НИКАКОЙ «ЗАРУБЕЖНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ» НЕ СУЩЕСТВУЕТ
№ 2016 / 13, 30.03.2016
На прошлой неделе объявили длинный список премии «Ясная Поляна» в номинации «Иностранная литература», единственной в своём роде для отечественного литературно-премиального процесса.
Как верно заметил присутствовавший на пресс-конференции (в качестве слушателя) директор Государственного литературного музея Дмитрий Бак, у прессы и гостей была редкая возможность услышать качественный разговор экспертов и членов жюри
по номинируемым литературным произведениям, проследить вслед за специалистами основные тенденции современной мировой литературы.
Сам список можно посмотреть на официальном сайте премии, а мы предлагаем нашим читателям наиболее интересные фрагменты его обсуждения на пресс-конференции.
Александр ЛИВЕРГАНТ, главный редактор журнала «Иностранная литература»
Известно, ЧТО хвалит «всяк кулик»… Я представил на этот конкурс книги, которые напечатаны в журнале
«Иностранная литература», по чисто техническим причинам: это произведения небольшие, потому что мы не можем переводить большие романы и, как правило, сегодня этого не делаем.
Я бы хотел выделить из предложенных нашим журналом прежде всего произведение лауреата нобелевской премии Герты Мюллер, немецкой писательницы, прозаика, эссеиста, которое мы напечатали, надо сказать, очень угадав – буквально за два-три месяца до того, как она получила Нобелевскую премию. «Человек в этом мире – большой фазан» называется эта повесть. Перевёл её киевский переводчик Марк Белорусец, известный также по большому тому переводов из эссеистики и поэзии
Пауля Целана, который он осуществил вместе с Татьяной Баскаковой, в недавнем прошлом немецкого редактора нашего журнала. Как я уже сказал, это небольшая повесть, которая рассказывает о жизни немецкого анклава в румынской деревне (сама Герта Мюллер не стопроцентная немка, а румынского происхождения).
Также я хотел бы очень рекомендовать и жюри конкурса, и издателям роман Горана Петровича, который называется «Снег, следы» и был опубликован в № 11 нашего журнала. Тот номер был посвящён целиком сербской литературе, и Горан Петрович там выступает в качестве главной приманки для читателей. Я не убеждён, что этот роман вышел даже в Сербии, а не то что на русском языке. Дело в том, что Петрович любезно предоставил нам этот роман, который, кажется, был тогда ещё не до конца дописан. Мы встречались с ним и с его устным переводчиком Соколовым в Санкт-Петербурге. Это в высшей степени любопытная вещь, представляющая собой такую сагу железнодорожной жизни – повествование о судьбе людей, связанных жизнью и работой с маленькой железнодорожной станцией в «медвежьем углу» Сербии (если относительно этой маленькой страны можно употреблять такое выражение).
И, кроме того, хотелось бы ещё обратить внимание на роман «Ночная трава» Патрика Модиано. Это опять же нобелевский лауреат, который, правда, был и до этого очень известен и многократно премирован.
И в заключение – два слова о романе Джонатана Литтелла «Благоволительницы», который я рекомендовал вместе с ещё несколькими членами жюри. С моей точки, зрения это едва ли не самый серьёзный и интересный вклад в мировую зарубежную литературу за последние 10–15 лет, то есть за всё время XXI века. Кроме того, этот роман интересен для нас ещё и тем, что он весь пронизан внутренними скрытыми цитатами из русской литературы (замечательно назвал Сергей Зенкин своё предисловие к нему при публикации в нашем журнале «Литтелл как русский писатель»). Описывая русскую войну, Литтелл постоянно ссылается на русскую классическую литературу,
которую очень хорошо знает.
Наталья КОЧЕТКОВА, обозреватель Lenta.ru
Первая книга, которую я номинировала в этот список, написана автором до того мне совершенно не известным – это испанец Энрике Вила-Матас. А книга называется «Дублинеска». Если у вас на книжной полке уже стоит «Тайная история» Донны Тартт, «Обладать» Антонии Байетт и «Призрак уходит» Филипа Рота, то рядом можно непременно поставить «Дублинеску» Вила-Матаса. Эта книга встраивается ровно в этот ряд, потому что она о той литературе, которая то ли меняется, то ли уходит, она то ли о конце эпохи Гуттенберга, то ли о смене формата. То ли ничего не грозит литературе, то ли мы буквально переживаем её последние дни. В книге очень интересный герой – шестидесятилетний издатель, когда-то очень успевший, привыкший к светской жизни, к большому количеству алкоголя, после чего ему отказали почки, он вышел на пенсию и пытается жить на пенсию. У него это не получается (не в финансовом смысле, а в мировоззренческом): ему страшно скучно, он в тоске. И он задумывает путешествие в Дублин, собираясь проехать по известным литературным местам. В этом смысле ещё одно большое преимущество этой книги – она представляет собой своеобразную вышивку гладью по контуру «Улисса», то есть все мотивы, все темы, которые в «Улиссе» есть, в этой книге обыграны, подтянуты и необычайно важны автору. Если сейчас существует мода (не только российская, надо сказать) бравировать тем, что «Улисс» – роман неподъёмный и читать его никак нельзя, то перед нами тот случай, когда автор говорит, что без этого романа никуда, он есть символ, воплощение эпохи Гуттенберга. Роман несколько постапокалиптический, но невероятно обаятельный, интеллектуальный и прекрасно переведённый Леей Любомирской.
Вторая книжка «Тоня Глиммердал» – подростковая, в переводе Ольги Дробот. Её автор – норвежская писательница Мария Парр. О скандинавских авторах часто говорят, что это «новая Астрид Линдгрен». Так вот Мария Парр – это такая абсолютно новая Астрид Линдгрен без всяких кавычек. Она очень любопытный человек, довольно молодая (ей лет 30), родом из того места Норвегии, которое, насколько я понимаю, называется «библейским поясом». Но никакой религии в книжке нет, а есть какое-то странное ощущение ценности человеческой жизни и человеческих отношений. Это прекрасная переводная (но при этом благодаря Ольге Дробот абсолютно русская) литература, которая, с одной стороны, ложится на уже понятную в России почву любви к скандинавским авторам, а, с другой стороны, являющая собой сочетание традиции и некоего нового разговора, если угодно, о семейных ценностях.
И ещё одна книжка, о которой я не могу не сказать, это «Детство Иисуса» Кудзее. Полагаю, что о дважды букеровском и однажды нобелевском лауреате говорить ничего не надо. Но хочу особенно выделить перевод, потому что, к сожалению, в рецензиях качество перевода и его нюансы очень часто ускользают. Надо сказать, что эта книга написана по-английски на псевдо-испанском: герои там говорят на испанском, который им не родной (они его выучили по какому-то странному школьному учебнику). И вот это надо было перевести на-русский, учитывая ещё и то, что переводчик имел дело с нобелевским лауреатом… Поэтому я выражаю моё глубочайшее уважение Шаше Мартыновой, которая с этой, непосильной, на мой взгляд, задачей справилась.
И последнее. О собственно списке как таковом. Нет большего ужаса для литературного критика, чем вопрос: «А что мне почитать?». Потому что мы каждую неделю читаем достаточно много книжек, пишем о них и, наверное, можем много слов сказать о конкретной книге и конкретном авторе. Но когда к тебе приходит товарищ из нелитературной среды и просит посоветовать ему «что-нибудь почитать», тут начинается ступор: совершенно не понятно, что отвечать. Так вот, когда организаторы этого конкурса мне прислали эти 31 книгу, я посмотрела и поняла, что это тот самый рекомендательный список, который можно всем давать в ответ на вышеприведённый вопрос.
Евгений ВОДОЛАЗКИН, писатель, литературовед
Меня радует, что в список снова попала книга Даниэля Кельмана. Эту книгу и в прошлом году я предлагал на премию. Называется она «Измеряя мир». Честно сказать, я перевёл бы как «Измерение мира» (не люблю деепричастных конструкций, особенно в названиях; это такой немножко журналистский вариант). Замечательный роман, который вышел в 2005 году. Такой по-доброму юмористический взгляд на две культовые фигуры немецкой культуры Карла Гаусса и Александра фон Гумбольдта. Юмор –
может быть, не то, что сразу ассоциируется с немецкой литературой, но в данном случае это не просто юмор как самоцель, а желание посмотреть на немецкую культуру в целом с другой точки. Мне кажется, такой подход очень хорошо применим как раз к этим двум очень серьёзным людям. Александр фон Гумбольдт измеряет всё, что ему попадается на пути, а Гаусс всё считает. Мне этот роман близок ещё и потому, что это роман о науке (не самая распространённая тема). Даже не о науке, а скорее – о границах науки. На последних страницах романа появляется такая грустная шутка: вот человек всю жизнь занимался тем, что измерял мир, а ныне весь мир уже измерен. И что ему делать дальше?..
Из моих личных симпатий, я бы выделил «Ожидание конца» Джулиана Барнса. Мне кажется, это один из лучших его романов. Не так давно переведённый у нас роман «Англия, Англия», на мой взгляд, гораздо слабее. Интересный очень роман (тут мы сошлись большинством жюри) Кудзее «Детство Иисуса». Штука в том, что там о детстве Иисуса не сказано ни слова. Насколько я помню, Кудзее хотел роман оставить вообще без названия. Но поскольку
у романа, видимо, должны были быть какие-то библиографические данные, то он назвал его «Детство Иисуса», хотя с таким же успехом мог бы назвать, допустим, «Детство Будды». Роман очень сильный. Я бы не сказал, что его приятно и легко читать, но в нём какая-то удивительная поэтика. Такое ощущение, что писал его человек, который хорошо знает нашего Андрея Платонова.
Знаете, в чём новаторство этого романа? У нас всякое место действия писатель пытается объяснить: почему там-то съехались, почему здесь оказались… А в этом романе вообще нет объяснений ни в начале, ни в конце: что это за место, почему именно оно выбрано. Просто условная данность: вот такое место, где встречаются все, кто забыл, что происходит в мире. Можно также вспомнить странный пансионат для клонированных детей у Исигуро в «Не оставляй меня». Литература тут переходит в новое качество. Ей уже не надо объяснять. Это как в театре времён Шекспира: поставили табличку «лес», «море», «поле», и дальше идёт действие. И я вдруг подумал: сколько же мы всего объясняем! А что если сразу начинать действие?
В общем, я это намотал на ус и, наверное, буду этим пользоваться.
Слева направо: А. ЛИВЕРГАНТ, Н. МАЛЁВА (представитель спонсора премии),
Н. КОЧЕТКОВА, П. БАСИНСКИЙ, В. ОТРОШЕНКО, В. ТОЛСТОЙ, А. ВАРЛАМОВ,
Е. ВОДОЛАЗКИН. Фото с официального сайта премии «Ясная Поляна»
Алексей ВАРЛАМОВ, писатель, и.о. ректора Литературного института
В списке тридцать одно произведение, из которых десять изданы в США. Не потому что у американской литературы какое-то преимущество, а потому что она оказалась самой разнообразной. Когда среди книг, изданных в США, мы видим две книги афганского автора Халеда Хоссейни или книгу автора из Нигерии Чимаманды Нгози Адичи, то как-то язык не поворачивается назвать это американской литературой, хотя формально это и так. Надо отметить, что в США сейчас процветает литература «почвенническая», окрашенная в глубокий национальный колорит. Национальные авторы находят себе приют в Америке и пишут там. Два из таких романов мне бы хотелось особенно выделить. Это Афганистан, увиденный глазами афганца, живущего в Америке, его воспоминания. И Нигерия, увиденная молодой, очень интересной нигерийской писательницей. Вообще список интересен тем, что в нём наряду с писателями знаменитыми, чьи имена на слуху (например, Уэльбек), есть люди, о которых мы прежде ничего не знали и которых, благодаря премии «Ясная Поляна», имеем возможность открыть российскому читателю.
Что касается романа Уэльбека «Покорность», это книга, которая стала откровением и сенсацией для западного читателя. Я не знаю, как она воспринимается читателем российским, но эта книга вполне может оказаться пророческой. В ней предсказываются ближайшие события, опасные тенденции, связанные с миграционными процессами. Но мне эта книга показалась скорее публицистической (я уловил больше намерения), чем художественной. Другие произведения Уэльбека мне понравились гораздо больше, чем этот роман. Тем не менее, он в нашем списке есть, и это отражает многообразие современного мирового литературного процесса.
О Кудзее тоже хочется сказать. Я с невероятным напряжением, сопереживанием этот роман читал, всё время ожидая, что сейчас что-то такое произойдёт – и я пойму, почему он называется «Детство Иисуса». И в моём читательском восприятии чего-то ожидаемого так и не произошло. Для меня это скорее роман-вопрос, чем роман-ответ. Что касается Платонова, я согласен с Евгением Водолазкиным, что здесь присутствует какое-то платоновское юродство. Если бы Кудзее оказался с нами за одним столом, я поинтересовался бы, читал ли он Андрея Платонова. Известно, что Хемингуэй ценил этого русского писателя чрезвычайно высоко. Может быть, и на Кудзее Платонов произвёл впечатление. У меня, кстати не было вопросов про место действия. Я очень хорошо представлял себе этих людей и это пространство. Мне кажется, современный мир в этом романе всё-таки угадывается, и это не просто «табличка».
Очень рад, что несколько книг перекочевало из прошлогоднего списка. Я тоже думаю, что крайне интересен роман «Благоволительницы». Это СОБЫТИЕ данного списка. Меня самого обуревают разные чувства, когда я этот роман читаю, но он очень богат смыслами, ассоциациями, и он очень непростой для русского читателя. Шутка ли, наша Великая Отечественная война описывается глазами немецкого офицера! Мы видим там Крым, Кавказ…
Как нам это читать? Это большой вопрос и очень важное интересное чтение.
Я очень рад, что в списке оказался Орхан Памук. Роман «Мои странные мысли», такой сомнамбулический и в то же время очень достоверный, подробный, очень эмоциональный, проникнутый сочувствием к героям. Это роман о Стамбуле (не современном, а нескольких последних десятилетий). Всё-таки хочется, чтобы, несмотря на все политические сложности, культура оставалась культурой. И присутствие турецкого автора в нашем списке, мне кажется, очень важный знак.
Владимир ТОЛСТОЙ, советник президента России по культуре,
председатель жюри литературной премии «Ясная Поляна»
В прошлом году премию получила писательница из США японского происхождения Рут Озеки со своим романом «Моя рыба будет жить». И я до сих пор внутренне убеждён, что выбор нами был сделан очень точно. Ещё тогда мы договорились, что будем просить лауреата предлагать в список на будущий год своих номинантов. Рут прислала письмо, в котором сообщила, что выбрать очень трудно, много интересного, много хорошего. Однако назвала семь имён. Так получилось, что четыре из них в нашем списке уже были к тому моменту, а вещи трёх других писателей, которых она порекомендовала, просто ещё не переведены на русский язык. Может быть, это хороший сигнал издателям. Я могу назвать эти имена. Вполне доверяя вкусу Рут, скажу, что, вероятно, на эти произведения следовало бы обратить внимание переводчикам и издателям: Barbara Kingsolver «The Poisonwood Bible», Marilynne Robinson «Gilead» и Ben Fountain «Billy Lynn’s Long Halftime Walk».
Скажу о своих фаворитах и пристрастиях. Я выделил шесть-семь книг. Пять из них – это такая мощная тенденция – романы о нескольких поколениях той или иной семьи. Тот же, кстати, Орхан Памук – это история о нескольких поколениях семьи в Стамбуле. Нигерийский роман – история семьи на фоне драматических событий в Нигерии. Халед Хоссейни – тоже история нескольких поколений афганской семьи в Афганистане, в Париже и в Калифорнии. Потом потрясающий роман собственно американского американца Филиппа Майера «Сын», где показаны пять поколений техасского рода в разные времена – от покорения Америки до сегодняшних дней. Семейным можно считать и роман «Бог палачей» индийской писательницы Арундати Рой.
И есть противоположная тенденция. В нашем списке два романа, в которых семья вообще отсутствует как класс.
У Кудзее в пространстве романа семьи не существует (есть подобие или что-то вроде, но отнюдь не семья). И очень любопытный роман Дэйва Эггерса «Сфера», где тоже семья отсутствует как явление, потому что она не предусмотрена в этом мире, который на нас сейчас наступает. Вот два полюса: многопоколенческая мощная семейная сага и такое вот будущее не только без пространства, без привязки к какому-то месту, но и без семейных важных связей. Мне это интересно как явление, но я выделяю эти произведения и с художественной точки зрения. Соглашусь, что замечателен перевод Шаши Мартыновой Кудзее.
Но блистателен и её же перевод очень непростого, притчевого романа «И эхо летит по горам» Халеда Хоссейни.
Поддержу наблюдение, что потрясающе себя проявляет национальная литература, авторы которой получили хорошее образование. И не только в Штатах, есть и в Англии такие авторы японского, допустим, происхождения. Это тоже тенденция: люди принесли в другую страну своё национальное. Читать это не только увлекательно, но и важно, потому что совершенно по-другому видишь мир людей. У Орхана Памука – турецкий мир, у Арундати Рой – индийский мир, у Адичи – нигерийский.
Владислав ОТРОШЕНКО, писатель, эссеист
В прошлом году, это, может быть, было не так хорошо видно, когда мы впервые открывали номинацию «Иностранная литература», но со второго раза тенденции в мировой литературе прослеживаются уже очень ясно, отчётливо. Я хочу, например, отметить тенденцию превращения романов-антиутопий в произведения, фактически фиксирующие сегодняшний день. Это то, что мы можем видеть в романе Мишеля Уэльбека «Покорность» и в романе Дэйва Эггерса «Сфера». Полное разрушение жанра антиутопии, которая, как правило, повествует о чём-то далёком, о том, что будет или не будет в некоем отдалённом будущем. Здесь же, пусть и несколько утрированно, но фиксируются те вещи, которые уже происходят! В романе «Сфера» проявились все разоблачения Сноудена о глобальной слежке различных информационных корпораций и спецслужб и показано превращение, слияние интернет-пространства, соцсетей, гаджетов и деятельности спецслужб в одну единую сферу слежки за человеком и управления его поведением. Фактически это УЖЕ ЕСТЬ, и Эггерс это фиксирует в своём романе «Сфера», может быть, заменяя тем самым тысячи различных СМИ, которые что-то лепечут невнятное на эту тему.
То же самое мы видим в романе Мишеля Уэльбека
«Покорность». Это тоже фиксация действительности,
которая так или иначе уже нахлынула на Европу и на мир.
Поскольку имя Кудзее не уходит из нашего дискурса,
я тоже пару слов о нём скажу. Кудзее не просто хотел, чтобы этот роман вышел без заголовка. Когда он читал этот роман в кругу своих друзей-преподавателей, то заметил: «Я бы не хотел, чтобы название романа было на обложке. Мне бы хотелось, чтобы читатель узнал его, перевернув последнюю страницу». Чтобы название как бы обратным светом осветило смысл романа. И тогда, может быть, нехватка этой вспышки в конце, о которой говорил Алексей Николаевич Варламов, выглядела бы по-другому. Но, как сказал Кудзее, никакой издатель не пойдёт на то, чтобы поместить название романа на последней странице. Это роман такой, знаете, мерцающий. Он, с одной стороны, притча, а с другой стороны – реальность. Можно привести сравнение из области физики. Известно, что на микроуровне любая частица мира не является ни материей, ни волной, она в каждое отдельное мгновение то материя, то волна, то есть любая частица нашего мира то
материальна, то нематериальна. Вот точно так же роман Кудзее в разные моменты – то притча, то реальность. И в этом, конечно, большая сила этого произведения, заставляющая его читать, и большое искусство переводчика,
который сумел это передать.
И вторая тенденция, о которой Владимир Ильич (Толстой) уже упомянул. Может, это связано с тем, что дух Льва Толстого витает над нашей премией и генерирует нечто, а может, его имя притягивает, как магнитное поле, определённые вещи в нашу премию. Я бы сказал, что сегодня мы имеем фактически такую техасскую «Войну и мир» в романе Филиппа Майера «Сын». Из этого произведения вообще можно понять историю Соединённых Штатов, дух Америки. Это тот роман, который обязательно должен прочесть русский человек, чтобы лучше понимать эту тоже великую страну, понимать её сущность и душу. Потом… Халед Хоссейни написал афганскую «Войну и мир», Чимаманда Адичи – нигерийскую «Войну и мир». Вот эта тенденция большого романа, который охватывает огромные пласты жизни, пласты истории, семейные драмы – это абсолютно толстовская традиция, литература большого стиля. И удивительно, что именно США остаются в этом смысле такой платформой, лидером, где на английском языке создаются глубоко национальные произведения.
Павел БАСИНСКИЙ, писатель, литературный критик
Чем мне нравится эта номинация «Иностранная литература»? Наших писателей (я учился в Литературном институте и очень хорошо это помню) воспитывают так, что есть русская литература и есть какая-то вся остальная. И вот мы сравниваем, КАКАЯ круче – русская или иностранная литература? На самом деле, когда начинаешь всё-таки знакомиться серьёзно с современной иностранной литературой, ты понимаешь, что нет никакой абстрактной «зарубежной литературы», а есть литературы Франции, Англии, Италии, Испании, США, Германии, и русская литература – это одна из литератур на Земле. Мы в этом смысле немножко избалованы Толстым и Достоевским, которые, как два боксёра-тяжеловеса, всех побили в мире в качестве романистов. Но их сегодня нет, и надо понимать, что русская литература – это просто одна из мировых литератур, и, может быть, даже не лидирующая на текущий момент. Поэтому очень хорошо, что появилась эта номинация и мы имеем возможность сравнивать наши
достижения с достижениями других литератур.
Что касается имён. На меня, безусловно, из этого списка и из прошлого списка самое сильное впечатление произвёл роман Джонатана Литтелла «Благоволительницы». Дело в том, что я вообще не уверен, что этот роман многие прочитали. Чаще люди знают только, что в нём «глазами нациста показано то-то и то-то»… У меня в своё время на чтение этого романа ушли все новогодние каникулы, потому что погружаться в него невероятно трудно. Степень информации, которую он даёт, запредельна. Там есть, например, несколько страниц, где рассказывается «диссертация» о кавказских языках. С другой стороны, когда я читаю страницы Сталинградской битвы, где этот достаточно ещё молодой писатель описывает какой-нибудь Гумрак… Я знаю, что такое Гумрак, потому что я родился в Волгограде. Это окраина Волгограда! Он его описывает так, как будто он там находится. Так же он описывает Пятигорск, Кавказ, Симферополь, Украину. Как Толстой в своё время исходил Бородино. Литтелл ведь тоже два года провёл в России и всё видел своими глазами. В этом смысле «Благоволительницы», конечно, совершенно удивительное произведение, которое, я согласен, наверное, наиболее значительное за последние лет двадцать в мировой
литературе.
Конечно, Кудзее. Хотя после романа «Бесчестье», который меня в своё время просто потряс (и я до сих пор считаю, что это один из главных вообще романов второй половины XX века), ничего сильнее он пока не написал. Но я читаю все его романы. Джулиан Барнс, конечно. Пожалуй, самый сильный английский писатель на сегодняшний день. Таковы мои пристрастия.
Про Уэльбека можно сказать, что это воплощение
современного французского писателя. Если говорим «современный французский писатель», то подразумеваем «Уэльбек». И он действительно такой: смесь прозы, лирики, размышлений, эротики запрещённой… Однако мне он менее близок, чем тем писатели, которых я назвал.
Материал подготовил Евгений БОГАЧКОВ
Добавить комментарий