ТОЛСТОВСКИЙ ВОПРОС

№ 2015 / 45, 16.12.2015

Акция глобального прочтения «Войны и мiра» снова возвращает нас к «толстовскому вопросу».

У каждого классика есть «свой» вопрос, который становился камнем преткновения для него в условиях разных политических режимов. К примеру, пушкинский вопрос – явный переход в стан державников после польских событий, лермонтовский – нехорошая проблема, связанная с демонической темой, достоевский вопрос – отношение к «малому народу». Эти вопросы были закрыты в советском литведе.

 

Инерция закрытия продолжается, но сейчас скрывать что-то слишком сложно, потому что миновать глупого положения при этом почти невозможно – все джинны давно вырвались из бутылок, нависли над нами и требуют осмысления.

Несомненный толстовский «джинн» – тема масонства.

Отложив пока внутренние стрессы молодости и педагогической практики, начну воспоминаниями об общении с мэтрами литведа, которые имели прямое отношение к теме.

Сдавал русскую литературу Билинкису Якову Семёновичу, читавшему у нас в ЛГПИ курс русской литературы второй половины XIX века. А это 1982 год. Говорю: «В романе показан путь Пьера Безухова, масона». Это было занятно, когда возникла пауза – я замолчал, а он поднял мохнатые брови. И оба молчим: мне – продолжать? Затем он опустил глаза и сказал с нажимом: «Давайте по существу». – Я понял, что я не туда пошёл, но я прав. Толстой был козырем Билинкиса, он читал его хорошо, но ни словом не обмолвился о «главном».

Пьер у Баздеева.
Художник М. Родионов. 1936

 

Через год я попал в более проблематичную ситуацию: практика. У меня был куратор – Марк Григорьевич Качурин, соавтор, вместе с Мотольской и Шнеерсон, знаменитого учебника по литературе для 9 класса. А у меня консультации для 10-классников к выпускному экзамену. Я говорю: «Марк Григорьевич, ну мы же в смешном положении, когда пытаемся роман Толстого низвести до дуба, охоты, танцев, и даже батальная часть не спасает. Ученики недоумевают, зачем им читать два кирпича, чтобы погрузиться в непонятные психодрамы участников. Ведь главная тема – масонская, от этого факта не уйти! По всем формальным признакам Безухов – главный герой и стержень романа, а значит носитель его главного замысла. А главный замысел – разочарование Безухова в мировой надгосударственной силе, которая по своей претензии должна останавливать войны и их не допускать!»

Марк Григорьевич заволновался и через стильные усики проговорил в таком духе: – Ну, вы, Сергей, очень энергичный человек, так нельзя, не все вопросы можно озвучивать, тут политика. – А как с учениками? – Ну как-нибудь…

Я внял, и продолжил ввинчивать школьникам про «духовные поиски», но всю преподавательскую жизнь находился в недоумении, как можно изучать роман Толстого, минуя главную тему? Неплохой фильм Бондарчука смотреть тяжко, потому что это сродни созерцанию картины, которая наполовину зашорена.

А ведь эта тема, между прочим, объясняет мощь романа и, как минимум, его название, которое насильно изменено. Ведь название романа «Война и мiр», а не «Война и мир»: совершенно разные смыслы: мир – это отсутствие войны, а мiр – сообщество людей. Роман не о борьбе против войны, а о том, что такое война в человечестве: откуда берётся война, как она возникает, и как её не допускать? Актуальнейший роман до сих пор! И в этом случае как раз понятно, почему Толстой обратился к масонству – как к силе, которая стремилась выражать мирную позицию всего Человечества, то есть того самого Мiра.

Важно отметить, что этой силой не выступают государства, потому что у каждого государства в отдельности нет мирового масштаба претензий по определению, а в масонстве как надгосударственной организации такие амбиции есть. По тем временам масонство – единственная открытая, почти легальная, сила, провозгласившая всемирный мiр. Именно поэтому масон стал героем романа.

Итак, «Война и мiр» – это роман о мировой силе, на которую у Толстого была честная надежда, что она сможет преодолеть войны.
Для человека, который выжил в крымской резне, данный вопрос, может быть, самый острый. Но эта сила не смогла остановить мировую войну в Крыму (по сумме участников), поэтому у Толстого получился роман-разочарование в этой мировой силе.

Отсюда и прозвучал ответ на главный вопрос романа – какой мiр сможет преодолеть войну? – И оказалось, что только Народ – тот самый мiр через палочку с точкой.

То, что тема стала для Толстого болезненной на всю жизнь, говорит обращение к ней писателя в рассказе «Люцерн», написанном в 1857 г. во время его первой заграничной поездки сразу после Севастополя в Швейцарию, где, по версии исследователей, он и мог познакомиться с масонством особенно близко. Этому рассказу Толстой придавал важное значение и по отношению к нему сформулировал своё авторское кредо:
«Дописал до обеда «Люцерн». Хорошо. Надо быть смелым, а то ничего не скажешь, кроме грациозного, а мне много нужно сказать нового и дельного» (запись в дневнике).

Самое интересное, что в этом романе удовлетворены все. Замечательно и честно изображено масонство, так же замечательно и честно – разочарование в нём. Так что все должны быть довольны: и мировая организация, у которой вообще к Толстому не может быть претензий – Пьер изображён адекватно, и у патриотов – в конце концов Пьер через народ уходит в семью, в детей. И все символы совпадают – Наташа Ростова как новое начало («нат» – нач//ало) жизни («роста»).

Поэтому, понимая болезненность легализации уже открытой темы, мы, тем не менее, полагаем, что настала пора её осмыслить, потому что отодвинуть «вопрос» сейчас практически невозможно, и учителя попадают в ситуацию зримого абсурда, когда ученики, довольно взрослые люди, уже открывшие для себя этот вопрос, могут запросто «утопить» учителя на уроке, лишив его моральной аккредитации: ведь для ученика формула сокрытия имеет другую – не охранительную – логику: если ты что-то ты скрываешь – ты обманываешь. После этого разговаривать с молодыми людьми уже невозможно. Восстанавливать авторитет крайне трудно (даже среди семиклассников). По опыту знаю.

Вот я и думаю: так всё-таки лёд тронулся или нет?

Раз уж взялись читать роман всем Мiром?

Сергей МАГНИТОВ