ИЗУМЛЯЕМСЯ ВМЕСТЕ С МИХАИЛОМ БОЙКО

№ 2016 / 4, 03.02.2016

Ars critica.

Из записной книжки экс-критика

Предчувствую появление нового поколения критиков, убеждённых в примате критики над литературой. Их ещё нет, этих критиков, но они с неизбежностью появятся. Они будут верить в то, что критика – это благородное искусство, Ars critica, а литература, писательство – это пошлое ремесло. В то, что они занимают более высокое место в пищевой цепочке и имеют такие же права в отношении писателей, как семейство кошачьих в отношении грызунов и парнокопытных. Они докажут, что место писателей – в лакейской, а не на премиальных подиумах.

18Нынешние критики не верят в своё высокое призвание. Недавно в блоге Льва Пирогова мне попалось характерное признание: «Одно из самых чудовищных писательских заблуждений состоит в том, что писателям нужны критики. Ну, там, для предисловий, “отзывов на обложку” и прочих таких нужд. <…> На самом деле, нет, не нужны совсем. Писателям нужны редакторы. Безымянные. А книга современной прозы, подоткнувшаяся предисловием, вызывает брезгливость». Перед нами чудовищное критическое заблуждение, и оно сегодня доминирует. В самом деле, кто сегодня достаточно смел и интеллектуально изощрён, чтобы отстаивать как своё кредо: всё наоборот, это критикам не нужны писатели, а книги, вообще-то, пишутся именно ради предисловий и отзывов?

Что помешало мне самому стать первым из этих гипотетических критиков новой генерации, почему я сейчас выступаю в незавидной роли провозвестника, самозваного предтечи? Теперь я понимаю, что мне не хватало уверенности в проекте Ars сritica, визионерского образа критики как полностью автономного искусства. Всё это есть у меня теперь, когда я выдохся как критик. Признаюсь, что при всём своём радикализме (да простится мне эта тщеславная самооценка) я не был по-настоящему радикален. Хотя мне был хорошо знаком эксперимент, проделанный Станиславом Лемом в любимых с юности книгах «Абсолютная пустота» и «Мнимая величина». И я всегда отмечал, что критические тексты Режи де Гурмона, Макса Нордау, Поля де Мана, Жиля Делёза, Мориса Бланшо и др. гораздо интереснее, чем препарированные ими художественные произведения.

Пожалуй, нечто подобное произошло с Антоненом Арто. Он всю жизнь мечтал о некоем «театре жестокости» (поскольку Арто использовал слово «жестокость» в специфическом значении, в научной литературе чаще говорят о «крюотическом театре»). Как актёр и режиссер Арто добился немногого, а его практические рекомендации сегодня выглядят безнадёжно устаревшими. Но это не отменяет значения Арто как провозвестника и духовного инициатора радикального преобразования театрального искусства.

В некотором роде я всегда мечтал о «критике жестокости», «крюотической критике». Моей экспериментальной площадкой стал «Ex libris НГ». Уже тогда я был убежден, что в эпоху интернета у традиционного рецензионного издания нет будущего, и «Экслибрис» может быть актуален только как площадка радикальных, маргинальных, эпатажных и нонконформистских практик, как питомник и вольер крюотической критики. К сожалению, в «Экслибрисе» у меня не нашлось единомышленников, и нынешний «Экслибрис» подтверждает мои самые пессимистичные прогнозы.

Думаю, что крюотическая критика всё-таки возникнет, – этого требуют самые глубокие тенденции современности, на это существует не только социальный, но и метафизический, трансцендентный запрос. Мои амбиции предшественника новыми критиками будут, конечно, отвергнуты. Для критиков жестоких я буду слишком архаичен и умерен, они выстроят более эффектную генеалогию. Но я всё равно благословляю и приветствую их приход.


 

Клиповая теория в клиповом изложении

 

Первая примечательная особенность данной книги – это подобие, существующее между предметом исследования и способом самого исследования. Концепт клипового сознания разрабатывается Гиренком в манере, которую вернее всего назвать «клиповой». Можно даже сказать, что перед нами клиповая теория клипового сознания в клиповом же изложении.

09Вторая примечательная особенность данной книги заключается в том, что первая из особенностей автором никак не объясняется и не комментируется. Так ли обязательно клиповое сознание рассматривать и излагать в клиповой же манере? Можно вспомнить насмешки аргентинского философа Марио Бунге над всевозможными интуитивистскими теориями интуиции, мистическими теориями мистического общения и шизофреническими теориями шизофрении. Неужели Гиренок нашёл исключение из этого ряда?

Действительно, традиционная манера рассмотрения навязывает предмету исследования логичность и последовательность, которых клиповое сознание по определению лишено. Клиповое сознание столь зыбко, фрагментарно и неустойчиво, что описывать его с помощью языка, лишённого этих свойств, значило бы искажать самое существенное  в объекте исследования.

Гиренок виртуозно использует преимущества клипового мышления для понимания феномена «клиповости»: «Клиповое мышление креативно, а креативное мышление не может быть системным. Это, скорее, лоскутное мышление, фрагментарное. Чем больше в нём пустот, тем больше в нём степеней свободы, подвижности. Ему нужны не логические переходы от одного фрагмента мысли к другому, а неожиданное «вдруг», игра метафор». В приведённой цитате Гиренок оценивает клиповое мышление скорее положительно, но в других местах эта оценка может без всякого перехода (именно «вдруг») смениться отрицательной: в частности, автор не устаёт предупреждать, что в распре людей клипов с людьми веры неминуемо победят последние.

Переключения оценок, свободные перетекания от утверждения к отрицанию, квантовые скачки между противоположностями так часты, остроумны и  разнообразны в этой книге, что вызывают  не только интеллектуальный «инсайт» (как дзенские притчи), но и своеобразный эстетический эффект. Удовольствие от чтения этой книги можно сравнить с удовольствием от просмотра музыкальных клипов.

 ————————————————————————————

Гиренок Ф. И. Клиповое сознание. – М.: Проспект, 2016. – 256 с.


 

Рецепт второй молодости

 

Фильм Годара «Прощай, речь» (2014) чаще всего интерпретируют как исследование возможностей киноязыка, не имеющее само по себе содержательного смысла, – подобно таким фильмам, как «Пределы контроля» (The Limits of Control, 2009) Джима Джармуша или «Корпорация “Святые моторы”» (Holy Motors, 2012) Леоса Каракса. Уже по одной этой причине целенаправленные усилия выцедить из фильма Годара некоторую глубинную «философию» вызывают повышенный интерес. А, пожалуй, единственный недостаток книги состоит в том, что два автора слишком далеко удалились от заявленной темы.

10Писатель-метафизик Андрей Бычков начинает с парадоксальной мысли, что главная трудность содержательной интерпретации фильма Годара – то, что фильм не накладывает на интерпретатора практически никаких ограничений: «Почти любой дискурс вкладывается в это кино легко, скользит и вращается здесь свободно». Но эта свобода показана в фильме как невыносимая, тягостная, так что отказ от этой свободы выглядит как возвращение к осмысленному бытию. В выборе между свободой и смыслом неприемлема никакая крайность, как в дзенском коане о палке: выход заключается в отказе от обеих альтернатив.

Философ Фёдор Гиренок оправдывает идею сборника тем, что «Годар, как известно, больше любит философию, чем кино». Но философия, которую Гиренок находит в фильме Годара, очень напоминает концепцию самого Гиренка, согласно которой человек, у кого не хватает воображения, ищет убежища в реальности, но «вернуться к природе он не может, потому что природа не грезит». Годар показывает тупик, и это тупик всей европейской цивилизации.

Эссе композитора и философа Владимира Мартынова посвящено разгадке картины Джорджо де Кирико «Меланхолия и тайна улицы» (1914). На этой картине видна падающая из-за угла тень, но непонятно, кому она принадлежит. Мартынов полагает, что это тень от статуи, и пытается угадать, в честь кого эта статуя могла бы быть воздвигнута. Сначала рассматривается возможность, что это статуя Эдипа, но затем Мартынов приходит к заключению, что это могла бы быть статуя первого китайского императора Фу-Си, автора «Книги перемен». В этом блестящем эссе не усматривается никаких перекличек с фильмом Годара, кроме того, что выход на экран фильма и написание картины де Кирико разделяют ровно сто лет.

Философ и составитель сборника Наталья Ростова считает главным в фильме образ собаки, символизирующий беспроблемное бытие. Такое решение экзистенциальных проблем уже выдвигали греческие киники на излёте античной цивилизации. Неудивительно, что Годар в предчувствии грядущего краха европейской цивилизации предлагает тот же выход. «Кинизм как рецепт второй молодости Европы, похоронившей своего Бога», – так Ростова резюмирует годаровскую философию.

Философ и филолог Вадим Руднев, отталкиваясь от фильма Годара, приходит к идее о структурном подобии Вселенной и ленты Мёбиуса. Проще всего объяснить это заворожённостью гуманитария странным математическим объектом. Собственно, сама идея уже неоднократно разрабатывалась в фантастических произведениях и едва ли оригинальна. Математики знают, что лента Мёбиуса в параметрической форме имеет очень простой математический вид. Сомнительно, чтобы подобная простота была присуща Вселенной, сложность устройства которой, судя по всему, превышает самое смелое человеческое воображение.

———————————————————————————–

Прощай, речь? Философия Годара и современная концепция человека / Коллективная монография под ред. Н.Н. Ростовой. – М.: Летний сад, 2015. – 120 с. – (Современная русская философия). 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.