Дмитрий ПАРАМОНОВ: В РУССКОМ ФОЛЬКЛОРЕ ЕСТЬ ВСЁ ДЛЯ НАШЕЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕИ

№ 2016 / 9, 10.03.2016

Дмитрий Парамонов – молодой специалист по традиционной русской культуре, руководитель московской Мастерской гусельного искусства, основатель группы «Китеж», участник фольклорных проектов «Соборяне», «Берегиня», «Дербеневка». Он рассказывает о себе:

02

Фото Натальи Вольвач

 

– Родился я на Южном Урале, на станции Вязовой Челябинской области. А вырос в Нижневартовске, там поступил в пединститут и мотался года, наверное, с 1998 уже в фольклорные экспедиции. На третьем курсе перевёлся в Омск. Там отучился на культуролога, десять лет отработал в Центре по развитию русской традиционной культуры. И потом уже только в Москву поехал…

А фольклором я заинтересовался вот как. В юности играл тяжёлый металл на русском языке. Старался это делать на основе сибирской музыки. Есть такая финская фолк-металлическая группа Amorphis. И вот, ориентируясь на это направление, я задался целью найти свою, отечественную корневую музыку под этот металл. А найти её – русскую аутентичную музыку – оказалось очень сложно. Я обращался в разные инстанции. Начал с библиотек… Но везде либо клюква, либо авторские переработки от русских классиков (Глинка, Чайковский, Римский-Корсаков). Я тогда осознал, что русская классика – это всё-таки не народная музыка. Да, они вдохновлялись ею, отталкивались от фольклора. (Вообще-то любая музыка существует в первую очередь на основе народной. Даже хард-кор.) Но мне нужна была сама аутентичная русская народная музыка… Тогда интернета в таком развитии ещё не было. И в какой-то момент я чудесным образом попал, сначала в Новосибирске, а потом в Омске, в центр, где занимаются фольклором. Стал слушать записи. Сначала, конечно, русскую этническую музыку было слушать неприятно. Она очень непривычна для слуха. Так же, как вам, наверное, не очень приятно будет слушать оркестр каких-нибудь казахских домбристов, играющих гимн Казахстана – как будто консервные банки пустили под горку. Думаешь: «Неужели вот эти противные голоса и есть аутентичная русская музыка?!» Там настолько специфический тембр, какой нигде сейчас в реальной жизни не услышишь… Очень экзотичный такой звук, как, допустим, пение африканских племён. Ты понимаешь, что, да, это этнография, народная музыка какого-то народа, но неужели русские так странно поют? И у меня тоже вначале было какое-то не то чтобы отвращение, но очень сильный напряг.
А потом, когда я сам стал фольклористом, мне в свою очередь писали ВКонтакте, на Ютубе: «А обязательно петь вот таким противным голосом?!»…

– А всё-таки? Обязательно ли петь «таким противным голосом»? Или можно то же самое спеть «красиво»?

– Я и сейчас не могу ответить. Можно и так, и эдак. Но мне нравится, как поют в народе. По всей стране есть разная музыка, с разным тембром исполнения. Все везде поют в России по-разному, но везде «противно» (смеётся). Точнее сказать непривычно, экзотично. И вот эта тембральная особенность вызывает сопротивление у неподготовленного слушателя. Этот тембр по-разному характеризуют – открытый звук, белый звук, ещё всякую фигню придумывают, чтобы описать непривычность, ненормальность его для обывательского слуха. В широких кругах народных этого, конечно, не услышишь. Даже Пелагея, которая вроде бы поёт по-народному, она по сути всё равно поёт по-эстрадному. Или Градский. Он тоже ездил в экспедиции, собирал песни, делал обработки. Но он не поёт по-народному, он пел в обработках – по-эстрадному – как Юрий Антонов, условно говоря.

– Есть понятия пения и исполнения. Одно дело петь своей душой, найти свой звук, органичный для тебя.
И другое дело – исполнять что-то постороннее для тебя, делать звук, интонацию, похожую на что-то или на кого-то. Возможна ли искренность при этом?

– Да, здесь встаёт этот вопрос, что ты ПОЁШЬ НЕ СВОИМ ГОЛОСОМ. Предъявляется обвинение, что ты кого-то играешь, это как бы не ты настоящий. Мне этот вопрос всегда тётя задавала, потому что мы с ней часто поём вместе. Мы пели и эстраду – «Комбинацию», «Ласковый май», – и народные песни пели. Так вот она и народные песни продолжает петь так же, эстрадным звуком, а я пою уже по-народному. И она говорит: «Что ты делаешь?! Зачем ты так голос ломаешь?!» А я отвечаю: потому что так пели! Не я это придумал, так все пели и до меня, и до моих бабушек и дедушек.

– А ты чувствуешь, что внутренне выражает такое пение?

– Я чувствую, во-первых, что это естественный звук. Он во мне есть, заложен в генетике. Для меня естественно так петь, я не считаю, что при этом играю во что-то. Это ещё один мой способ, инструмент выразить свою душу, своё мироощущение. Причём этот способ – более основательный, разнообразный, интересный, чем, скажем, эстрадный звук. Я ведь также под гитару во дворе, в подъезде песни пел тоскливым голосом. А сейчас фольклорное пение стало уже частью моей жизни, и я уже любую песню пою по-фольклорному. Потому что я научился так чувствовать, так изливать мысли про мир и про жизнь…

Да, сначала у меня был период обезьяньичанья. Это у всех бывает. Но потом, когда это уже становится твоим, ты понимаешь логику, понимаешь механизмы, как это работает, тогда ты начинаешь жить этим. Это как математика, арифметика. Поначалу ты играешь в цифры с учителем, ты за ним повторяешь, обезьяньичаешь, таблицу умножения зубришь. И лишь потом понимаешь, как это работает. Однако в традиции всё проходит естественно: так все пели (мама, папа, дедушка), и у тебя вопросов не возникает вообще, что можно по-другому петь. Тут уже диковинкой для людей было пение городское – оперное. Оно казалось странным, как поёт Шаляпин, скажем. На это уже смотрели, как на цирк.

Естественная включённость в традицию очень важна. Мне в этом плане повезло, потому что и дедушка, и бабушка, и мама – все пели народные песни свои местные. Конечно, они пели и «Ой, калина-малина», и «Шумел камыш», такие уже поздние романсы, но всё равно они их по-своему распевали. Мне поначалу, конечно, не нравилось, когда я был ребёнком, убегал от них играть. Но всё равно я это всё слышал. И слышал, как дед играл на гармошке, и видел, как отец пляшет, и у него научился, кстати, многому в русской народной пляске. А вот тем людям, у которых родители этого никогда не делали, привыкнуть тяжело…

– Многие, например, и мы в том числе, просто не понимают, как плясать. Не понимают, как это делать…

– Да. У нас в Москве проходили занятия по народной пляске. И постоянно стоит проблема – переучивать ребят городских, которые привыкли к другой музыке, с африканских движений на русские. Потому что в основном у современных молодых людей именно африканский тип движения в танце заложен. А там все движения идут вверх (вспомните, регги). У русских же наоборот – вниз! (присядка). И этот стереотип очень трудно перебить. Надо человеку в это погрузиться, насмотреться на это, пообезьяньичать какое-то время.
И потом только оно в нём проснётся. Это очень важно, чтобы в тебе пробудились твои родные, исконные ритмы. Потому что даже в ладушки (помните: «ладушки-ладушки, где были у бабушки»?) негр или воспитанный на африканской культуре человек (а тут всё – и рок, и блюз, и рэп) будет играть совсем не так, как это традиционно делали русские, ему трудно будет поймать русский ритм.

– А как в металле, которым ты занимался?

– Там то же самое. Хотя он разный бывает. Вот, например, трэш ближе к традиции, потому что там полиритмия есть, то есть сложные ритмы, которые не вписываются в квадратную структуру. А у русских традиционная музыка как бы волной идёт, внутри которой ещё волны появляются – то есть линейный способ мышления, а не квадратно-гнездовой. В трэше квадрат ломают, но он всё равно остаётся. А в народной музыке его вовсе нет, там, повторюсь, другой тип мышления. Хотя восточная музыка (все эти звуки «Оммм» медитативные, длительные) тоже линейная. Но у русских в музыке есть и то, и то – и запад, и восток. Да и в ментальности.

Когда слушаешь народную песню в аутентичном исполнении даже в записи (а вживую ещё сильнее!) – слёзы льются. Там есть такая штука… это по-разному все называют – некий такой дух, соль, которые тебя пронимают. Не столько сама форма, сколько внутреннее наполнение. Можно эту же песню, которая так тебя пронзила, форму её, выучить и повторить самому, но не факт, что этот катарсис наступит. Если духа нет, песня будет другая, не будет уже так влиять на других и на тебя самого.

– Фольклор для тебя это песни и пляски, или что-то ещё?

– Это ещё и календарь, например. Мы сейчас делаем календарные праздники. На Красную горку каждый год гуляем на Воробьёвых горах. Там собирается молодёжь, водят хороводы, пляшут кадрили, общаются, пьют чай. Так же на Георгия Победоносца (Егорий вешний). Отслужили молебен в храме, потом гуляния, игры, состязания, борьба. Разные элементы в фольклоре есть. Народный театр есть. На инструментах играем, поём. И вот так несколько праздников в год – Пасха, Рождество, Святки, колядования. Живёшь в народном календаре. Каждый год знаешь, что эти праздники будут, и каждый раз заново их переживаешь с разными людьми, в разных местах. Это часть жизни. Чтобы, например, познакомиться со своей женой однажды на вечорке, пришлось провести до этого очень много вечорок, проплясать, перезнакомиться со многими барышнями, и только потом выбрать себе ту единственную и неповторимую. То есть фольклорное движение в отличие от какой-то субкультуры (как панки или готы) – это часть жизни, способ проживать жизнь, способ мыслить, а не просто увлечение.

– Недавно Путин высказал мысль, что в плане государственной идеологии ничего не может быть в современной России, кроме идеологии патриотизма. А как тебе кажется, в какой мере фольклор, традиционная народная культура может участвовать в формулировании русской общегосударственной идеи? Каков идеологический потенциал фольклора?

– Огромный. В принципе в фольклоре всё уже сформулировано. Просто бери и пользуйся. Что главное для любого человека в нашей стране? Семья (разумеется, именно в традиционном, данном Богом её понимании), любовь, достаток (не излишество). Это заключено, если говорить о фольклоре, в ежегодных благопожеланиях волочебников и колядовщиков. Это везде проговаривается, во всех песнях: «чтобы тёлочки телились, свинки поросились, хозяюшка добрилась, хозяин не скупился». Такие всякие пожелания каждый год поются, транслируются, их слышат дети, молодёжь и разносит на колядках.

Дальше: Почитай отца своего и мать. Одна из важных ценностей любого человека, любого народа.

– А в чём разница в этом плане фольклора и катехизиса православного в качестве источника идеологии?

– Есть иерархия традиционных ценностей. Некая вертикаль, на вершине которой практически у всех народов стоит Бог, космический разум или ещё что-то. То есть некий идеал, к которому человек стремится. И этот идеал придумывает не сам человек, а он ему даётся свыше. Человек не способен сам сформулировать смысл жизни – он ему даётся, точнее открывается. В традиционной культуре есть и вертикаль, и горизонталь. Вертикаль Бог – человек (религия, церковь, приход). Семья – горизонталь. Но внутри семьи есть своя вертикаль – отец и сын. Горизонталь дублирует вертикаль на своём уровне. А в фольклоре, в народной культуре это всё преломляется, конкретизируется, облекается в формы, наиболее доходчиво транслирующие эти ценности. Фольклор (традиционная народная культура) создаёт среду, которая эти все традиционные ценности транслирует для каждого человека. Вот вам и идеология России. Надо, чтобы традиция народа, скажем в школе, пронизывала все преподаваемые предметы. Чтобы по истории изучалась не просто экономика и политика страны, но и культурные традиции, культурно-исторический контекст. Должно быть объяснение из контекста традиционной культуры. То же в изучении музыки. Мы должны в первую очередь изучать свою народную музыку, а не музыку, допустим, итальянских композиторов или немецких классиков. То есть прежде всего своё, а потом уже в довесок – остальное. А не наоборот. Скажем, «Танец маленьких утят» могут знать немногие, а хоровод «Вдоль по морю» или протяжную песню «Уж ты сад, ты мой сад» должны знать все. На физкультуре должны играть в народные игры: лапта, борьба стенка на стенку, царь горы и т.д. И так на любом предмете. По литературе изучать даже не только былины, а то, как преломлялись русские народные сказки в творчестве Пушкина, например. Чтобы учителя знали традицию и объясняли каждый предмет именно сквозь призму традиционной русской культуры.

 Беседу вели Евгений БОГАЧКОВ

и Руслан АЛИКУЛОВ

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.