ЗА ЧТО ХОТЕЛО УНИЧТОЖИТЬ М.А. ШОЛОХОВА ВЕДОМСТВО Н.И. ЕЖОВА?

№ 2015 / 29, 06.08.2015

Вокруг подготовки убийства автора «Тихого Дона» немало было домыслов и вымыслов, и они часто носили характер явно не основанный на достоверных фактах. При их обсуждении авторы исходили исключительно из «политической» так сказать, составляющей. Как-то забывалось, что часто в принятие столь бесчеловечных решений, одним из которых и была подготовка к уничтожению М.А. Шолохова, могла вмешаться и элементарная ревность. Когда страсти кипели почище, чем они описаны Михаилом Александровичем в его знаменитом романе.

 

Хочу отметить, что эта тема меня интересовала давно. Особенно с тех пор, как в «Литературной России» от уже далёкого 27 мая 1988 года, появились записки секретаря райкома Петра Лугового о том, как сгущались тучи над Шолоховым осенью1938 года.

Как помнится именно со слов «чекиста действующего резерва НКВД» Ивана Погорелова секретарю райкома и стало известно о полученном задании по уничтожению знаменитого писателя.

Мои поиски материалов в этом направлении оказались тщетными: нигде и никаких упоминаний на этот счёт по делам, которые расследовались органами НКВД по Ростовской области, не содержалось. Даже намёка.

Только в 1991 году в одном из украинских литературных журналов я неожиданно встретил воспоминания …. Ивана Погорелова. Да, того самого, которому приказали уничтожить Шолохова. И получалось, что он действительно получил такое задание от НКВД Ростовской области.

Но получалось, что после постановки задачи, он явился к жертве и рассказал ей о намеченном убийстве. Тогда писатель и чекист немедленно вместе выехали в Москву, где добились приёма у Сталина и тот приказал органам НКВД не трогать ни того, ни другого.

Но такая версия, хотя и имела право на существование, ну никак не ложилась на ту организацию деятельности НКВД, которая существовала. Работая с многими архивными материалами НКВД, я видел, что на кого падало хоть малейшее подозрение, был обречён.Из даже отдалённых намёков на несогласие с генеральной линией ВКП(б) человека делали «шпионом одной из южноамериканских стран», а то и «террориста, вынашивавшего планы убийства высшего должностного лица ВКП(б) и Правительства». А тут – такая милость. И не только Шолохову – всё же лауреат Сталинской премии, орденоносец. А чекист Погорелов, не выполнивший приказ? Более того, рассказавший об этом приказе своей будущей жертве, тоже помилован?! Да быть того не могло!

Но раз, как неоднократно указывали авторы публикаций на эту тему, приказ об уничтожении писателя исходил от тогдашнего наркома внутренних дел Н. Ежова, то, думалось мне, в его деле должен же быть как-то обыгран этот вопрос. Ведь не ежедневно же Ежов отдавал приказ об уничтожении знаменитого писателя. А раз такой приказ был, то он должен быть в контексте развязывания террора против советских людей, в чём обвинялся бывший нарком.

В самом деле: «С вредительской целью готовил убийство выдающегося советского писателя М.А. Шолохова…». Звучит?! Ещё как звучит!

Но на эту тему в деле Н.И. Ежова не то что слова, но даже намёка нет.

Опять осечка в моих поисках.

Тогда я стал изучать дела близких Ежову людей, которые также были репрессированы.

Разгадка нашлась в деле «врага народа», лучшей подруги второй жены наркома Ежова – Евгении Соломоновны ХаютинойЗинаиды Гликиной.

20

Евгения Хаютина

 

Как же развивались события в деле о готовившемся убийстве М.А. Шолохова, под углом материалов в отношении Зинаиды Гликиной?

Для этого придётся вернуться на семь лет назад, когда работник ЦК ВКП(б) Николай Ежов расторг брак с женой (а это делалось, естественно, с согласия Сталина) и сразу же женился на Евгении Хаютиной.

У неё это тоже был не первый брак: в 19 лет она вышла замуж за своего гомельского земляка Хаютина, однако быстро выяснилось, что между супругами общих интересов нет, потому они и расстались через несколько лет.

Но семья Хаютиных к тому времени уже жила в Москве. Евгения работала в редакциях различных журналов и даже в 1927 году вошла в круг знакомых Максима Горького. И с этого времени стала работать в редакциях журналов, номинальным редактором которых считался Горький.

Евгения Хаютина была натура деятельная, не лишённая шарма и привлекательности, умеющая использовать свою неординарную эрудицию и воспитание во благо знакомств в высших сферах партийно-хозяйственного, так сказать, аппарата. И, после расторжения первого брака, она в 1927 г. вышла замуж за партийного работника среднего, как тогда говорили, звена Гладуна.  Правда, и этот брак просуществовал недолго. Но именно он помог Евгении  Соломоновне войти в круг партийной иерархии, свести более-менее знакомства с жёнами тех, кто имел доступ к Кремлю. Именно в этом кругу она в 1930 году и познакомилась с Н. Ежовым. Именно после этого знакомства, в разговоре со своей интимной подругой детства и юности – Зинаидой Гликиной, как бы между прочим, Евгения сказала: «чувствую, что Ежов – птица большого полёта. И не я буду, если не выйду за него замуж!».

Следует сказать, что окружение Евгении Хаютиной было не чересчур разборчиво относительно мужчин: разводы и женитьбы в этом круге партноменклатуры были явлением довольно частым. Разорвав брачные узы с одним парт или госфункционером, женщины тут же выходили замуж за других мужчин. Но из этого же круга. Нередко, чтобы снова развестись. А потом снова выйти замуж. Опять же в «своём» кругу.

Да и между браками они мужчин, как говорится, не чурались. Опять же с мужчинами своего круга.

Евгения Хаютина была женщиной. Такой же. Могла поддержать светскую беседу. Рассказать об интригах в литературной среде, с которой была знакома не только по редакционным разговорам. Могла показать себя в разговоре государственным человеком. И могла… переспать с человеком, который ей понравился.

Её постельными знакомыми были писатели, поэты, полярные исследователи, военные, гражданские… Но не будем ворошить память о них. Ибо очень известные имена будут названы.

Не надо думать, что Ежов в этом отношении отставал от своей жены. Во время следствия по его делу открылись такие подробности его сексуальных увлечений, что некоторые страницы романов де Сада просто меркнут.

Подруга Евгении Хаютиной Зинаида Гликина, также арестованная осенью 1938 года как «агент одной иностранной державы», расстреляна в 1939 году на допросе по названному выше, так сказать, поводу, показала: «в период1930-34 гг. я знала, что Николай Иванович Ежов систематически пьёт и часто напивается до омерзительного состояния… Он не только пьянствовал. Он, наряду с этим, невероятно развратничал и терял облик не только коммуниста, но и человека…».

Далее шло перечисление немалого количества любовниц Ежова. Точнее, женщин, которых нарком заставил быть своими наложницами. Кого на год, а кого и дольше. Как с Марусей К. Когда та забеременела, нарком, несмотря на закон о запрете производства абортов (который, заметим,  был только что принят, с одобрения Политбюро ВКП(б), членом которого был Ежов), поместил её в лучшую московскую клинику, а после аборта отправил на курорт, за счёт государства.

И такое поведение было свойственно не только Ежову. Много, очень много таких людей, на которых мы молились в своё время как на иконы, вели более чем развратный образ жизни. Уча нас, как нам жить и работать в духе норм морали и нравственности. Да и те, кто приходил им на смену, моральной чистотой, как выясняется, тоже не отличались. Тот же «наследник железного нарокома Ежова» – Берия чего стоил.

Выйдя замуж за Ежова, Евгения Хаютина стала работать в редакциях «горьковских журналов» – «Наши достижения» и «СССР на стройке».

Бывая в Москве, М.А. Шолохов неоднократно заходил в редакции этих изданий по поводу прохождения своих рукописей. И здесь он не мог не заметить красивую и привлекательную, да ещё и умную редакторшу – Евгению Хаютину.

Именно здесь, летом 1938 года, они и познакомились. После знакомства с М. Шолоховым, жена наркома заявила своей ближайшей подругой Гликиной:  «Он мне понравился как мужчина».

Шолохов был в этот период на приёме у Ежова. Возможно именно с вопросом о своих знакомых- земляках, великое множество которых было брошено в лагеря или расстреляно, а очередная группа готовилась к этим двум дорогам в никуда.

Увидев впервые Хаютину в редакции журнала «СССР на стройке» в июне 1938 года Шолохов снова зашёл сюда. Никто не был удивлён этим визитом – в августовском номере журнала должен был печататься материал о «красном казачестве», в подготовке которого принимал участие и Михаил Александрович. Прочитав гранки и побеседовав с редакторами, Шолохов долго курил, разговаривал с журналистами, а когда рабочий день закончился, он пошёл провожать Евгению Хаютину. И, как сказала жена наркома всё той же подруге Гликиной, в тот вечер Шолохов высказал свои симпатии ей как женщине.

Не будем строго судить писателя: кто в своей жизни не влюблялся и не дарил женщинам цветы и комплименты. Тем более следует напомнить возраст М. Шолохова – 32 года! Казачья кровь играла. Гриша Мелехов тоже вот так же безоглядно влюбился в Аксинью. Хотя в романе, конечно же, ситуация была несколько иной, чего не учёл писатель – Евгения Хаютина была не просто чьей-то женой, а женой наркома внутренних дел Ежова! Об этом начисто забыл автор «Тихого Дона» и предложил встречу в другой, более подходящей обстановке.

Этот неосторожный шаг влюблённого писателя и запустил тот механизм, которого следовало опасаться. Даже Шолохову. Лично знакомому Сталину. Но Шолохов вёл себя в этой ситуации точно так, как тот же Григорий, да и другие, не менее колоритные герои его романа: отчаянные рубаки в бою, в любви такие же смелые и безоглядные. Они забывали при этом обо всём на свете, если в кого влюблялись. Или же убеждали себя в этой любви…

В середине августа 1938 года Шолохов снова пришёл в редакцию журнала «СССР на стройке». На сей раз со своим другом, генеральным секретарём Союза писателей СССР Александром Фадеевым. Далее предоставим слово, как говорится, документам, находящимся в деле Гликиной: «…В тот же день Хаютина-Ежова, по приглашению Шолохова, обедала с ним и Фадеевым в гостинице «Националь». Возвратившись домой поздно вечером, она застала дома Н.И. Ежова, который стал интересоваться, где и с кем она была. Узнав, что она была у Шолохова в гостинице «Националь», Н.И. Ежов страшно возмутился… На следующий день, после того как Хаютина обедала с Шолоховым в «Национале», он снова был в редакции и пригласил Хаютину к себе в номер. Она согласилась… Хаютина пробыла у Шолохова в «национале» несколько часов…».

Результаты этих нескольких часов были, вполне естественно, записаны аппаратом прослушивания НКВД. О чём, по видимому, забыли влюблённые. И события на следующий день развернулись тоже уже по сценарию «Тихого Дона». Только с другими действующими лицами.

Напомним – это середина августа 1938 года.

Вечером, через день после встречи в номере «Националя» с Шолоховым, жена наркома сидела за столом на служебной даче Ежова. И в красках  рассказывала о свидании с писателем своей подруге Гликиной.

Кругом было тихо. Сюда, на Николину гору, не долетал и шум огромного города. К тому же бдительная охрана берегла покой обитателей дачи. Подруги уже собирались лечь спать, когда приехал Ежов. Несмотря на поздний час, он всё же приехал зачем-то на дачу из Москвы. Хотя делал это крайне редко.

Снова обратимся к протоколу допроса Гликиной относительно этого эпизода:

«…Ежов пригласил нас поужинать с ним. Он ужинал и много пил… Далее события разыгрались следующим образом. После ужина Н.И. Ежов, в состоянии заметного опьянения и нервозности, встал из-за стола, вынул из портфеля какой-то документ на нескольких листах и, обратившись к Хаютиной-Ежовой, сказал: «Ты жила с Шолоховым?», и с озлоблением бросил его в лицо Хаютиной-Ежовой, сказав при этом: «На, читай!».  Как только Хаютина-Ежова начала читать этот документ, она сразу изменилась в лице, побледнела и стала сильно волноваться. Я поняла, что происходит что-то неладное и решила удалиться, оставив их наедине. Но в это время Н.И. Ежов подскочил к Хаютиной-Ежовой, вырвал из её рук документ, ударил её этим документом по лицу, и, обращаясь ко мне, сказал: «Не уходите. И вы почитайте!». При этом Ежов Н.И. бросил мне на стол этот документ, указав, какие места надо читать.  Взяв в руки этот документ и частично ознакомившись с его содержанием, с такими, например, местами: «Тяжёлая у нас с тобой любовь, Жена». Уходит в ванную… Целуются, ложатся и женский голос «Я боюсь!», я поняла, что этот документ является стенограммой записи всего того, что происходило между Хаютиной-Ежовой и Шолоховым в его номере и что прослушивание организовано Н.И. Ежовым. После этого Н.И. Ежов окончательно вышел из себя, подскочил к стоявшей в это время у дивана Хаютиной-Ежовой и начал её избивать кулаками в лицо, груди и другие части тела…».

Не напоминает ли эта сцена некотрые страницы «Тихого Дона», те, где мужья учат гулящих жён? Как и те страницы, на которых описаны действия мужей в отношении тех мужчин, которые соблазнили их жён?

Так было и в данном случае. Только действующими лицами были не казаки и казачки, а нарком и писатель.

Правда, в это время звезда Ежова уже покатилась вниз, с такой же скоростью, с какой и взошла. Поэтому и убийство писателя, которое должен был осуществить «чекист резерва» Иван Погорелов по приказу наркома Ежова, не состоялось.

Должны понимать: останься он у власти ещё месяцок-другой, и «отговорили бы соловьи в шолоховской роще».

Но обстановка вокруг Ежова уже коренным образом изменилась. Нужен был очередной «козёл отпущения», на которого можно свалить террор против собственного народа. Как и с предшественником Ежова Генрихом Ягодой, снова разыгрался политический фарсовый процесс. И Ежов в результате был расстрелян.

Как рассказала на допросе Гликина, по словам Хаютиной, Ежов ту стенограмму сжёг. Но вряд ли она была в одном экземпляре.

Поэтому и Сталин, принимая решение по сообщению Шолохова и Погорелова о подготовке убийства писателя по указанию уже бывшего наркома Ежова, был ознакомлен с этой стенограммой.

И что это именно так, свидетельствует тот же протокол допроса Гликиной:

«…В связи со всей этой историей Н.И. Ежов был сильно озлоблен против Шолохова, и когда тот пытался несколько раз попасть на приём к Н.И. Ежову, то он его не принимал. Спустя примерно месяца два с момента вскрытия обстоятельств, установившихся между Хаютиной-Ежовой и Шолоховым, Н.И. Ежов рассказал мне о том, что Шолохов был на приёме у Л.П. Берии и жаловался на то, что он, Н.И. Ежов, организовал за ним специальную слежку, и что в результате  разбирательством этого дела занимался лично И.В. Сталин. Тогда Н.И. Ежов старался убедить меня в том , что он никакого отношения к организации слежки за Шолоховым не имеет и поносил его бранью…».

Как видим, всё сходится по времени и последовательности событий вокруг «заговора» против М.А. Шолохова. И это даёт возможность с уверенностью говорить, что убийство писателя действительно планировалось в недрах НКВД и его должен был исполнить Иван Погорелов. Но оно было отнюдь не политическим, а по личным, так сказать, обстоятельствам. Как в таких случаях говорится – из-за ревности.  

Что же еще?

В сентябре 1938 года Ежов отправил жену в связи с «сильным нервным заболеванием» в Крым в санаторий НКВД.

Однако вскоре Ежов вызвал жену по телефону в Москву. В столице Хаютина находилась в окружении Гликиной, жены Орджоникидзе и жены личного секретаря Сталина – Поскрёбышева. Она всем жаловалась на нервозность и всех убеждала в своей невиновности перед мужем.  В конце октября того же года Ежов отправил жену в санаторий НКВД в Подмосковье. 21 октября 1938 г. Евгения Хаютина позвонила домой жене Орджоникидзе и попросила приехать к ней по неотложному делу. И эта встреча состоялась. В доказательство встречи жена Орджоникидзе привезла и передала Ежову предсмертную записку Хаютиной. При этом Зинаида Орджоникидзе говорила присутствующим, что жена Ежова отравилась. Содержание предсмертной записки так никто, кроме  Ежова, и не узнал.

Судебно-медицинская экспертиза, которую проводил паталогоанатом академик Абрикосов, установила, что Хаютина-Ежова умерла в результате «скоротечного воспаления лёгких».

Это была ещё одна загадочная смерть среди людей, которые чересчур много знали и которых надо было убрать, чтобы они ничего и никому не рассказали.

Анатолий БИЛОКОНЬ

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.