ИЗУМЛЯЕМСЯ ВМЕСТЕ С АЛЕКСАНДРОМ ТРАПЕЗНИКОВЫМ

№ 2007 / 12, 23.02.2015

  Время героев и «такие времена» 
      
     Американский пилот Чак Йегер, испытывая истребитель F-104 с ракетным двигателем, падал с почти космической высоты, достигнув двух минут невесомости. Из штопора самолёт вывести было уже невозможно. Оставалось одно – катапультироваться. Его выбросило из кабины с такой силой, что он на некоторое время потерял сознание. Потом видит: сверху летит кресло, капает раскалённое топливо, лава брызжет в смотровой щиток его шлема. Йегер загорелся. Языки пламени лизали его шею и левую сторону лица. Рукой он пытался действовать как черпаком, подгоняя воздух ко рту. Но горели и перчатки. Половина головы в огне. Затем – ужасный толчок. Йегер поднимается, оглядывает пустыню одним глазом. Через несколько минут появляется спасательный вертолёт. А Йегер стоит прямо, со шлемом в согнутой руке, и спокойно смотрит на них тем, что осталось от его лица: как будто они привезли ему новое назначение. 
     Это один из эпизодов документального романа классика американской литературы Тома Вулфа «Битва за космос» (издательство «Амфора»). Тут предельно откровенно и увлекательно рассказывается о событиях конца 50-х – начала 60-х годов прошлого века, когда, как следует из названия, шло великое противостояние между двумя сверхдержавами, СССР и США, за освоение и покорение космического пространства. Первое издание книги вышло ещё в 1979 году, однако она нисколько не устарела. О советской космонавтике здесь говорится мало. Скорее – это история НАСА, проекта «Меркурий», соревнование между лётчиками-испытателями и астронавтами. Мужественные люди, что и говорить, к какой бы национальности они ни принадлежали, какой бы государственный гимн ни звучал в их честь. В двадцатом веке они стали таким же воплощением доблести и чести, как кавалерист в девятнадцатом. Сам Вулф объясняет в предисловии, что его книга – «это рассказ о том, почему люди так стремятся к подобному риску (вернее, они даже им наслаждаются) во времена, которые писатели давно уже окрестили эпохой антигероя. Данная психологическая загадка и подтолкнула меня к написанию этой книги. И если среди прочитавших мой роман попадутся такие, кого совершенно не интересуют космические исследования как таковые, то, возможно, они как раз и прочли книгу именно потому, что их воображение захватила эта же самая тайна». Лично для меня произведение Вулфа явилось и приобщением к упомянутой тайне, и открытием нового, и истинным удовольствием от сочного языка, юмора, правдивой позиции. 
     Их было семеро – первых американских астронавтов (в порядке полётов в космос): Шепард, Гриссом, Гленн, Карпентер, Ширра, Купер (Слейтор не смог полететь из-за медицинских соображений, но звание астронавта ему всё равно присвоили). Но самым первым, собственно, в космос отправился шимпанзе под номером 61. Когда его выловили после приводнения и открыли капсулу, он сидел скрестив на груди лапы, сохраняя олимпийское спокойствие и наслаждаясь покоем. Кусаться и ругаться он начал лишь тогда, когда репортёры защёлкали фотовспышками. Американские астронавты также являлись в какой-то степени «подопытными кроликами», все они были усыпаны медицинскими датчиками. Но дело даже не в этом. Капсула «Меркурия» представляла из себя не корабль, а «консервированный колбасный фарш», там не было даже иллюминатора, а чтобы выбраться через люк, требовалась целая бригада работяг с гаечными ключами. И управлять капсулой было нельзя, она летала в автоматическом режиме, контролировалась с земли. Всё это вызывало страшное неудовольствие у астронавтов, поскольку все они были классными лётчиками. И каждый из них совершил определённый подвиг. 
     Шепард пробыл в космосе пятнадцать минут – первым в Америке, но вторым после Юрия Гагарина, совершившим виток вокруг Земли. (По сути, у Шепарда был лишь орбитальный прыжок.) Гриссом едва не утонул и затопил капсулу. Гленн, пользующийся в Америке наибольшей популярностью, совершил три витка вокруг Земли, он стал поистине национальным героем. Карпентер чуть не сгорел в верхних слоях атмосферы. Ширра совершил образцовый полёт, облетев вокруг Земли шесть раз, не потратив ни одной лишней унции топлива и практически не пошевелив пальцем. Купер летал дольше всех в Америке – 22 витка. А вот Чак Йегер, о котором я начал свой рассказ, в космос так и не отправился, он выполнял другую программу и посматривал на астронавтов свысока. Он надеялся, что исследования космоса пойдут другим путём – с помощью сверхзвуковых истребителей. Но как бы то ни было – все они настоящие герои своего времени. И я, хоть не являюсь сторонником Америки, снимаю перед ними головной убор. 
     Постскриптум. Честные слова сказал Джон Гленн после полёта в космос Гагарина: «Что ж, нам обломали рога, и нечего обманывать себя на этот счёт. Но теперь началась космическая эра, и для каждого найдётся много работы». А сам Том Вулф пишет: «Генеральный Конструктор, этот невидимый гений из СССР, словно бы играл с ними, шутя обставлял противников. Создавалось жуткое ощущение, что он и впредь будет продолжать подстёгивать НАСА к соперничеству, а затем продемонстрирует ещё несколько новых примеров своего превосходства». Но вот наступила действительно «другая эра». Пришёл либерал Немцов и продемонстрировал нам, как надо топить космическую станцию «Мир». Такие вот «поз-нерские времена». 
     


      
      
      
      
     Утренние трамваи и вечерние бульвары 
      
     Издательство со странным названием «Агумаа» выпустило странную книгу Леонида Сергеева «Заколдованная». В этом слове, которое я употребил дважды, ничего порочащего нет. Мир вокруг и внутри нас действительно очень странен, понять его могут только полные идиоты, что делает им, между прочим, плюс. И ещё есть один оттенок этого слова. Помните, у Александра Николаевича Островского в пьесе «На всякого мудреца довольно простоты» слуга докладывает барыне: «Странный человек пришёл!», имея в виду – странника-богомольца. Мне тоже видится здесь именно «странник», применительно к писателю Сергееву. Странствует по земле, стучится в человеческие души. Всё видит, слышит, подмечает, а потом неторопливо рассказывает. Не все впускают его к себе, но он не очень-то и огорчается – идёт дальше, по выбранному им пути. Наверное, он и сам «заколдованный» словом, как тот очарованный странник. Если кто хочет познакомиться с ним лично – его можно часто встретить в нижнем буфете ЦДЛ. Но можно видеть и в «верхнем буфете» русской литературы, среди таких посетителей, как Тургенев, Лесков, Пришвин, Паустовский, Троепольский. Он из их общества. Леонид Анатольевич пишет о детях и собаках, велосипедах и чудаках, маленьких островах и вечерних бульварах. О многом. О том, что на профсоюзных собраниях шло в самом конце, в разделе «Разное». Сначала, кто помнит советские времена, шла главная тема, например, «О повышении качества хлебобулочных изделий в свете решений последнего Пленума ЦК партии», потом – «О положении дел в Уругвае», затем – то самое, чего все ждали: «Разное». Это было интереснее всего, кроме последующей релаксации. Некоторые писатели и сейчас, как и тогда, смело хватаются за «главные темы» (которые просто звучат несколько иначе). Другие же, вроде Сергеева, за модой не гонятся, остаются верными себе. Я ни на одной странице в этой книге не обнаружил ни эротических сцен, ни злодейских убийств, ни грубых, не говоря уж о матерных, слов. Не в ногу со временем шагает автор, ох, не в ногу… 
     Вот взять Маканина. С Сергеевым они одногодки, за семьдесят, а написал книжку о похождениях старого ловеласа, о девочках, да ещё на обложку вынес нехорошее слово. Либеральная тусовка в восторге, попал в масть. Хотя мне старого джентльмена жалко, бежать за нынешним «демократическим комсомолом» задрав штаны – смешновато. Растерять можно всё ценное, что накоплено за долгую жизнь. Но мы сейчас не о Маканине. О Сергееве, который по-настоящему для литературы «ценский». Мне могут сказать, что он писатель в основном детский, потому и не использует ненормативную лексику и сексуальные ужасы. То есть лирик и романтик. Да, в этой книге все три повести адресованы подросткам: «Утренние трамваи» (с подзаголовком «Кое-какие воспоминания из детства»), «Все мы не ангелы» (путешествие автора по прошлому с закадычными приятелями), «Белый лист бумаги» («Повесть для подростков и взрослых, которые занимаются живописью…»). Многие из рассказов также улетают к временам юности автора. Например, «Танцующие собаки». А к собакам у Сергеева особое отношение, как, должно быть, к любимой женщине, к ребёнку. Взять рассказ «В подвале», где ждут казни от живодёров три дворняги, а одной удаётся вырваться на свободу. И в рассказе «Заколдованная», давшем название всему сборнику. Там чудесная, странная девушка, которую все принимают за ненормальную, падает из окна, и – «вокруг неё прямо на моих глазах увядали цветы, как похоронный венок обрамляя безжизненное тело. К сестре изо всех подворотен, задрав морды и воя, ползли собаки и кошки, и над всем садом, истошно крича, кружили птицы». А теперь давайте рассуждать так: коли Сергеев пишет не только о детях, но и о собаках, понимая их душу, то он уже не совсем детский, но ещё и «собачий» писатель? Может быть. И если бы собаки умели читать, они бы возле его подъезда собирались со всей Москвы и Подмосковья. Проходу бы не было. 
     Но, на мой взгляд, все эти деления условны, Леонид Сергеев прозаик просто исключительно редкого дара, сочетающий в себе именно странное очарование жизни и тревожную трагичность бытия. У него следовало бы поучиться тем нашим молодым «писательницам» вроде Свешниковой, которая в интервью говорит: вообще-то я русский язык и литературу плохо знаю, но к тридцати годам напишу много книг… А кроме того, Сергеев ещё и талантливый художник – все рисунки в книге оформлены им. Но вышла она, между прочим, за счёт автора. Такая вот получается «Агумаа». 
     Постскриптум. Странная у меня, должно быть, вышла рецензия. Потому, наверное, что я и сам странник. 
     


      
      
      
      
     Сам и его супруга 
      
     Вот появилась и ещё одна книга о президенте России. Вернее, не только о нём, но и о его жене. Называется – «Владимир Путин и Людмила Путина вне политики»(издательство «Алгоритм»). Автор, Нелли Гореславская, заранее предупреждает читателя, что в одном классе с ними не училась, хлеб-соль не делила, конфиденциальными данными не владеет и интимных тайн не знает. Вся информация почерпнута из открытых источников. Из газет и журналов, из уже выходивших книг Колесникова, Телень, Мухина, Блоцкого, Гуревич, Квицинского и других, кто так или иначе пересекался в юности или в зрелые годы с Путиным. Вначале я подумал: чего тогда огород городить? Ответа на вопрос «Who is mister Putin?» опять не дождёмся. Потом, читая, решил, что книга написана для детей младшего и среднего школьного возраста, вроде пресловутых биографий Ленина. Судите сами, по цитатам из текста: «На даче на Владимире Спиридоновиче лежал огород. Он вообще был мастером на все руки и всё делал с душой. Так же он трудился и на заводе – не за страх, а за совесть. Он был убеждённым коммунистом, очень принципиальным, не стеснялся критиковать не только недостатки в цеху, но и заводское начальство… Руку на сына отец не поднимал никогда, хотя, надо признать, рос Володя не паинькой и маменькиным сынком. Совсем напротив. Был он очень шустрым и подвижным, всему на свете предпочитал дворовые игры и забавы». (Прямо: когда был Вова маленький, с кудрявой головой, он тоже бегал в валенках по горке ледяной…) Ещё: «В школу Володя пошёл почти с восьми лет, так как родился в октябре… Маленький и худенький, но цепкий и жилистый, он всегда, не задумываясь, атаковал первым: кусался, царапался, дёргал за волосы, словом, делал всё, чтобы обидчик не смог легко отделаться». Это мне нравится. Идём дальше: «Долгое время хулиганистого мальчишку даже не принимали в пионеры. Приняли уже классе в шестом, тогда как обычно всех принимали ещё в третьем. Зато после того, как приняли, тут же выбрали председателем отряда. А это была в то советское время главная должность в классной иерархии». О Людмиле Путиной: «Училась Люда хорошо, очень любила читать, предаваясь своему любимому занятию даже на уроках, за что ей частенько попадало от учителей. С удовольствием занималась и общественной работой, в старших классах её за ответственное поведение даже выбирали комсоргом». Биография ничуть не хуже, чем у Надежды Константиновны. 
     Так бы я и закрыл книгу, не почерпнув ничего свежего, но она неожиданно оказалась интересна своими вполне «взрослыми» выводами. А их автор припасла на конец. И тут личная позиция и оценка Гореславской мне близка и понятна. Она пишет: «Говорят, её первым учителем в сфере публичной политики была Валентина Матвиенко. К счастью, у Людмилы Путиной хватило ума не во всём следовать примеру своей наставницы и не появляться на публике сверкающей украшениями, как новогодняя ёлка. Не каждый же день у нас праздник. У народа праздники вообще случаются гораздо реже, чем у представителей нашей властной элиты». Далее: «Великий государственный деятель Сталин – как бы к нему ни относиться: с почитанием или ненавистью – сделал из нашей страны мировую державу. Да, мы за это заплатили кровью, но великая держава тем не менее была. Те, кто пришёл вслед за ним, сохранить её не смогли». Продолжим: «В СССР почему-то строили и города, и дороги, и заводы, и ракеты, то есть, несмотря на все несовершенства системы, деньги не разворовывали… Мало того, становится всё более очевидным, что эти сладкие слова о демократии, свободе, равных возможностях давно стали, как писал Александр Панарин, симулякрами – понятиями, реальность не отражающими, а лишь маскирующими её». Теперь прямо в цель: «Власть должна бы наконец признать, что дело не в ксенофобии, а в унижении чувства национального достоинства – в унижении, которому русских подвергают уже давно и безнаказанно. То Запад, который пытается диктовать нам, как жить, то свои же, новые хозяева жизни, заставляющие людей влачить жалкое, нищенское существование, то теперь, всё чаще, пришельцы с юга, чувствующие себя в наших городах и весях не просто хозяевами, а господами. А мы, по их мнению, выходит, рабы, рабочий скот, не достойный ничего лучшего? И потому они относятся к нам с высокомерным презрением. Долго такое положение продолжаться не может. Конечно, мы народ терпеливый, но не бесконечно же… После Кондопоги наши либеральные СМИ, до того кричавшие исключительно о русском фашизме и ксенофобии, словно опомнились…». Затаились, поправил бы я автора. 
     А в конце книги Гореславская предлагает свой вариант развития событий после 2008 года. Интересный прогноз, где есть весомое место её героям. 
     Постскриптум. Даже если эта книга и написана для школьников, то она намного полезнее, чем всё мутное, исходящее из этих самых СМИ. 
      
      
      
     

Александр Трапезников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.