ТРИ БУТЫЛКИ КОНЬЯКА В ДЕНЬ, ИЛИ СТРАСТИ ПО МИХАИЛУ ШОЛОХОВУ

№ 2015 / 24, 03.07.2015

1. Первое выдвижение на Нобелевскую премию

 

Вскоре после смерти Сталина живший в Крыму писатель Сергеев-Ценский получил от Шведской академии предложение выдвинуть кого-либо из литераторов на соискание Нобелевской премии.

Многим показалось странным, почему шведы обратились именно к Сергееву-Ценскому. Этого писателя не знал не то что Запад, он и в нашей-то стране был малоизвестен. Его эпопея «Преображение России» никакой популярности не имела, о ней иногда дискутировали разве что в узких кругах почвенников. Похоже, шведов прельстило другое – научное звание (Сергеев-Ценский был действительным членом Академии наук СССР), а в послевоенном мире академические титулы поначалу очень ценились. Так вот, выбор советского академика пал на Шолохова.

Шведы на предложение Сергеева-Ценского отреагировали лишь в начале весны 1954 года. 6 марта они сообщили:

«Уважаемый господин Сергеев-Ценский,

Нобелевский Комитет Шведской Академии с интересом принял Ваше предложение присудить Нобелевскую премию М.А. Шолохову.

Так как предложения должны поступать к нам не позднее 1-го февраля, Ваше предложение дошло до нас слишком поздно, чтобы быть обсуждаемым за нынешний год.

Однако, Шолохов будет выдвинут в качестве кандидата на Нобелевскую премию за 1955 год.

Выражая благодарность Комитета за Ваше предложение, прошу принять уверения в нашем совершенном почтении.

Стокгольм

6 марта 1954 г.

Секретарь Комитета

/подпись неразборчива/»

(РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 486, л. 68).

Эта информация тут же стала известна партийному руководству. Постарался ставшийся за генерального секретаря Союза писателей Алексей Сурков. 20 марта 1954 года Сурков доложил:

«ЦК КПСС

товарищу СУСЛОВУ М.A.

Сегодня родственница академика Сергеева-Ценского передала нам по телефону полученный на имя Сергеева-Ценского ответ Нобелевского комитета на предложение о присуждении Нобелевской премии М.А. Шолохову.

Посылаю запись этого текста Вам для сведения»

(РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 486, л. 67).

Суслов передал сообщение Суркова заведующему отделом науки и культуры ЦК КПСС А.Румянцеву. Но, похоже, Румянцев к тому времени уже порядком устал от Шолохова. Пока одни восторгались гениальными страницами «Тихого Дона», он не успевал разбирать жалобы о частых загулах классика. А тут ещё началась подготовка ко второму съезду советских писателей.

Добавлю, что кроме Шолохова из русских писателей в 1954 году на Нобелевскую премию номинировались также Борис Зайцев и Марк Алданов. А получил премию Хемингуэй.

 

2. Жалобы на пьяные загулы

 

Дата второго съезда советских писателей несколько раз переносилась. Наконец Президиум ЦК КПСС согласовал последний срок: середина декабря 1954 года. В преддверии этого события Румянцев вместе с коллегами по отделу науки и культуры ЦК П.Тарасовым и В.Ивановым представил секретарю ЦК Петру Поспелову подробную записку о положении дел в Союзе писателей. В этом документе партийные функционеры особенно отметили:

«Многих писателей и широкие читательские круги волнует судьба некоторых крупных художников слова, таких как М.Шолохов, который систематически пьёт, серьёзно подорвал своё здоровье и долгое время не создаёт новых произведений. Писатели высказывают мнение о том, что на Шолохова может воздействовать только ЦК КПСС, ибо Союз советских писателей в этом отношении бессилен»

(РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 196, л. 37).

24

Поспелов на всякий случай разослал записку отдела науки и культуры всем членам Президиума и секретарям ЦК КПСС. Но на пассажи о пьянствах Шолохова никто не отреагировал. Более того, Шолохов получил приглашение на встречу с руководителями партии, которую Хрущёв решил провести за два дня до открытия съезда писателей – 13 декабря 1954 года. По мнению другого участника встречи писателей с первыми лицами страны – Александра Твардовского (который, кстати, тоже обвинялся в записке Румянцева в систематическом пьянстве), классик повёл себя, мягко говоря, некрасиво. «Жаль Шолохова, – отметил 14 декабря 1954 года в своём дневнике Твардовский. – Он выступал постыдно, каким-то отголоском проработок космополитов звучали его напоминания Эренбургу о том, что тот писал в 21 г. и издал в Риге, что тот принижает русских людей и, наоборот, возвеличивает евреев. Ах, не тебе, не тебе, Михаил Александрович, говорить эти слова. И хриплый, задушевный голос, местами заглохавший, срывавшийся совсем – голос, относительно происхождения хрипоты которого не могло быть ни у кого сомнений». Однако другие писатели отнеслись к оценкам Шолохова иначе.

 

3. Выпады Шолохова на втором

писательском съезде против либералов

 

На самом писательском съезде Шолохов ещё больше заострил важные для него проблемы. Он серьёзной критике подверг, в частности, Константина Симонова, «Литературную газету» и её редактора Бориса Рюрикова, существовавшую практику присуждения Сталинских премий и предложил вернуть в Союз писателей на руководящую должность Дмитрия Поликарпова, убранного из Союза Георгием Маленковым ещё в 1946 году за предвзятость к Вере Пановой, Вере Инбер и некоторым другим литераторам.

Симонов и Рюриков потом попытались часть обвинений в свой адрес отмести. Докладывая в ЦК о ходе работы писательского съезда, завотделом науки и культуры ЦК Румянцев сообщил:

«В заключительном слове Б.Рюриков соглашается с замечаниями большинства выступавших по его докладу и принимает упрёки, адресованные «Литературной газете» в том, что она допускала ошибки в освещении литературной жизни. Б.Рюриков отвергает содержавшиеся в выступлении Шолохова личные выпады по его адресу, а также необоснованную критику «Литературной газеты». Он говорит о необходимости покончить с пережитками групповщины и мобилизовать все творческие силы на решение важнейших задач литературы.

К.Симонов в заключительном слове признал правильной критику его доклада за недостаточное освещение литератур областей РСФСР, а также отчасти литератур братских республик. Полемизируя с М.Шолоховым, он заявил, что извлечёт для себя всё ценное даже из этого, огорчившего его своей предвзятостью выступления» (РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 486, лл. 259–260).

21

Попробовал возразить Шолохову и Константин Федин, которым партийное руководство собиралось укрепить писательское руководство. Он заявил на съезде:

«Слов нет, практику премий надо основательно пересмотреть, – да она уже практически пересматривается; с протежированием следует бороться; групповщине необходимо положить конец (аплодисменты).

Но, на мой взгляд, эти вопросы нельзя делать центральными, когда говоришь о насущнейшем деле всей советской литературы. (Бурные аплодисменты.)

Поставленный Шолоховым главный вопрос остался в его речи без ответа. Зато у многих создалось впечатление, что мешающая работе Союза писателей и жизни литературы групповщина превращена теперь в дубину, которой устрашающе размахивает даже выдающийся и общепризнанный русский советский писатель. После речи Шолохова мы будем бояться собираться в одной комнате больше двух писателей вместе. (Смех, аплодисменты.) Будем бояться, что на съезде с нами начнут разговаривать таким языком, каким говорил Шолохов с Симоновым. Это какой-то особый язык. Может быть не тот, о своём незнании которого заметил Шолохов в сомнительной реплике по адресу Эренбурга, но однако и не тот, на котором говорят и хотели бы дальше говорить советские писатели (аплодисменты).

Испуг перед групповщиной, с которой мы серьёзно решили покончить в своей среде, может привести только к тому, что и дружественная солидарность Шолохова с Овечкиным покажется всем нам не чем иным, как проявлением групповщины (аплодисменты).

Конечно, не этого хотели вы, Михаил Александрович, и мне только остаётся пожалеть, что вы не исполнили того, что обещали съезду в начале своей речи» (РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 487, л. 48).

Однако в целом съезд готов был поддержать не Симонова, а Шолохова. Это очень не понравилось секретарям ЦК партии Суслову и Поспелову. Они ведь сразу поняли, что Шолохов метил не только в Симонова или Рюрикова, но и в них. Ведь кто держал Рюрикова в «Литгазете»? Разве не Суслов с Поспеловым? Кто летом 1954 года во второй раз посадил Симонова в кресло редактора журнала «Новый мир»? Опять-таки – Суслов и Поспелов. Потом Суслов через своё окружение попросил Фёдора Гладкова, который известен был своим непримиримым отношением к Шолохову, дать на съезде отпор классику.

Гладков с удовольствием взялся за это поручение и рьяно заклеймил своего коллегу. Но его затем самого чуть не затерроризировали. Ему потом пришлось жаловаться в ЦК. 28 декабря 1954 года Гладков писал:

«ЗАВЕДУЩЕМУ ОТДЕЛОМ КУЛЬТУРЫ

тов. РУМЯНЦЕВУ А.М

Поздней ночью на 28 декабря писатель Бубеннов М. позвонил мне по телефону и грубо бросил мне фразу, что я возглавляю борьбу космополитов против русских писателей, что русские писатели не простят мне выступления на съезде против Шолохова. Я не придал бы значения выходке Бубеннова (кстати, пьяного), но перед этим звонил неизвестный человек с таким же черносотенным (антисемитским) наскоком. Очень прошу обратить внимание на этот симптоматический факт» (РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 486, л. 263).

 

4. Почему власть хотела речь Шолохова замолчать?          

 

Посоветовавшись с Сусловым, Поспелов предложил речь Шолохова замолчать. Но этот манёвр у него не прошёл. Не увидев текста выступления классика в «Литгазете», группа литераторов направила анонимную жалобу Хрущёву. Недовольные сочинители писали:

«Дорогой Никита Сергеевич!

Неужели же никто из Вас, наших вождей, не выступит на писательском съезде и съезд так и останется съездом лицемерия и замалчивания? Ведь ни одного самокритичного выступления! Давно потерявшие способность к творчеству, развращённые невероятными гонорарами, пропившиеся, погрязшие в протухшем болоте мещанского жизненного благополучия, вырастившие кучу негодяев, плесень в качестве своих детей, эти представители замкнутой касты бывших «инженеров» человеческой души произносят бюрократически благополучные доклады и ни в одном нет ни звука тревоги, а нужен набат. Овечкин и Шолохов сказали правду. На них поспешили плюнуть, а речь Шолохова даже не поместили в печати. Куда это годится?

Поезжайте в Переделкино. Вы поседеете, увидев быт этих мещан. Решайте коренным образом вопросы гонорара, иначе терпеть больше нельзя. Да заодно проверьте и художников. Там один проходимец (и в искусстве, и в партии и вообще в советском обществе) Герасимов (президент) чего стоит. Мы 30 лет жили во лжи. Дайте народу правду, которая умерла вместе с Владимиром Ильичом. Такая память о Вас будет куда долговечней, чем уродливые монументы.

Ваши друзья»

(РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 198, л. 123).

22

Удивительно, но анонимке был дан ход. Хрущёв распорядился разослать её всем членам Президиума ЦК КПСС. В архиве сохранился экземпляр, присланный А.И. Микояну. Этот деятель оставил на письме следующую пометку: «ЦК КПСС. Я за то, чтобы речь т. Шолохова поместить в газете так же, как и речи других ораторов-писателей. А.Микоян. 25/XII». И уже 27 декабря отвечавший в Кремле за канцелярию Президиума ЦК КПСС В.Микоян приложил к анонимке короткую справку: «Речь т. Шолохова опубликована в «Литературной газете», № 159 от 26 декабря 1954 г.».

Но страсти на этом не успокоились. 4 января 1955 года председатель Комитета госбезопасности СССР И.Серов доложил в ЦК:

«Отрицательное впечатление произвело на некоторых иностранных писателей выступление писателя М.Шолохова. По мнению Жоржи Амаду, это выступление может быть использовано иностранной прессой для тенденциозного освещения работы» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 198, л. 133).

 

5. Окружён чёрт знает кем

 

Меж тем приближалось 50-летие Шолохова. Проигнорировать этот юбилей было никак невозможно. Но и очень возвеличивать писателя партаппарат не хотел. Функционеры попытались найти золотую середину. Что из этого вышло, рассказал в своих дневниках литературовед и бывший завсектором художественной литературы ЦК ВКП(б) Валерий Кирпотин, который ещё в 1940 году заявил в Союзе писателей: «Шолохов – писатель советский, писатель социализма… «Тихий Дон» – это самый совершенный эпический роман. Кирпотин сообщил:

«Елизар Мальцев о юбилее Шолохова:

– Многим писателям не прислали билетов. Оказывается, не только я не получил, но даже Сёмушкин, Горбачёв. Даже друг Бубеннов не получил. Позвонил Шолохову. Тот выматерился и прислал ему билет из своих.

Юбилей был многолюден. Много внимания, много высоких слов. В своей речи Шолохов опять лягнул Симонова. Сказал нескромную и непонятную фразу о том, что писатели его не любят. Талант огромен, а обязанности перед своим талантом не выполняет: пьёт, окружён чёрт знает кем» (В.Кирпотин. Ровесник железного века. М., 2006. С. 585).

 

6. Новый рекорд писателя:

 три бутылки коньяка в день

 

Сразу после своего юбилея Шолохов вновь по-чёрному запил. Состояние его здоровья стало вызывать серьёзное опасение. 3 сентября 1955 года и.о. начальника Четвёртого управления Министерства здравоохранения СССР П.Приданников отослал заместителю заведующего отделом науки и культуры ЦК П.Тарасову медицинское заключение. В этом заключении говорилось:

«Тов. Шолохов М.А., 1905 г. рождения, страдает хроническим алкоголизмом. Пьёт много (две-три бутылки коньяка в сутки) и запоем. Особенно злоупотребляет алкоголем в последние несколько лет.

На почве хронической алкогольной интоксикации у тов. Шолохова М.А. развиваются цирроз печени, кардиосклероз, общий атеросклероз и гипертоническая болезнь.

Обычные увещевания и попытки заставить тов. Шолохова М.А. провести необходимое лечение успеха не имели.

Тов. Шолохов М.А. нуждается в принудительном лечении в специальном лечебном учреждении. Дальнейшее злоупотребление алкоголем приведёт к необратимым последствиям и гибели больного»

(РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 535,л. 113).

Это заключение попало к заместителю заведующего отделом науки и культуры ЦК П.Тарасову. Партаппаратчик оставил на документе помету: «Хранить 1 год». Но кто-то решил, что такие бумаги следует хранить вечно.

6 сентября 1955 года вопрос о классике был вынесен на рассмотрение секретариата ЦК КПСС. В постановлении было сказано:

«1. В связи с медицинским заключением Четвёртого управления Министерства здравоохранения СССР о серьёзном ухудшении состояния здоровья т. Шолохова М.А., признать необходимым проведение лечения т. Шолохова М.А.

Предложить Министерству здравоохранения СССР обеспечить надлежащее лечение т. Шолохова.

2. Обязать т. Шолохова М.А., как члена партии, строго выполнять режим, установленный для него на период курса лечения» (РГАНИ, ф. 4, оп. 9, д. 336, л. 12).

Подписал постановление секретарь ЦК Михаил Суслов.

Однако Шолохов отнёсся к указаниям ЦК, скажем так, без пиетета. Он продолжил жить так, как считал нужным. Устав от его выходок, завотделом культуры ЦК Дмитрий Поликарпов (тот самый, возвращения которого в Союз писателей Шолохов потребовал от властей на втором писательском съезде) 13 декабря 1956 года доложил в ЦК КПСС:

23

«В сентябре 1955 года Секретариат ЦК КПСС поручил 4-му Управлению Министерства здравоохранения СССР организовать лечение т. Шолохова М.А., поместив его с этой целью в больницу, а также обязал т. Шолохова выполнять все предписания врачей.

Это решение не было выполнено. В течение месяца, когда т. Шолохов находился в больнице, никаких средств и мер противоалкогольного лечения применено не было. В результате, буквально на следующий день после выхода из больницы, он оказался в состоянии тяжёлого запоя. За время, прошедшее с тех пор, положение ещё более ухудшилось. Приступы болезни становятся всё более тяжёлыми, а периоды трезвого состояния всё более кратковременными. Здоровье писателя катастрофически разрушается и он теряет всякую способность к творческой деятельности.

В настоящее время он находится в состоянии тяжёлого запоя, скандалит, оскорбляет близких, носит с собой оружие.

Прошу ЦК КПСС обязать начальника 4-го Управления Министерства здравоохранения СССР т. Маркова А.М. организовать в принудительном порядке лечение т. Шолохова М.А.» (РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 14, л. 149).

На этой записке Поликарпова сохранилась помета: «Тов. Суслов ознакомился. 19.XII.56. В.Чернуха».

 

7. Вторая попытка выдвижения на Нобелевскую премию

 

Весной 1958 года стало известно о том, что в Нобелевском комитете началось очередное обсуждение соискателей на премию. Остававшийся в Союзе писателей на хозяйстве Константин Симонов 31 марта 1958 года поспешил доложить в ЦК КПСС:

«Секретариат Правления Союза писателей получил из отдела Скандинавских стран МИД СССР сообщение, что в Шведском ПЕН-клубе недавно обсуждался вопрос о кандидатах на Нобелевскую премию по литературе. В числе кандидатов назывались следующие писатели: Михаил Шолохов, Борис Пастернак, Эзра Паунд (США) и Альберто Моравиа (Италия). Поскольку писатели Швеции высказываются в пользу М.А. Шолохова, но с настроениями писателей далеко не всегда считаются, один из доброжелательно настроенных к нам шведских писателей Эрик Асклунд высказал в беседе с советской делегацией (тт. Марков Г.М. и Топер П.М.) мнение о целесообразности освещения в нашей печати деятельности М.Шолохова и его популярности в Скандинавских странах, считая, что это может оказать желательное влияние на решение вопроса о Нобелевской премии по литературе.

Просим указаний ЦК КПСС»

(РГАНИ, ф. 11, оп. 1, д. 242, л. 124).

Получение записки Симонова совпало с возвращением из поездки по Швеции другого секретаря Союза советских писателей – Георгия Маркова, который подтвердил начало очередной дискуссии вокруг обсуждения соискателей на Нобелевскую премию. Это очень встревожило партаппарат. 5 апреля 1958 года руководители отдела культуры ЦК КПСС доложили:

«Как стало известно из сообщения секретаря Союза писателей СССР т. Маркова Г.М., вернувшегося из поездки в Швецию, и из других источников, в настоящее время среди шведской интеллигенции и в печати настойчиво пропагандируется творчество Б.Пастернака в связи с опубликованием в Италии и Франции его клеветнического романа «Доктор Живаго». Имеются сведения, что определённые элементы будут выдвигать этот роман на Нобелевскую премию, имея в виду использовать его в антисоветских целях. Нобелевская премия за лучшие произведения в области литературы и искусства ежегодно присуждается Стокгольмской Академией по представлению отдельных деятелей – депутатов парламента, членов Нобелевского комитета, лауреатов Нобелевских премий и др.

Прогрессивные круги стоят за выдвижение на Нобелевскую премию тов. М.Шолохова. Имеется настоятельная необходимость подчеркнуть положительное отношение советской общественности к творчеству Шолохова и дать в то же время понять шведским кругам наше отношение к Пастернаку и его роману.

Отдел культуры ЦК КПСС считал бы целесообразным:

1. Поручить газетам «Правда», «Известия», «Литературная газета», а также журналу «Новое время» опубликовать материалы, посвящённые значению творчества и общественной деятельности М.А. Шолохова. Можно было бы, в частности, использовать окончание писателем второго тома «Поднятой целины», недавнее избрание его в состав Верховного Совета СССР и его пребывание в настоящее время в Чехословакии.

2. Поручить советскому посольству в Швеции через близких к нам деятелей культуры дать понять шведской общественности, что Пастернак, как литератор, не пользуется признанием у советских писателей и прогрессивных литераторов других стран. Выдвижение Пастернака на Нобелевскую премию было бы воспринято как недоброжелательный акт по отношению к советской общественности. Вместе с тем следует подчеркнуть положительное значение деятельности Шолохова как писателя и как общественного деятеля, используя, в частности, его прошлогоднюю поездку в Скандинавию.

Проект телеграммы посольству СССР в Швеции прилагается.

Зав. Отделом культуры ЦК КПСС Д.Поликарпов

Зам. зав. Отделом Б.Рюриков»

(РГАНИ, ф. 11, оп. 1, д. 242, л. 122).

Уже через два дня, 7 апреля записку отдела культуры ЦК рассмотрела Комиссия ЦК КПСС по вопросам идеологии, культуры и международных партийных связей, которую возглавлял Суслов. Эта Комиссия утвердила текст телеграммы нашему послу в Швеции. В телеграмме говорилось:

«СТОКГОЛЬМ

СОВПОСОЛ

Имеются сведения о намерениях известных кругов выдвинуть на Нобелевскую премию Пастернака.

Было бы желательным через близких к нам деятелей культуры дать понять шведской общественности, что в Советском Союзе высоко оценили бы присуждение Нобелевской премии Шолохову. При этом следует подчеркнуть положительное значение деятельности Шолохова как выдающегося писателя и общественного деятеля, используя, в частности, его прошлогоднюю поездку в Скандинавию.

Важно также дать понять, что Пастернак, как литератор, на пользуется признанием у советских писателей и прогрессивных литераторов других стран. Выдвижение Пастернака на Нобелевскую премию было бы воспринято как недоброжелательный акт по отношению к советской общественности» (РГАНИ, ф. 11, оп. 1, д. 7, л. 67).

Однако работа нашего посольства со шведской общественностью желательных результатов не принесла. В октябре 1958 года стало ясно, что Нобелевский комитет склоняется к поддержке кандидатуры Пастернака, а не Шолохова. Правда, наши идеологи до последнего надеялись, что однозначной поддержки Пастернак в Швеции всё-таки не получит. Прорабатывая разные сценарии, завотделом культуры ЦК Дмитрий Поликарпов и завотделом пропаганды и агитации ЦК по союзным республикам Леонид Ильичёв 21 октября 1958 года доложил своему руководству:

«3.     В кругах представителей зарубежной прессы высказывались также предположения, что Нобелевская премия может быть разделена между Пастернаком и т. Шолоховым. Если т. Шолохову М.А. будет присуждена Нобелевская премия за этот год наряду с Пастернаком, было бы целесообразно, чтобы в знак протеста т. Шолохов демонстративно отказался от неё и заявил в печати о своём нежелании быть лауреатом премии, присуждение которой используется в антисоветских целях. Такое выступление т. Шолохова представляется тем более необходимым, если премия будет разделена между ним и Пастернаком» (РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 61, л. 53).

Но никаких демонстраций не потребовалось. Премию присудили Пастернаку.

 

8. Шум по поводу интервью французам

 

Спустя полгода Шолохов, оказавшись в Париже, в интервью французской газете «Франс суар» заявил, что коллективное руководство Союза писателей потеряло хладнокровие.

«Надо было, – подчеркнул он, опубликовать книгу Пастернака «Доктор Живаго» в Советском Союзе вместо того, чтобы запрещать её. Надо было, чтобы Пастернаку нанесли поражение его читатели, вместо того, чтобы выносить его на обсуждение. Если бы действовали таким образом, наши читатели, которые являются очень требовательными, уже забыли бы о нём. Что касается меня, то я считаю, что творчество Пастернака в целом лишено какого-либо значения, если не считать его переводов, которые являются блестящими. (Пастернак перевёл Гёте, Шекспира и произведения крупных английских поэтов.) Что касается книги «Доктор Живаго», рукопись которой я читал в Москве, то это бесформенное произведение, аморфная масса, не заслуживающая названия романа» (РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 93, лл. 28–29).

В Москве это интервью Шолохова наделало много шума. Перевод статьи из «Франс суар» тут же доставили почти всем секретарям ЦК. Завотделом культуры ЦК Поликарпов 23 апреля 1959 года поспешил представить в Комиссию ЦК по идеологии записку. Он писал:

«Считал бы необходимым в связи с этим поручить советскому послу во Франции проверить достоверность сообщения «Франс суар» и, если такое интервью имело место, обратить внимание М.Шолохова на недопустимость подобных заявлений, противоречащих нашим интересам. Если сообщение газеты ложное, рекомендовать тов. Шолохову опровергнуть его публично» (РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 93, л. 26).

Потом Суслов дважды заставлял свой аппарат переписывать проект телеграммы с указанием для нашего посла во Франции Виноградова. Посол должен был лично выяснить у Шолохова, что он говорил корреспондентам о Пастернаке. Но пока текст телеграммы правился и согласовывался, Шолохов успел добраться до Англии. И в конечном счёте Суслов, уставший от всех писательских разборок, махнул на писателя рукой. Правда, через год ему, видимо, в качестве компенсации за неполученную Нобелевскую премию вручили нашу – Ленинскую – премию.

Вновь вопрос о возможном выдвижении Шолохова на Нобелевскую премию возник в начале 1962 года. Оргсекретарь Союза писателей СССР Константин Воронков даже в связи с этим 27 февраля 1962 года затребовал указаний от ЦК, что ему делать (РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 141, л. 37). Но и в 1962 году всё окончилось безрезультатно. Нобелевскую премию наш классик получил лишь в 1965 году.

 

9. В чьих глазах Шолохов вырос и в чьих – упал

 

Потом, как известно, началась эпопея за публикацию новых глав романа Шолохова «Они сражались за Родину». Из мемуаров бывшего заместителя заведующего отделом культуры ЦК КПСС Альберта Беляева известно, что в 1969 году в текст классика против воли автора, но с одобрения секретарей ЦК Демичева и Суслова тогда влез другой партийный функционер – Юрий Мелентьев, сопровождавший Шолохова в 1965 году в Стокгольм на приём по случаю вручения писателю Нобелевской премии. Новые главы вызвали в писательских кругах разные мнения. 1 апреля 1969 года завотделом культуры ЦК Василий Шауро доложил:

«ЦК КПСС

Публикация новых глав романа М.А.Шолохова «Они сражались за Родину» в газете «Правда» вызвала оживлённый обмен мнениями в писательской среде. Творчество Шолохова всегда было предметом пристального внимания как со стороны массового читателя, так и со стороны его коллег – профессиональных писателей. Последняя публикация не является исключением.

В литературной среде существуют разные мнения в связи с новыми главами романа «Они сражались за Родину».

Такие писатели как С.В. Михалков, А.В. Калинин, А.В. Софронов, И.Ф. Стаднюк, Я.Шведов и др. положительно оценивают новые главы, считая что и в художественном отношении и по существу поднятых проблем они идут в русле творчества Шолохова, позволяют читателю более правильно оценить сложную обстановку предвоенных лет, с нужной диалектичностью ставят вопрос о роли и месте И.В. Сталина в истории страны, доказывают, что для советского писателя действительно нет запретных тем при правильном подходе к их решению.

А.В. Калинин ещё до публикации глав обнародовал своё мнение в газете «Известия». Он дал им высокую оценку как с точки зрения художественной, так и идейно-политической. А.Калинин считает, что публикация в «Правде» лишила каких-либо оснований различные домыслы и спекуляции вокруг имени Шолохова.

А.В. Софронов считает, что такому большому художнику, каким является Шолохов, нельзя пройти мимо трагических страниц нашей истории, но освещает он их с партийных позиций.

При общей положительной оценке С.В. Михалков считает, что в ряде мест проскальзывает несвойственная Шолохову публицистичность, скороговорность.

Среди отзывов о публикациях Шолохова особняком стоит мнение В.Каверина, он рассматривает их как акт мужества со стороны М.А. Шолохова, который, якобы, вопреки запрету сумел утвердить тему несправедливых репрессий: «Шолохов вырос в моих глазах, т.к. сумел получить в высших инстанциях санкцию на эту публикацию в высшем же органе печати».

А.Б. Чаковский считает, что прежнее мастерство автора «Тихого Дона» проглядывает лишь в некоторых эпизодах, что сцена рыбалки производит впечатление искусственной затяжки, что ряд положений, связанных с темой культа носят следы явной модернизации (например, всё, что касается имени Берия).

Вместе с тем Чаковский высказался в том смысле, что публикация новых глав «Они сражались за Родину» не сыграет роль катализатора в так называемой «лагерной теме», т.к. её постановка и решение не дают для этого особых оснований.

Критически оценивают новые главы писатели К.А. Федин, Г.М. Марков, С.В. Сартаков, В.М. Кожевников, А.А. Сурков.

Так, К.А. Федин считает, что у романа «Они сражались за Родину» не было начала. Вполне естественно, что автор попытался вернуться к предвоенному времени. Но органического слияния с ранее написанным не получилось.

Монолог генерала о культе, по мнению К.А. Федина, не добавляет к этой теме ничего нового. «Шолохов сказал при этом всё, что говорилось до него и не лучше». Федин считает опубликованные отрывки слабыми и с точки зрения мастерства.

Г.М. Марков во многом разделяет точку зрения Федина, добавляя, что публикация новых глав Шолохова в «Правде» не способствует улучшению общей ситуации в писательской среде, что если обстоятельства и вынудили нас печатать эти главы, то лучше было бы опубликовать их не в «Правде», а в каком-либо другом органе.

С.В. Сартаков имеет претензии к опубликованному Шолоховым как с точки зрения мастерства, так и в том смысле, что такому маститому писателю следовало бы найти свой подход к теме злоупотреблений властью и избежать художественного дубляжа.

А.А. Сурков отрицательно отозвался о новых главах Шолохова. Он, в частности, недоволен языком героев. Балагурство генерала в семье брата он относит к неоправданному привнесению качеств деда Щукаря в серьёзный и трагический образ.

Докладывается в порядке информации» (РГАНИ, ф. 5, оп. 61, д. 82, лл. 122–123).

 

10. Неугодные властям трактовки

 

Власть очень хотела, чтобы Шолохов продолжил писать в том ключе, который устраивал прежде всего её. А художник не желал следовать чьим-либо установкам. Он считал, что вправе действовать без каких-либо указаний, сам. Конечно, партийную верхушку эта самостоятельность классика сильно раздражала.

Кроме того, власть была заинтересована в том, чтобы все сочинения Шолохова трактовали только с партийных позиций. Другие мнения не приветствовались. Когда в 1980 году ростовский литературовед К.И. Прийма предложил своё толкование третьей книги «Тихого Дона», случился скандал: против публикации статьи этого учёного выступил Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Заместитель директора этого учреждения П.Родионов сообщил в ЦК:

«В основе статьи лежит неверный тезис о том, будто главной причиной колебаний трудового казачества Дона в 1917–1920 гг. явились ошибки органов Советской власти, допущенные весной 1919 г. при вступлении Красной Армии в пределы Донской области. С такой трактовкой столь важного политического вопроса нельзя согласиться, ибо она противоречит действительным фактам истории гражданской войны. Как известно, колебания донского трудового казачества начались задолго до весны 1919 г., точнее – с момента победы Октябрьской революции. Об этом свидетельствуют такие контрреволюционные движения на Дону, как калединщина и красновщина, происходившие в 1917–1918 гг. В них было втянуто большинство трудового казачества и именно это придало гражданской войне на Дону (да и не только на Дону) ожесточённый и затяжной характер.

Конечно, допущенные ошибки органов Советской власти (чрезмерное увлечение репрессиями и другие) усугубили колебания. И хотя ЦК РКП(б) принял срочные меры по их исправлению, они были использованы контрреволюционными верхами казачества для разжигания среди казачества антисоветских настроений. Однако основная причина колебаний была не в этом, а в социально-экономических и политических условиях Донской области. ЦК РКП(б) в «Тезисах о работе на Дону», опубликованных в «Известиях ЦК РКП(б)» 30 сентября 1919 г., так определял эти условия: «Донская область характеризуется крайне слабой промышленностью, малой дифференцированностью и политической отсталостью трудовых масс казачества. В то время, как имущие контрреволюционные верхи казачества и тесно примыкающее к ним станичное кулачество отличаются чрезвычайным классовым упорством и первые подняли знамя восстания против рабочей революции, сплотив под этим знаменем многочисленные буржуазно-помещичьи элементы других частей страны, трудовое казачество до последнего времени оставалось связанным тисками казачьей сословности и предрассудков общности интересов всего казачества».

Далее в тезисах подчёркивалось, что даже порывая с Красновым и Деникиным, которые открыто продают казачество иноземному капитализму за сохранение своих классовых привилегий, трудовые казаки продолжали колебаться в выборе окончательной линии, нередко становились средой распространения жёлтой противокоммунистической агитации и в своих действиях метались между восстанием против Деникина и предательскими ударами в спину Красной Армии. «Страдая от суровой борьбы угнетённых масс с контрреволюцией, широкие средние слои казачества нередко видели причину этой борьбы не в классовом гнёте, а в политике Советской власти и Коммунистической партии. Колеблющиеся казаки-середняки, даже враждебные Деникину, всё ещё продолжают нередко питать иллюзии насчёт возможности разрешить свою тяжбу с донской контрреволюцией посредством демократического Всеказачьего круга и «всеказачьих» Советов, этой донской пародии Учредительного собрания, без боя, без жертв».

Как видим, характеристика колебаний трудового казачества Дона, данная в тезисах ЦК РКП(б), принципиально отличается от той, которая имеет место в статье К.И. Приймы.  Автор статьи не дал анализа третьей книги «Тихого Дона» под этим углом зрения и, следовательно, не объяснил трудностей прохождения этой книги в печать, целиком представив их как результат травли М.А. Шолохова со стороны редколлегии журнала «Октябрь» и руководства РАПП» (РГАНИ, ф. 5, оп. 77, лл. 96–98).

Партия до последнего хотела трактовать Шолохова только так, как было ей выгодно. А писатель ни в какие рамки не укладывался.

 Вячеслав ОГРЫЗКО

 

Один комментарий на «“ТРИ БУТЫЛКИ КОНЬЯКА В ДЕНЬ, ИЛИ СТРАСТИ ПО МИХАИЛУ ШОЛОХОВУ”»

  1. очень интересно, спасибо за большой кропотливый труд. Вы изменили некоторые мои упрошенные представления.
    Да, было что то от гадюшника в писательской среде, впрочем ничего чисто советского или российского в етом нет, так и в других странах, особенно в творческих кругах. Спасибо.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.