ВСТРЯСКА

№ 2014 / 11, 23.02.2015

 

Всё происходящее мною воспринималось в каком-то отупелом оцепенении, не знаю, как у других. Наша батарея встала прямо напротив этого кишлака, скопища глиняных коробок с торчащими кое-где деревьями. Кишлак находился неподалёку от города Газни, центром провинции со старинной цитаделью, тощей речкой, гробницей знаменитого средневекового поэта Санайи и минаретами двенадцатого века. Поблизости ещё одна батарея была приведена в готовность. Также позиции заняли танки. Кишлак был как на ладони. Двумя днями ранее здесь погибли трое солдат из нашего полка, выполнявших вместе с подразделением боевое задание. И теперь артиллеристы и танкисты явились для возмездия.

Приказ был отдан, и начался обстрел кишлака прямой наводкой. Глиняная пыль поднималась к небу. Бедняцкие лачуги превращались в кучи глиняных обломков. И это делали мы, солдаты рабоче-крестьянской армии. Да, ребят из рабочих и крестьянских семей у нас было большинство. Наши деды знали вкус земли, знали крестьянский труд. Ну и кое-кому из нас тоже довелось уже поработать и на земле, и за станком. А сюда мы пришли вызволять дехкан — крестьян — и рабочих мелких предприятий, дорожных работяг, каменотёсов, учителей из беды, в которой они оказались по причине враждебных происков недобитых басмачей, богатеев и заокеанских воротил. Мы и пришли добить басмачей и обеспечить мир труженикам Афганистана.

А вот громили сталью и свинцом глиняные дома и стены вокруг садов, совсем не похожие на дворцы или горные цитадели банд. Как это получилось? Что за фантасмагория?

Таков абсурд войны.

Война никогда не бывает чистой и гуманной. И победителей надо встречать плачем, учил Лао Цзы.

В тот день у Газни я не думал всего этого. На меня нашло отупение. Выполнял свою работу, и всё. Из орудийных номеров меня уже перевели, я стал топогеодезистом, но и с картой здесь нечего было делать, и комбат приказал мне тянуть связь с командным пунктом. Потом по этому телефону и был получен приказ открыть огонь.

Мы проучили этих дехкан, жителей глиняной деревни, разгромили всё и колонной вернулись в полк чистить орудия, писать письма, ужинать. В себя я пришёл позже. Явилась простая мысль о том, что это была карательная акция. Но разве мы каратели? В те времена этот термин обычно применяли к идеологическим и историческим врагам. И не верилось, что так обыденно и мы стали карателями.

А именно это и произошло. Но в условиях боевых действий термин этот ещё не обрёл всей своей уничижительной силы. Психическое поле войны нейтрализует всякие мудрые изречения и житейские соображения, ну, вроде того, например, что если бы твою деревню так-то «наказали», где бы ты оказался после этого? на чьей стороне? и что же это за собратья по классу, таким-то манером помогающие?

Ещё сильнейший заряд это воспоминание получило с годами. И если бы только оно одно. И разряд уже встряхнул с настоящей силой.

Все эти соображения пришли этой ночью во время бессонницы. Да, бессонница — удел граждан страны, собравшейся снова воевать. И это ещё не самое худшее, как зарница — ещё только тихая весть грозы и бури.

В эти дни встряхнуло многих. Многие граждане с изумлением поняли, что они безъязыкие. Депутаты, радио, телекомпании, чиновники говорили совсем не то. Все рвались в бой. Защитить и покарать. Быстро организовали шествие тех, кто поддерживает ввод войск в Украину. Интересно, много бы осталось людей в этом шествии, если бы вдруг их сразу и повели к грузовикам, а дальше повезли на аэродром?

Люди, далёкие от политики, вдруг поняли, как это глупо — сидеть и молчать, пока «представители» дружно поощряют президента. Внезапно стало ясно, что «политикой» необходимо заниматься всем от конюха до учителя, от сторожа до литератора-созерцателя, если мы не хотим видеть новые разрушенные деревни, если мы не хотим снова окунуться в морок психического поля войны, упраздняющего обычные человеческие понятия.

Мир качнулся. Замер в ожидании. И как будто пока устоял. Но он уже точно не будет прежним.

Олег ЕРМАКОВ, 

г. СМОЛЕНСК