ИЗУМЛЯЕМСЯ ВМЕСТЕ С ОЛЬГОЙ РЫЧКОВОЙ

№ 2007 / 13, 23.02.2015

Ушедший в лето 
      
     Имя молодого саранского поэта Сергея Казнова широким кругам любителей поэзии вряд ли что скажет. И потому, что поэт молодой. И потому, что саранский. Да и словосочетание «широкие круги любителей поэзии» сегодня можно смело помещать в какой-нибудь словарь с пометкой «устар.». Однако известность или полную безвестность автора можно объяснить чем угодно, но не «качеством стихов». 
     Сергей Казнов родился в 1978 году, умер в 2005-м. Учился на журналиста, окончил Литинститут, работал в местных газетах, печатался в республиканских журналах и альманахах, за год до смерти стал лауреатом конкурса молодых поэтов Подмосковья «Золотое перо». Короткая жизнь, и биография короткая. Однако стихи Сергея, воспоминания его друзей, коллег и сокурсников, составившие сборник «Цветы и звёзды» (Саранск, 2006), показывают: Казнов был поэтом настоящим. Во всех смыслах. 
     Так повелось на Руси (а может, и не только на ней), что поэт воплощает житейскую неприкаянность, беспомощность, неустроенность, непрактичность… То же и с Казновым. Всего лишь 27 прожитых им лет должны навести на параллели с Лермонтовым, но знавшие Сергея люди сравнивают его с другим поэтом. «Это был человек, не создавший вокруг себя никакого быта и живущий вне всякого уклада», – сказал когда-то Корней Чуковский об Осипе Мандельштаме. «Быт вообще был в стороне от него. Быт вызывал в нём, разве, недоумение, – вспоминает земляк Казнова, поэт и журналист Сергей Сеничев. – При этом в бытовом разделе – бытовом, повторяю – он был ещё и столь же непоправимо, сколь и неосознанно эгоистичен: совершенно по-мандельштамовски не сомневался в том, что все вокруг ему чем-нибудь да обязаны. Осип Эмильич, как известно, был удивительно требователен к окружающим. Кто-то должен был расплачиваться с его извозчиком, кто-то – платить за только что сожранные им с тарелочки малознакомой дамы пирожные. Кому-то полагалось срочно отыскать ему плитку шоколада, кому-то – добавить коньяку в чай, отдать своё пальто (которое он, разумеется, забудет вернуть) и т.п. Схожей же инфантильности и в Серёже было хоть отбавляй. Нет, он не требовал – ничего и никогда, смущённо отнекивался, бывало. Но одновременно с тем, не задумываясь, может быть, был беспощадно и беспомощно готов к тому, что ему всё-таки должны. Одни – наливать, другие – везти, куда надо, третьи – приючать, когда приспичит, четвёртые – любить… При этом и сам наверняка отдал бы ближним всё, вот только не было у него ничего своего, кроме стихов. И готовности прийти на помощь». 
     Наверное, самый подходящий образ жизни для людей такого склада – быть вечным студентом Литературного института, где у Сергея было много друзей. Бывшая соученица по Литинституту Ирина Каренина написала об этом в стихотворении памяти Казнова: «Прогусарили жизнь, просквозили, / За дешёвым и кислым вином / Прогудели – и всё, и отплыли / На кораблике голубом, / На бумажном, тетрадном, ребячьем, / Что так нежно держали в руках…» Увы… Сергей Казнов и сам понимал: «В мире есть красота, которой не надо». Хотя кто знает: не надо сейчас, понадобится завтра. Конечно, 500 экземпляров «Цветов и звёзд» – капля в море, капля в мире, но всё бывает: 
     


     Может быть, я когда-нибудь оживу. 
     И когда-то, где-то 
     упадёт моя жизнь в пестроту, в листву, 
     в середину лета. 
                    Поплывут невесомые облака 
                   и туман сгустится, 
                   а потом непременно блеснёт река 
                   отражённым ситцем. 
     И напрасно ты думаешь, что тогда, 
     в двух шагах от рая, 
     точно так же будет молчать вода 
     и земля сырая, 
                   точно так же в облачной вышине 
                   те отыщешь света… 
                   Никогда, никогда не изменит мне 
                   середина лета.

     


      
      
      
      
     И динозавры любить умеют 
      
     Признаюсь сразу: не очень люблю фантастику – на мой взгляд, есть в увлечении этим жанром что-то инфантильное. Вроде как взрослые дяденьки (реже – тётеньки) не наигрались как следует в детские игры. Не нарассказывались после отбоя в пионерлагере страшных историй с невероятными приключениями. Из всего богатейшего, но плохо освоенного мной мира фантастической литературы в своё время мне понравился только рассказ Гарри Гаррисона «Чужая агония». 
     Хотя это не значит, что больше ничего хорошего или просто даже симпатичного там нет. Например, сборник рассказов саранского фантаста Александра Зевайкина «Сборщик кидатей» (Саранск, 2006) достаточно гармонично сочетает реальность и «потусторонность». Даже в названиях ощущается тайна – «Покровительница леса», «Род проклятых», «Искушение среднего колдуна, «Последний бункул» (бункулы – это такие высшие инопланетные существа. Разумные и говорящие)… Да что названия – это даже по обложке понятно: современный паренёк в джинсах и кроссовках сидит на окне, свесив ноги, и читает книжку, а за спиной у него маячит зловещий тиранозавр (а может, велоцераптор, в них я тоже плохо разбираюсь)… В общем, несуществующая ныне (да и слава богу) зверюга ужасная. 
     А может, и не совсем ужасная. В рассказе «Ручной динозавр» покоритель космоса Андрей встречает на незнакомой планете человеческого вида девушку Ланту. Героически спасает её от стаи динозавров и, конечно, влюбляется: она красивая (особенно очаровательны глаза: один – карий, другой – голубой) и смелая. К тому же дочь вождя (впрочем, последнее никакого значения не имеет). Но Андрею нужно улетать по своим земным делам, а когда через три года он возвращается, никаких людей на планете нет. Одни динозавры. Они опять проявляют свою кровожадную сущность, но одна тварь, отличная от других цветом, спасает Андрею жизнь ценой собственной. «Странно, подумал Андрей, – это, наверное, другой вид». Он посмотрел на морду. Глаза зверя были открыты. Они принадлежали человеку. Они были разные: левый – карий, правый – голубой. Он любил смотреть в эти глаза. Он смотрел и не верил. Нет этому объяснения». 
     Конечно, не надо бы пересказывать здесь, в рецензии, весь сюжет. Но вероятность того, что саранскую книжку прочтут все поклонники российской фантастики, не стопроцентна. Поэтому чуть-чуть скажу: на той планете обитатели поочерёдно меняют облик, становясь то людьми, то драконами (к убийцам Ланты это не относится – они так и влачат своё гнусное существование в динозавричьем обличье). И ещё – для любителей сказок с хорошим концом. Конец хороший: с помощью последних научных достижений девушку воскресят. А Андрею на работе даже подарят путёвку в свадебное путешествие. Хотя вот это уже полная фантастика, не так ли? 
     


      
      
      
     СОАВТОР ДОСТОЕВСКОГО, ИЛИ УЛОВ ИЗ УМНЫХ СЛОВ 
      
     «Знаясь с умными людьми…», самарский писатель Иван Капитонов за многие годы собрал целую коллекцию мудрых мыслей и афоризмов, которые и составили одноимённую книгу (Саранск, 2006). 
     «Я собираю афоризмы, моему увлечению в этом году исполнилось двадцать пять лет, не круглый, но всё равно – юбилей. Что такое афоризм? Всё что угодно. Образно изложенная глубокая мысль, красиво сказанная банальность, полная юмора и пошлости шутка и многое другое, за что, как за репейник, при чтении текста цепляется внимание. Закидываешь сеть, и в огромном потоке прочитанных фраз – редкая удача – «меткое словцо», всегда ценимое на Руси. Отношение к авторам афоризмов за столь продолжительное общение претерпело значительное изменение. К глубокому поклонению таланту и гениальности добавилась благодарность за полученные подарки; поскольку подарков становилось всё больше и больше, появилась потребность их разложить «по полочкам», систематизировать. В процессе этой работы окрепло нахальство что-то подправить, дополнить, объяснить с учётом реалий сегодняшнего дня. А какая благодатная почва для самолюбования: развить мысль Монтеня, не согласиться с утверждением Макиавелли, дать новую трактовку позиции Гегеля, опровергнуть самого Ницше…», – признаётся автор в самом начале. 
     На практике это выглядит примерно так: берётся цитата из какого-нибудь великого, а к ней добавляются собственные «мысли по поводу». Ну, например, фраза Достоевского «Одним бунтом жить нельзя». Фёдор Михайлович употребил слово «одним» в значении «только». Однако Капитонов в очередной раз доказывает, какие неисчерпаемые глубины таит в себе русская классика. По мнению Ивана Владимировича, Достоевский имел в виду «один» как числительное. Тогда, по мнению Капитонова, мысль можно развить так: «Одним бунтом жить нельзя», – считал Достоевский. А двумя можно? Вот никогда не думал, что в «Братьях Карамазовых» звучит призыв повторить Великую Октябрьскую социалистическую революцию на «бис». (Правда, это напоминает старый «прикол» «из Пушкина»: мол, строчкой «Октябрь уж наступил» Александр Сергеевич сквозь толщу лет предвосхитил всё ту же Октябрьскую революцию…) 
     Порой «великие мысли» вызывают у автора несогласие и даже раздражение: «Жизнь есть процесс, прежде всего хозяйственный», – утверждает С.Н. Булгаков. А посему, чешите вы отсюда: поэты со своими «любовь-морковь», «грозы-слёзы-мимозы», учёные различных неприкладных мастей, мечтатели со своими воздушными шарами химер. Какой практический толк от воздушного шарика? В хозяйстве важен лоток товара, а не глоток мыслей…» Впрочем, чуть ниже Иван Владимирович самокритично признаёт: «Перечитывая С.Н. Булгакова. И какую напраслину я возвёл на Сергея Николаевича: он и нуден, и скучен, и неубедителен. Болван; это я уже про себя». 
     Согласитесь, самокритика глупым людям не свойственна. Даже просто записывать (не то что комментировать) чужие афоризмы – дело непростое: чтобы отличить умную мысль от неумной, нужно самому обладать незаурядным умом. Автор книги объясняет «выбор жанра для реализации творческих амбиций» так: «Писать романы – это какая же нужна усидчивость? Писать повести – это сколько же нужно времени? Писать эссе, стихи – это сколько же нужно вдохновения? Записывать обрывки раздумий: необходимы нечто похожее на мысль, и лист бумаги в кармане. И то, и другое пока, слава богу, не дефицит». 
      
      
      
      
     

ОЛЬГА РЫЧКОВА

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.