Окно присутствия закрылось…

№ 2015 / 38, 28.10.2015

Только я, было, третьего дня написал, что выпускники Литинститута помирают чаще, чем боевые офицеры из моего далёкого долитинститутского прошлого, как долетела весть о вчерашней смерти Риты Хемлин. Маргарита Хемлин – мой литинститутский товарищ. С ней и с её сестрой Аллой я познакомился едва ли не первыми в Литинституте, и подружился с обеими. Они меня товарищески наставляли в литинститутских свычаях-обычаях, помогали не заблудиться, поскольку учились чуть старше. И тем самым оказали сильное влияние на восприятие мной и литературной тусовки, и самого Литинститута, – спокойно-насмешливое, ничего всерьёз не брать в ум-душу, в базарах не участвовать… Очень полезный навык, пользуюсь до сих пор.

 

А спустя много лет я прочитал про Ритин успех, номинации на премии, нашёл публикации, сунул нос, и вдруг разом нахлынуло – первое впечатление – это гениально! Тут меня захлестнула сразу и зависть и гордость одновременно. Зависть к совершенству её прозы, к стильности, к выкрутасам – и гордость за институтского товарища. Если ты в детстве играл в песочнице с Ломоносовым/Королёвым, то можешь потом всю жизнь смело говорить, что тоже имел отношение к основанию университета/запуску ракет…

Когда я больше вчитывался в Ритину прозу – увлечение и восхищение росло. Какое-то время я прям навязывал её сочинения знакомым. С приязнью обнаружил в романе «Клоцвог» кое-какие места в Москве, которые она могла узнать только от меня, я там работал сторожем-тренером, и временами у меня там – во дворце – собирались институтские товарищи для возлияний-обсуждений, да и окрестности замоскворецкие были нам знакомы.

Про особенный язык Ритиной прозы уже кто только ни написал. Но я думаю, что дело здесь не только в талантливой стилизации еврейской местечковой речи, но и в том ещё, что в вязких несобственно-пряморечных конструкциях этой прозы (которые и сами по себе ошеломляюще искусны) – подспудно, без грубого впаривания и деклараций – приоткрывается непосвящённому читателю бездонный русско-еврейско-
украинский космос. Со всеми радостями и ненастьями, со всеми специфическими драмами и военными ужасами еврейской катастрофы. Для меня лично проза Риты была единственным окном в этот мир, причём во всей его красочной и чувственной полноте – с запахами, осязанием и звуками – всем этим веяло через это окошко. «Эффект присутствия» в её прозе такой, от которого сразу плывёшь, как от полного стакана самогона. И ты не можешь локализовать источник этого эффекта – это не конкретные слова, не синтаксис, не описания, не пресловутый «еврейский фольклор». Он возникает сразу и везде, как звук в средневековых соборах, когда играет главный орган, то откуда бы ты ни вошёл в храм – ты не можешь локализовать источник этого звука, он появляется сразу в тебе, ты сам становишься этим звуком…

Какой ужас, что Рита больше ничего не напишет. Я искренне считаю, что она была одной из лучших среди ныне пишущих по-русски.

Мои соболезнования Алле, которую знаю, и близким, которых никого не знаю.

Алексей КОЗЛАЧКОВ

г. КЁЛЬН

25 октября 2015 года