно забавно. Видимо, сыграл авторитет издательства «ЭКСМО».
– Не иначе! Скажите, Сергей, а есть какой-то практический смысл в этих знаменитых, тех же Франкфуртских международных книжных ярмарках? Я побывал на нескольких, и сложилось впечатление, что собираются давно знакомые люди поболтать, выпить пивка, подписать уже заготовленные договоры и разъехаться… Это действительно так?
– Почти. Компьютерная связь позволяет вести переговоры в течение всего года, позволяет показать материалы, конечную продукцию, познакомить с авторами и так далее. Но книга – это такой продукт, который надо подержать в руках, полистать, даже понюхать…
– Да, это так, я до сих пор помню запах советских подписных изданий!
– Ну вот видите… Поэтому ярмарки – это хорошо, можно сказать, что они незаменимы, но у нас в России проблемы в другом… В городах с населением сто тысяч человек и меньше нет книжных магазинов. Представляете? Есть казино, игорные дома, притоны на любой вкус и возраст, салоны всевозможных услуг… А книжных магазинов нет.
– Как же там обходятся без книг?
– Телевизор смотрят. Это я уж от отчаяния упомянул телевизор… Покупают, конечно, книги. В поездках, в поездах, забредают лотошники и так далее. Конечно, в таких случаях книги покупают случайные, часто ненужные, которые потом даже не открывают.
– Самая знаменитая серия последних лет – это, по-моему, ваша «Чёрная кошка»? Как она поживает этой весной?
– Намекаете на мартовских котов? Жива наша «кошка» – это всё, что я могу о ней сказать. На рынке она уже двенадцать лет – не каждая настоящая кошка столько проживёт. Вышло около четырёхсот книг в этой серии.
– Однажды в Великом Устюге я встретил человека, который, кажется, собрал всех «Чёрных кошек», которые у вас вышли.
– На Страстном бульваре надо в асфальт бронзовую звезду вмуровать с его именем! А у вас, Виктор Алексеевич, сколько вышло наших «кошек»?
– Десятка полтора, думаю, наберётся.
– Неплохой показатель, хотя и далеко не рекордный. Но жизнь продолжается – вы обещали новый роман?
– Готов роман, готов. А вы, Сергей, обещали открыть страшную правду о российском детективе. Есть такая?
– Тайна есть, но страшной она может показаться только страстным любителям этого жанра. Если в предыдущее десятилетие издатели готовы были называть детективами всё что угодно, от путешествий по Амазонке до списка любовников Эдит Пиаф, то теперь, о ужас! Настоящие, прекрасно написанные детективы мы называем как угодно, но не детективами. Даже современной прозой называем, но не детективом. Для читателя это слово – признак чего-то недостойного, низкопробного и, простите, скучного. Это слово сегодня затёрто и обесценено.
– Неужели навсегда?!
– Выживем, Виктор Алексеевич, пробьёмся!