Быть «Пресне» интересной или пресной?

№ 2015 / 45, 16.12.2015

На одной из недавних пресс-конференций министр культуры Мединский с удовольствием вспоминал о своём журналистском участии в обороне Белого дома в 1991-м. Может быть, в музее «Пресня», находящемся под патронажем Минкульта, после таких воспоминаний и решили провести реэкспозицию с переносом героических акцентов?

12

Фото Евгении Спасской

 

Рано или поздно это должно было случиться – странное место в центре Москвы, посетители которого получали невероятную возможность остаться один на один с забытой историей городских восстаний российского XX века, от Красного декабря 1905-го по Чёрный октябрь 1993-го. Больше не будет пыльных витрин с настоящими, «теми самыми» бомбами-македонками, заточками и булыжниками. Не увидят дети 21-го столетия портретов Ивана Каляева, Леонида Красина, Михаила Соколова и других отчаянных людей, объявивших когда-то войну царизму. И в итоге то ли победивших, то ли проигравших… Кстати, неизвестным героем именно Красной Пресни является и родной, старший брат моей бабушки – стопроцентный дворянин Василий Васильевич Былеев-Успенский. В 1917-м, ещё проживая в доме прадеда на нынешней Композиторской,  он был идейным большевиком (распропагандировал студент-репетитор, пока Вася болел), членом РСДРП(б). И стал самым первым красным комиссаром Пресни, отсюда поехал на Гражданскую. Но куда ж тут теперь помещать его биографию теперь, когда за дело взялся господин Мединский?

Убраны, спрятаны в запасники старые карты баррикадных боёв, копии эсеровских воззваний и большевистских листовок, полотняные растяжки «ВСЯ ВЛАСТЬ СОВЕТАМ» и «В БОРЬБЕ ОБРЕТЁШЬ ТЫ ПРАВО СВОЁ». Невероятно, но факт – ещё совсем недавно усталые учительницы продолжали, повинуясь инерции, приводить сюда толпы своих недоумевающих учеников. И рассказывать о том, что когда-то народ их собственной страны был способен на революцию.

Экс-сотрудник музея искусствовед Илья Будрайтскис так охарактеризовал увиденное:

– «Пресня» выглядела недоразумением, реликтом, благодаря которому об истории несогласия и бунта всё ещё было можно говорить хотя бы в музее. Именно эту возможность я и пытался использовать за год с небольшим своей работы здесь.
В 2012-м, когда мы с Арсением Жиляевым впервые пришли на «Пресню», чтобы реализовать проект «Педагогическая поэма», сложно было поверить, что всё это ещё существует. В 2013-м, когда я был научным сотрудником этого музея, ощущение, что он будет закрыт, уничтожен, не покидало ни на минуту. Но он продолжал существовать в каком-то своём, застывшем времени. Для брутального вторжения современности не хватало сил, ресурсов, дурной бюрократической воли.

Однако на днях и я посетил музей – честно, купив билет и даже персонально представившись. Начнём с главного: музей с половинчатым названием «Пресня» остаётся на карте Москвы и на карте истории России (и не только, поскольку – музей всесоюзного значения и из республик на экскурсии приезжают автобусами). Да, сейчас он выглядит разорённым, но коллектив его с печальными, слегка напуганными глазами – на месте ежедневно. Домик-штаб РСДРП(б) 1917-го года светится окнами строго по расписанию, экспозиция в нём пока не тронута, однако – лиха беда начало…

Что уже изменилось,  и изменилось не к лучшему. На удивление вместительный для столь изящного поздне-конструктивизма, шуб на двести гардероб в подвале, занимавший почти всё пространство, – вытеснен вправо и отчаянно сокращён. Что отражает ожидания современной посещаемости: человечков тридцать теперь максимум может зимой раздеться. Территория, где раньше начинался гардероб, отделена глухой стеной и дверью. Может быть, там расположатся ремонтные мастерские, зданию действительно остро необходим ремонт. На тыльной стене, противоположной входу – грибок, а это серьёзно, и картины-подлинники при живом грибке держать рядом нельзя (на втором этаже они висели, где самый мшистый грибок). Именно это, видимо, и объясняет по-настоящему такую спешную эвакуацию картин, а с ними и всей экспозиции.

Что изменилось (в 2014-м) – и изменилось к лучшему (а я и не знал, поскольку именно там и тогда не бывал). Диорама, посвящённая декабрьскому вооружённому восстанию, улучшена по сравнению с нулевыми, когда её включали только посмотреть – с минимальной подсветкой, без звука. Улучшена кардинально – к ней добавлен большой сенсорный экран и как бы «вторая серия».

«Первую серию» читает Михаил Ульянов, стереофония прекрасная, эффект не только «звук вокруг», но и «бой вокруг» имеет место быть. Этого никуда не унесут, уже не испортят, а это – для подрастающих поколений самое главное. Диорама – это то, с чего надо начинать экскурсию, так как все подробности быта тех, кто сражался на баррикадах, это всё становится интересно только после того, как силой мысли – как бы сдвигаешь, оживляешь эти застывшие фигуры с шестиметровой баррикады возле нынешнего зоопарка (тогда – зоосада) в направлении семёновцев, когда словно в лёд, которым скрепляли баррикады (вычитал в романе «Москва в огне» Павла Бляхина), вливаешься своими ощущениями. Как нелегко поддавались глыбы классов и всей Истории – под натиском революционного пролетариата! Но он в 1917-м, с третьей попытки уже пересилил лишившихся царя буржуев (Февраль ведь тоже без вооружённого рабочего класса был бы невозможен).

Справедливости ради, надо заметить, что экспозиции «Пресни» и прежде менялись, дополнялись – возле полуэтажика, что занимал август-1991-й (есть и это событие в нашей истории, как ни прячься) тоже появлялись новые стенды. По-хорошему, на мой взгляд, тенденциозные. Например, возле счастливых морд Гайдара сотоварищи после пирровой победы белодомцев – дана была коллекция денег, которые в 1990-х визуально тоже девальвировались, нули росли, и вот как раз одну такую купюру я и хотел подарить музею от домашних щедрот, и не только её.

Без зла, а наоборот – с заботливостью, с желанием оказать помощь экспонатами и экскурсионно, мы продолжаем следить за развитием событий внутри музея, внутри Минкульта и внутри общества российского. Музей ведь собственность наша, государственная, как и история…

Дмитрий ЧЁРНЫЙ

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.